Путь самурая - Евгений Щепетнов Страница 7

Не много ли в голосе «понимания»? Я должен каяться и кивать головой, а не подпускать в голос яду! Зря это я.

– А раз понимаешь, иди работай. Работай, Каргин, работай! Пока что…

И я пошел. Пока что. Работать.

Вот почему так? Сцука, нельзя было по-человечески попросить? Мол, сделай так, а не эдак, и будет тебе счастье!

Нельзя было. Потому что он – Старый Служака, а я – Щегол На Крючке. Мне намекнули, что, если я сделаю не так, небо мне покажется с полушку. А если сделаю так, как надо, мне позволят и дальше катиться по наклонной плоскости.

А что? Все логично. Каждый человек – кузнец своего несчастья. Я – своего. И всем глубоко наплевать на мои личные трагедии, и вообще на всех – кроме самого себя. Ну и кроме своих близких, само собой разумеется. Это я – гол как соко́л, ни семьи, ни отца-матери. Бывшая теща не в счет. Тем более что она меня ненавидит лютой ненавистью, будто это я виноват, что Маши больше нет. Мол, связалась с этим уродом и погибла.

Кстати, в этом есть своя правда. Не связалась бы со мной, не было бы Настеньки, мы бы не пошли в парк погулять, их не сбила бы машина. Значит, кто виноват? Я! Я? Я… Может, потому я и пью? Может, потому… а может… достало все! Все достало! Совсем – все!

Уселся за свой стол, видавший виды, исцарапанный, залитый чаем, водкой, пивом, шампанским… не знаю, чем его еще заливали, – может, и совсем уж таким… экзотичным для отделения милиции, но не суть важно. Все здесь было старое, потертое, и запах – знакомый уже мне запах. Запах канцелярии, застарелой грязи, табачного дыма, въевшегося в стены, пол и стулья. Я не курю (спасибо отцу и деду), но те, кто курит и остается на дежурства, не отказывают себе в удовольствии покурить в кабинете. А что – форточку открыл и смоли себе на нездоровье! Начальства ночью нет, а выходить в поганый, загаженный туалет, чтобы получить в легкие порцию такого желанного, ядовитого дыма – это влом. Получать удовольствие над унитазом – это для мажоров в ночном клубе, трахающих молоденьких шлюшек, а не для уважающего себя жестко-конкретного мента. А то, что потом вся обстановка в кабинете воняет табачным дымом – да кого это волнует? Некурящих? Перетопчутся!

Я бы сцукам этим курякам рты позашивал! Хотя бы на время!

В кабинете уже сидят пятеро моих коллег – бумажки перебирают, что-то печатают на раздолбанных машинках – треск стоит, будто работает взвод пулеметчиков. Когда у нас, в конце-то концов, будет нормальная техника? Ну, черт подери, конец двадцатого века на дворе! А мы все на раздолбанных машинках фигачим! Даже не электрических – простых машинках! Кабинеты ободранные, линолеум порванный – это что такое? Небось в Кремле нет подранного линолеума!

М-да. Вот так, на контрасте, и растет оппозиция. Впрочем, я не оппозиция, я не прокремлевский. Я просто мент, который пытается выжить и сделать свою работу. Какую? А вот сейчас узнаем какую…

Вот она, главная бумага. Та, за которую мне обещали повесить барабан на шею и отправить в долгое эротическое путешествие. Итак, что мы имеем… ну да, сообщение из травмпункта. Что же еще-то? Сотрясение мозга. Кстати, штука эфемерная и трудно доказуемая в отношении симуляции. Скажи, что тебя тошнит, что в глазах двоится – и вот уже ты на больничке, и вставать тебе нельзя, и, само собой, трудиться. И можно навесить статью – телесные средней тяжести, это если ты пролежишь на больничке больше 21 дня. А чего бы не пролежать, если у тебя ребра сломаны и рука?

М-да. Вот это старичок! Интересный старичок!

Итак, что делать? Ну а что еще делать – ехать в больницу, опрашивать потерпевшего. Узнавать, чего он хочет. Вообще-то даже интересно: что там за эпическая битва?

