Валентин Понтифик - Роберт Силверберг Страница 8

И хотя Аксимаан Трейш запретила говорить об эксперименте, в Престимоновой долине невозможно было долго держать новость в тайне от других фермеров. Растения второго поколения с толстыми стеблями, поднимавшиеся по всей плантации, едва ли можно было скрыть, и тем или иным путем вся долина узнала, чем занимается Аксимаан Трейш. Любопытные соседи напрашивались в гости и с изумлением глазели на новую лусавендру.

Но все же они сомневались.

– Такие растения высосут из почвы все питательные вещества за два-три года, – говорили одни. – Если она и дальше будет их сажать, то вся ее земля превратится в пустыню.

Другие думали, что гигантские зерна окажутся безвкусными или вовсе горькими. Третьи считали, что Аксимаан Трейш знает, что делает, но даже они считали, что пусть урожай она получит сперва на своем поле.

В конце зимы она собрала урожай. Обычные семена, как всегда, отправились на рынок, а гигантские были отложены на посадку. В третьем сезоне все встанет на свои места: одни гигантские зерна были от клонов, другие, возможно, большая часть, были от гибридов простой и гигантской лусавендры, и оставалось только посмотреть, какие зерна дадут эти гибриды.

В конце зимы, перед весенними паводками, пришла пора сажать рис. Когда с рисом управились, в самой высокой и сухой части полей посадили семена лусавендры. Всю весну и лето Аскимаан Трейш наблюдала, как вырастают толстые побеги, раскрываются гигантские цветы, удлиняются и темнеют толстые стручки. Время от времени она разламывала стручок и рассматривала мягкие зеленые семена. Они были большими, без сомнения. Но каковы они будут на вкус? Вдруг безвкусными или невкусными. Ее ставкой в этой игре был весь урожай.

Что ж, и скоро будет ответ.

В звездодень пришло известие о приезде сельскохозяйственного агента и о том, что на плантации он будет, как и ожидалось, во втородень. Но были и другие новости, беспокоящие и загадочные: приезжает вовсе не Калиман Хэйн, а другой агент, какой-то Эревейн Нур. Аксимаан Трейш не могла понять, как это Хэйн, такой молодой, вдруг ушел в отставку. Еще ее выбивало из колеи, что исчез он как раз перед завершением опытов с протопластом.

Эревейн Нур оказался еще более молодым, чем Хэйн, и раздражающе неопытным. Он начал было в затасканных цветистых выражениях говорить, какая большая для него честь познакомиться с ней, но Аксимаан Трейш оборвала его.

– А куда девался тот? – резко спросила она.

Нур ответил ей, что этого никто не знает, и, запинаясь, объяснил, что Хэйн ушел три месяца назад, ничего никому не сказав, и оставив после себя ужасный беспорядок в делах.

– Мы до сих пор за ним разбираем. Как оказалось, он начал сразу несколько экспериментов, но мы не знаем, каких и с кем, и…

– Один из экспериментов проходит здесь, – холодно сказала Аксимаан Трейш. – Опытный посев усиленной протопластами лусавендры.

– Спаси Божество! – простонал Нур. – Со сколькими же еще личными проектами Хэйна мне придется столкнуться? Усиленная протопластами лусавендра, верно?

– Вы так говорите, будто никогда о ней не слышали.

– Слышал. Но не могу сказать, что много об этом знаю.

– Пойдемте, – сказала Аксимаан Трейш и зашагала мимо рисовых полей, где стебли выросли уже по пояс, в сторону лусавендры. Злость придавала ей силы, и молодой агент с трудом поспевал за ней. На ходу она рассказывала о мешке гигантских зерен, что дал ей Хэйн, о том, как она посадила эти зерна, о гибридизации с обычной лусавендрой, о вызревающем сейчас новом поколении гибридов. Добравшись до первых рядов лусавендры, она внезапно остановилась, побелев от ужаса.

– Владычица, помилуй нас! – закричала она.

– В чем дело?

– Смотрите! Смотрите!

Чувство времени подвело Аксимаан Трейш. Гибридная лусавендра самым неожиданным образом начала разбрасывать семена на две с небольшим недели раньше, чем ожидалось. Под палящим летним солнцем огромные стручки раскрывались с противным щелкающим звуком, похожим на треск ломающихся костей. И каждый, взрываясь, выбрасывал во все стороны огромные семена почти со скоростью пули, они пролетали по воздуху тридцать-сорок футов и тонули в густой грязи, покрывавшей затопленные поля. Конца этому, похоже, не было, через час все стручки раскроются и урожай будет потерян.

Но это было еще не самое худшее.

Из стручков разлетались не только семена, но и тонкая бурая пыльца, очень хорошо известная Аксимаан Трейш. Со всех ног она побежала в поле, не обращая внимания на семена, больно бившие по ее чешуйчатой шкуре. Схватив нераскрывшийся стручок, она разломила его, и облачко пыльцы вылетело прямо ей в лицо. Да. Она самая. Лусавендровая сажа! В каждом стручке оказалась чуть ли не чашка спор, и сейчас на дневной жаре взрывался стручок за стручком, бурая пыль висела над полем отчетливо видимой дымкой, и легкий ветерок относил ее в сторону.

Эревейн Нур тоже хорошо знал, что случилось.

– Зовите работников! – крикнул он. – Здесь все надо сжечь!

– Поздно, – сказала Аксимаан Трейш гробовым голосом. – Уже ничего не сделать. Слишком поздно, слишком поздно. Сажу уже не сдержать.

Ее земля была заражена, заражена безнадежно. Какой-то час – и споры разлетятся по всей Долине.

– Нам конец, разве не видите?

– Но ведь лусавендровую сажу победили давным-давно! – произнес Нур глупым голосом.

Аксимаан Трейш кивнула. Она хорошо помнила, как это было: поджоги, опрыскивания, выведение устойчивых к лусавендровой саже сортов, тщательная прополка всех растений, на которых мог предположительно жить смертельный грибок. Семьдесят, восемьдесят, девяносто лет тому назад они работали как проклятые, чтобы избавить мир от этой заразы! И вот она снова здесь, в этом новом сорте. Только эти растения на всем Маджипуре могли стать убежищем для сажи – ее растения, с такой любовью и заботой выращенные. Своей собственной рукой она вернула лусавендровую сажу в этот мир и выпустила, чтобы заразить соседские поля.

– Хэйн! – взревела она, – Хэйн, где ты? Что ты со мной сделал?

Ей хотелось умереть прямо здесь и сейчас, прежде чем случится то, что должно случиться. Но она знала, что не дождется такой милости: долгая жизнь, что была ее благословением, станет теперь ее проклятием. Треск лопающихся стручков гремел в ушах, как выстрелы наступающей на Долину армии. Она жила слишком долго, подумалось ей, и вот, дожила до конца света.