Лузер - Олег Данильченко Страница 7

Но тот уже и сам понял, какую глупость сморозил, в прямом смысле этого слова, судорожно пытаясь втиснуться в салон. А тут я сижу, и найти место рядом со мной весьма сложно. Наконец, у него получается. Видимо, выдохнул все, что было, по максимуму, дабы сплющиться. Иначе никак. Мокрый, зубы клацают, выбивая рваный ритм, глаза дурные.

– Лллл-луддд-шшшеее бы в ообббб-безззз-зьянн-никк, его, – еле выдавливает болезный.

– Та не влезет этот слон в обезьянник, да и к тому же там замок сломан. Заклинил. Ремонтировать надо.

– Так отремонтировал бы уже давно, – раздается сдавленный голос из-под левой подмышки.

О, второй очухался. Заглядываю туда. Господи святы. Синенький-то какой. В детстве, помню, куры в магазине, которых за глаза называли «синими птицами», выглядели более живыми, чем этот задохлик.

– А ты чего в милицию-то пошел, клоп? – спрашиваю это хрипящее чудо. – Тут здоровье надо иметь, а ты метр с кепкой. Девки в школе обижали, да?

Да нет. Это я не над нашей доблестной милицией… тьфу ты, полицией издеваюсь. Это вот конкретно над этим недомерком. Больше всех беленился, как моська на слона напрыгивал. Собственно, благодаря этому чмошнику я и сижу тут, посреди улицы и природной вакханалии, а не в сухом, теплом гараже, с бутылочкой коньяку. Хорошего коньяку. Дорогого. Мне его клиент подогнал. У него на «сафаре» топливная аппаратура гавкнула. Дизель, он такой дизель. Особенно если этот дизель импортный. Не любит он, когда хорошую солярку ослиной мочой разбавляют. Вот и поломался. Дымит и не едет. В сервисе такую сумму насчитали, что даже богатый бизнесмен послал их подальше. Он не столько денег пожалел, сколько поразился отсутствию совести у автосервисных работников. Уж и не знаю, кто ему меня насоветовал. Два дня возился с лупой и цангами, восстанавливая распылители форсунок. Это судовые форсунки на главном двигателе, с артиллерийский снаряд размером, а сам распылитель с кулак. Здесь-то автомобильный вариант. Чтобы увидеть, как прибивается поясок на игле, лупа нужна, да хорошая. А еще бывают форсунки неразборные. Так те только менять, но тут «сафарь» старый. Под внедорожные покатушки специально тюнинговался. Тогда джапы еще на совесть строили. Потому машины тех лет почти что перпетуум-мобиле. В смысле вечные. Два дня убил на эту тачку. Мужик уехал довольный, сияющий как медный и начищенный самовар. Денег отвалил некисло да пузырь подогнал. Говорит, вез в подарок другу, но за такую работу не жалко, а друг, мол, поймет. Ну и вот, он там, в смысле пузырь, а я тут. Ну, зло берет.

– Да я…. Хррррр.

– Да что ты? – усмехаюсь. – Чмо ты и больше ничего.

Под мышкой слышится щелчок предохранителя «ксюхи». Таки нашарил оброненный автомат.

– Я тебе, Долбин, ща как стрельну, – ярится сержант. Видимо, тоже услышал характерный звяк. – Так стрельну, ни один, мля, хирург твое табельное оружие из твоей же задницы не вырежет. – И далее уже мне: – А ты чего его заводишь?

– Так он, похоже, сам у вас как хорошая тачка, с пол-оборота заводится. И заводить не надо. Шел, никого не трогал. Чего пристали? Да еще стволами тыкали?

– Тебя как звать-то? – спрашивает вдруг.

– Вольнов моё фамилиё называется. Сергей Петрович. Можно просто Серега или Петрович, мне фиолетово, – отвечаю. Мне скрывать нечего, потому как я не вор и не убивец, и даже не алиментщик какой. За деньгами «бывшая» ходить не забывает. Носик морщит, воняет ей, видите ли, а деньги берет. Видимо, и вправду не пахнут.

