Конфлизм - Василий Головачев Страница 8

– Так вы не возражаете посидеть в кафе? – робко спросил молодой человек, проводив женщину до первых шалашей. – Можем в город съездить, посидеть в ресторане, у нас машина.

– У меня тоже есть тачка, – сказала она с ноткой едва ощутимого превосходства. – Нет, в город не хочу, раз уж приехала на природу.

– Хорошо, я тоже так считаю. Когда вам позвонить?

– Я сама перезвоню в районе семи часов.

Тимофей проводил её взглядом, отмечая неотразимую плавность походки, заметил, что мужчины на берегу озера тоже смотрят на Руну, и порадовался, что он познакомился с ней первым.

Валера встретил приятеля сакраментальным вопросом:

– Запал, старый?

– Да, в общем… – смутился физик.

– Я видел, как ты на неё смотришь. Нельзя так откровенно смотреть на девчонок, у них пропадает интерес.

– Как я смотрю?

– Как кролик на удава. У таких красивых лахудр поклонников пруд пруди, что и отвращает их от большинства откровенных обожателей. Сдаются они только тем, кто с ними на равных. – Валера критически оглядел Тимофея. – Ты мачо хоть куда, и она это оценила. Но, во-первых, тебе стоило бы научиться драться.

– Не хочу я драться.

– Не ради драки, а чтобы защитить и себя, и подругу. Во-вторых, не гляди на неё с покорностью вола, идущего на убой. Тогда у неё появится другой интерес – покорить тебя.

– Не надо называть её лахудрой, – пробормотал Тимофей.

– Не буду, – согласился Грубин. – Хотя причёска у неё по большей части пацанская. Вы даже похожи: у тебя воронье крыло, и у неё крыло… разве что покрасивше.

– Да ладно тебе.

– Не, серьёзно, вы будто у одного парикмахера стриглись. Ну, что она тебе сказала?

– Позвонит в семь, сходим в местное кафе.

– Тогда стоит забронировать столик, иначе пролетим как солома над Парижем.

– Вот и забронируй.

– Здрасьте! Он втюрился, а столик мне заказывать? Может, тебе ещё и свечку подержать?

– Прекрати хохмить, – обиделся Тимофей.

– Всё, молчу как рыба.

Позагорав ещё часок, оба вернулись в свой полусферический дом.

Валера всё же успел сходить на веранду кафе и договориться с администратором о столике. Поэтому сидела небольшая компания прямо напротив озера с видом на заходящее солнце.

Всего в этом открытом с трёх сторон помещении располагались шесть столиков на четверых каждый, с двумя диванчиками приятного травяного цвета, и практически все они были заняты.

Тимофей украдкой оглядел столики и облегчённо вздохнул: хулиганов, приставших к Руне на пляже, среди сидящих не было.

Поскольку здесь же можно было заказать кальян, от трёх столов к сидящим прилетали не слишком приятные пряные запахи, и Тимофей с досадой поморщился, предпочитая свежие лесные ароматы.

Одетая в белый костюмчик Руна заметила его мину.

– Не любите кальян?

– На дух не переношу, – признался молодой человек, постаравшийся приодеться: на нём был льняной жакет серо-серебристого цвета и такие же штаны. Также он успел навести марафет: побрился, поправил причёску, подстриг ногти и смочил виски двумя каплями «Фаренгейта».

– Я тоже не люблю, – поддержал его Валера, так и ходивший весь день в летнем спортивном костюме. – По мне лучше запаха свежескошенного луга ничего не существует.

– А парфюм?

– Парфюм по его части. – Грубин кивнул на друга. – Но он хотя бы выбирает близкие к природным.

– Да, «Фаренгейт» пахнет вкусно.

Осмотрели меню, сделали заказ.

Тимофей помнил наставления Валеры вести себя сдержаннее, но ничего не мог с собой поделать. Присутствие Руны действовало на него как наркотик.

К удивлению физика, женщина заказала щавелевый суп (объяснив это тем, что проголодалась), добавив сырники.

Сам физик предпочёл бараньи рёбрышки и греческий салат.

Грубин же заставил весь стол закусками, салатами, грибами, нарезками сала и бекона, а также заказал баранье колено.

Из вина взяли бутылку «Кьянти», отказавшись от шампанского. Руна его не любила.

Выпили, оценив вкус вина.

– Вкусно, – кивнула Руна.

– Ничего, – согласился Валера. – Слабенькое.

– Вы не любите крепких напитков?

– Я служил в спецгруппе, а там алкоголь противопоказан. Но винцо позволить себе могу.

– А где работала ваша группа?

– Везде, – ухмыльнулся Грубин. – По России. От Владивостока до Калининграда.

– Расскажете?

– Да нечего рассказывать, служба как служба. Это вот у него работа интересная. Тим, расскажи про свои измерения.

– Да, да, – обрадовалась женщина. – Меня предупредили, что лаборатория работает на переднем крае науки, но никаких подробностей не раскрыли. Что это вообще такое – раскрытие измерений?

– Развёртка, – поправил Тимофей.

– Почему они свёрнуты?

– Перепугались, когда бабахнула Вселенная! – фыркнул Валера.

Руна недоверчиво посмотрела на Тимофея.

– Он шутит?

– Вовсе нет, – покачал головой физик. – Разве что самую малость. На самом деле наша Вселенная рождалась в Большом Взрыве с десятью свёрнутыми в крошечные струны пространственными, точнее, континуумными измерениями, но лишь три из них развернулись при инфляционном расширении в макроструктуры, образовав объём нашей Вселенной: длина, ширина и высота.

– Честно говоря, я троешник по физике…

– Я сдал физику на пять, но тоже не всё понимаю, – рассмеялся Валера. – Тим, лучше объясни на пальцах.

Тимофей, воодушевлённый искренним интересом Руны, сел на любимого конька и начал путешествие по теории рождения Вселенной, созданной Большим Взрывом тринадцать с лишним миллиардов лет назад по каким-то лекалам, предусматривающим десять измерений.

Заинтересовался рассказом и Грубин, несмотря на прежние беседы с другом на темы космологических теорий. Они с Тимофеем не раз обсуждали работу лаборатории, нестандартную даже по современным понятиям. Валера даже как-то спросил приятеля, обнаружив неплохую осведомлённость о физических процессах:

– Но ведь чтобы добраться до внутренностей элементарных частиц типа бозона Хиггса, нужна огромная мощность. Адронный коллайдер в Швейцарии потратил на выбивание бозона гигаватты энергии. Значит, и для развёртки струны измерения… как вы там их называете? Квинтики?

– Структуры Калаби-Яу, квинтики – это термин шефа.

– Во-во, уж яу так яу. То есть чтобы развернуть такой объект, который, наверно, по размерам меньше кварка…