Слепые идут в Ад - Анджей Бодун Страница 8

– Торгующие изгоняются от храма! – присвистнул Эйб. – У нас повышаются шансы, друзья мои.

Что он имел в виду? Впрочем, у меня не было времени додумывать эту мысль до конца. Я, кажется, увидел того, кто был мне нужен. Седенький старичок в широкополой соломенной шляпе сидел на ступеньках портала, положив подбородок на узловатую палку. Заметив нас, он протер очки и приветливо замахал рукой.

– Сюда, господа, сюда! Я вижу, вы здесь впервые! Всего за два доллара я проведу вас вокруг самого грандиозного собора Мальты! – с чудовищным акцентом закричал он.

– Ну вот, а вы боялись! – с издевкой заявил Шлиссенджер, подталкивая нас вперед. – Что-то он нам поведает?

Я чувствовал, что у меня сейчас случится солнечный удар. Пока старик, бодро помахивая тростью, тащил нас вокруг чудовищно большого собора, останавливаясь у каждого кирпича, мои ноги подкашивались, и я ощущал легкий холодок на губах. Перед глазами мутилось. До меня долетали отдельные куски приподнятого монолога о Великой осаде, магистре де Ла Валетта, полах и потолках собора, гобеленах по картинам Рубенса, Пуссена и Прети. Остальное сливалось в общий шум пиратских парусов, скрип галерных весел и стук мастерков на строительстве храма.

– Эти часы всегда показывают 11, – донесся до меня голос старика, словно откуда-то из длинного коридора.

– Я видел в Мюнхене такие же, в пивной "Хофбройхаус"! – почти выкрикнул я, но почувствовал, что мой голос прозвучал слабо и сдавленно.

– Пойдем-ка в тень, приятель. – кто-то крепко обнял меня сзади и скорее отнес, чем отвел к стене.

– Благодарю вас, герр Шлиссенджер, – прошептал я по-немецки, опираясь спиной о прохладный камень и чувствуя, как мои ноги едут вперед по гладкой брусчатке мостовой.

– Не стоит, герр Лагер, – с легким баварским акцентом ответил он. – Садитесь, да садитесь же! – Эйб почти с силой нажал мне на плечи.

– Прямо на землю? – я еще был способен удивляться.

– Не в театре, – отрезал он, расстегивая ворот моей рубашки. Потом Шлиссенджер куда-то исчез и через несколько минут вернулся с жестяной кружкой в руке. – Пейте, – сказал он, доставая из кармана маленькую белую таблетку в прозрачной обертке. – Вам будет легче.

В другой руке Эйб держал свою зеленую американскую кепку, с которой стекала вода. Недолго думая, он отжал ее прямо на меня и надел мне на голову.

– Если в итальянской архитектуре и было что-то хорошее, так это фонтаны, – заключил мой спаситель. – Вам лучше?

– Да, спасибо. Честно говоря, я даже не предполагал, что жара на меня так подействует. Мне легче перенести холод, чем пекло, – попытался оправдаться я.

– У вас еще будет возможность замерзнуть, – заметил он. – Нам стоит догнать экскурсию, если вы не возражаете.

– Да, конечно. – я жестом отказался от его помощи и встал сам.

Теперь смысл многих пояснений нашего провожатого доходил до меня более ясно. Оказывается, в соборе захоронено 356 рыцарей.

– Кажется, у Кавальеро в его "Последних крестоносцах" приводится другая цифра, – скороговоркой выпалил Кьюбит, выразительно глядя на старика.

– Хорошо, хорошо, – закивал тот головой. – Все вопросы после экскурсии.

"Вот уж никогда бы не подумал, что Кьюбит интересуется посторонней литературой." – вздохнул я.

Теперь старик нес что-то о правой руке Иоанна Крестителя, якобы хранившейся в соборе до оккупации Мальты Наполеоном.

– Бонапарт был рыцарски великодушен, – неожиданно выступил вперед Лабриман. – Я слышал, что он позволил последнему из госпитальеров увезти реликвию с собой в Европу.

– Последнему из госпитальеров… – презрительно буркнул Шлиссенджер. – На экскурсиях всегда узнаешь столько интересного…

"Странно, – думал я, – Вроде, все приличные люди, а лезут со своими замечаниями. Да еще в наглую. Ну я – понятно. А Кьюбит? А Лабриман? Ведут себя, как Томсон и Кларк. Один Шлиссенджер – нормальный человек. Бухтит себе что-то под нос. Кстати, что он бухтит? Бред какой-то. Ну жар-ра!"

Старичок благодушно сложил ручки на животе и воззрился на нас.

– Ну, у кого какие вопросы? Только по очереди. Не путайте меня. – он почесал за ухом. – Подходите.

Все застыли в нерешительности, глядя друг на друга.

– Что же вы? – подтолкнул меня Эйб. – Вот мы с молодым человеком спрашивали про часы с кукушкой.

Более идиотского положения я себе и не мог представить. Шлиссенджер стоял в стороне и довольно усмехался. Но старичок ничуть не смутился. Он взял меня под руку и, важно прохаживаясь вокруг чугунной пушки, охранявшей портал, пустился в объяснения.

– Видите ли, мой юный друг, эти часы остановились во время обстрела фашистской авиацией. Тогда еще разбомбили старый мальтийский госпиталь. Их взялся починить… Вы меня внимательно слушаете? Некто ГАМАЛЬ РАВАТ. Уникальный часовых дел мастер. Он живет в КАИРЕ, на улице АЛЬ-ЮСУФ, 8. У него там часовая лавка. – старик сделал еще один поворот вокруг пушки. – Наши городские власти обратились к нему с просьбой: "НЕ СОГЛАСИЛИСЬ БЫ ВЫ ПОСМОТРЕТЬ ЧАСЫ НА СОБОРЕ СВ. ИОАННА В ВАЛЕТТЕ?" Если б он ответил: "НЕТ, Я МУСУЛЬМАНИН И НОГИ МОЕЙ НЕ БУДЕТ НА МАЛЬТЕ", – то тогда, конечно, нет. А то он сказал: "ДЛЯ МЕНЯ ЭТО БОЛЬШАЯ ЧЕСТЬ. Я ДАВНО МЕЧТАЛ ПОСЕТИТЬ ВАШ ОСТРОВ." Вот так, молодой человек.

Третий раз за день я почувствовал себя полным дураком. Старик отпустил мою руку и обратился к Лабриману. Тот нервно передернул плечами и было открыл рот, но дотошный экскурсовод опередил его.

– Помню, помню. Наполеон. Замечательно! А вы знаете, что этот ваш корсиканец натворил в Египте? Не знаете? Так съездите – посмотрите на сфинкса!

Дальше я не слышал, потому что Лабриман резко развернул старика и пустился с ним в путешествие по ступенькам портала. Шлиссенджер, как мне показалось, досадливо сплюнул.

– Что вы здесь топчетесь?! – неожиданно взорвался Кьюбит. – У вас что, своих дел нет?

– Нет. – равнодушно пожал плечами Эйб. – Может, мне тоже интересно послушать про Наполеона. А вы о чем спрашивали, Майкл?

– Ни о чем. – отрезал Кьюбит и пошел прочь.

– Да-а… – протянул Абрахам, доставая сигарету. – В конце войны нервы сдают у всех, но не до такой же степени…