– Да понимаешь, Петрович, – как-то даже виновато смотрит сержант через зеркало заднего вида, вроде оправдывается, хотя и не должен, – зека на рывок ушел. Рецидивист. Прямо из автокаталажки дернуть умудрился. Его после суда на тюрьму везли. Почти довезли. На Партизанском проспекте свалил. Вот всех и подняли в ружье. Так-то я сегодня выходной должен был гулять. По всем районам шаримся.

– И что? Я на него похож? Рост, комплекция, возраст?

– Нет.

– Ну, тогда какого хрена, мужики? – Удивленно смотрю на сержанта, так как конвоиров подо мной не видно. Они где-то там, в недрах моих подмышек сипят.

– Вот же встряли, – сокрушается сержант, имея в виду погоду и мою тушу. – Еще этот истерик. Ну, вот на кой я тебя послушал, долбо… бин? Когда уже Синицын с больничного выйдет? Чтобы от тебя наконец избавиться. Ты же ходячая неприятность. От тебя, Долбин, одни проблемы. Вот как навязали тебя в экипаж, так и огребаем. – Под левой мышкой злобное сопение, а сержант, походу, порядочный мент, еще из тех, старорежимных.

– Мужики, – говорю, – может, разойдемся краями? Я вас не видел, вы меня. А? Ну, в самом деле, липа ведь, для галочки. Завтра и выпустят. Ну не завтра, так через пятнадцать суток. Мне, собственно, по фигу. Брать с меня нечего. На кой я вам?

– Да ты пойми, мил человек, – сержант поворачивается ко мне, – не можем мы тебя отпустить. Эта паскуда Долбин первым делом за радиостанцию схватилась. В отделе уже знают, что везем тебя. Бумаги пишут и все такое. Они там уже в предвкушении пару висяков повесить, извини за тавтологию. И ту мы приедем без тебя. Без обид, мужик. Ничего личного. Но мне до пенсии полгода осталось. До второй пенсии. Первую-то я давно заслужил, но там деньги смешные. А у меня уже внуки есть. Сам посуди, кто ты мне. Вон того говнюка вини. Но отпустить не могу. Сам же и получу по шапке.

Услышав про говнюка, слева снова завозился недомерок.

– Да не вошкайся ты. – В сердцах наваливаюсь на гада. Хрипит. Автомат снова падает между сидений.

– Только не задави его там… – начинает говорить сержант.

И тут случилось ЭТО.

Что ЭТО? Да хрен его знает. Тряхнуло. Сначала не сильно. Только машина скрипнула рессорами, чуть качнувшись. Потом сильнее. Еще сильнее. А далее началось сущее безобразие. Трясучку даже, наверно, в баллах не подсчитаешь. Как будто кто-то огромный пытался вырвать кусок материка вместе с частью города, да никак не получалось, но этот кто-то продолжал свои потуги, увеличивая прикладываемое усилие. Потухли раскачивающиеся, как в замысловатом танце, уличные фонари, сверкнуло яркой россыпью искр от оборванного где-то выше машины кабеля, теперь только свет фар стоящих в пробке машин продолжал освещать окрестности. Начали рушиться соседние дома, осколки бетона полетели во все стороны. Отовсюду заголосили. Из машин полезли люди. Прямо под дождь и на мороз.

– Землетрясение, мля!!! – заорал конвоир справа из-под мышки.

– Из машины, – скомандовал водитель.

Миг – и я остался один, только сиротливо лежащая под ногами «ксюха» скрашивала мое одиночество. Этот недовоин с перепугу и табельное оружие забыл. Почему сам не выскочил? Ну, во-первых, а что бы изменилось? На середине проезжей части и есть самое безопасное место во время землетрясения, когда с обеих сторон сыплются дома. А во-вторых, не мог я. Одна рука была пристегнута наручниками к переднему пассажирскому сиденью. Доблестная милиция, которая нынче полиция и которая, как водится, меня бережет, порскнула спасать свои жизни, забыв про мою. Однако долго горевать об утраченной «теплой» компании мне не пришлось. Случился последний рывок земной тверди, да такой, что УАЗ сдвинулся в сторону, придавив пробегавшего мимо какого-то мужика в кожаной куртке к машине, что стояла на встречной полосе в своей, встречной пробке. Мужик вскрикнул и затих. Водительская и задняя двери захлопнулись за счет придавившего их транспорта, а задняя правая дверь сама по себе от толчка встала на место.