Собираться – только бумаги утрамбовать. Так, посмотрю, что там еще есть… ага… заявление гражданки Сидоровой о том, что… что такое? Черт! Опять психическая! «Надо мной произвели уникальный опыт. В подвале нашего дома выкачали мою кровь и перелили мне кровь от моей сестры. Этот уникальный опыт был записан на видеокамеру…»

Черт! Ну как же они надоели, эти психи! Время от времени приходится их проверять. По графику. Зачем? Если бы я знал… Вот, например, пришел я «в гости» к парню, который зарубил топором свою мать, после чего отсидел полгода в психушке, типа полечился, и теперь снова живет дома. Пришел я и смотрю на него. Дальше что? Дожидаться, когда он меня зарубит? Когда зарубит соседей? Чего именно мне ждать? Что писать? Как обычно: «Находился дома, по адресу… Состояние адекватное, признаков… не замечено». Все! И дальше пошел! А он через пять минут взял и зарубил соседку топором! Тьфу-тьфу. Что дальше последует? Участковый виноват! Допустил! Не проследил!

Зачем их выпускают?! Убил кого-нибудь, посидел в больничке полгодика – и снова на волю! Делай что хочешь! Убивай! Режь! Бей! Неправильно это. Совсем даже неправильно.

Так, что у нас там еще? Еще два сообщения из «травмы»… бла-бла-бла… отпущены. Легкие телесные… неизвестные люди на остановке… бла-бла… К этим придется ехать, брать объяснение и требовать отказное заявление.

Что еще пришло? Так… проверить по месту жительства… опросить… проверить на разрешительную… ничего серьезного. Текучка. Успеется. Сейчас в больничку!

Собрался, и быстрым шагом из кабинета. Подальше от начальства, целее будешь. Ушел – и с концами. Главное, дать результат! И тогда отстанут. Похмелиться бы… голова трещит, во рту словно кусок дерьма застрял. Отвратительно! А я ведь раньше совсем не пил. Даже пиво. Смеялись сослуживцы – мол, ты не стучишь, случайно, начальству? Все непьющие стучат! Шутка, ага, а глаза такие внимательные, колючие… Не любят у нас белых ворон, особенно таких. Не пьет, не курит, спортом занимается – обязательно это гнида-стукачок! Стучит, точно! Не пьют только язвенники да стукачи!

А теперь я свой. Совсем свой – в доску, в сиську свой. Вдрабадан!

Печально мне что-то. Грустно. Не хочу я быть своим в доску. Таким своим. Впрочем, уже наплевать…

Снова жара, снова автобус, только водитель теперь другой. Хачик, а они власть уважают. Пока уважают. Здесь. Не в Чечне. Впрочем, чеченцы водителями автобусов у нас и не работают. Бандитствуют – да. Магазины держат – да. Но чтобы баранку крутить? Никогда.

Обеденное время. На улице столпотворение: народ куда-то бежит, ларьки торгуют, машин – не протолкнуться! Вот куда они среди дня все бегут? Когда работают? Ну, молодняк я могу понять – гуляют, солнцу радуются, на девчонок поглядывают. А остальные?

Девчонки вырядились – как шлюхи на работе, глазками стреляют. А может, и правда шлюхи? Сейчас это запросто. Путана – звание гордое! Фильмы снимают о их несчастной жизни и выгодной работе. Интересно, сколько девок стали проститутками, насмотревшись такой хрени? Ведь оно как? Стала проституткой – и тут сразу очередь взять тебя замуж! И все иностранцы! И все из хороших, богатых стран! Дуры, ох дуры! И подлецы. Те, кто делает такие брехливые фильмы, – подлецы! Те, кто заманивает девок в грязь, в мерзость, в притоны!

Нет, я не яростный противник проституции. Более того, я за то, чтобы ее легализовать. Построить официальные публичные дома, выдавать «желтый билет», как до революции, и пусть себе пашут. Под медицинским контролем, с уплатой налогов. Ничего не умеешь, кроме этого, занимайся этим, только налоги заплати да здоровье береги! И свое, и клиента! А что сейчас? Криминал! Сколько бандитских групп кормятся на этом деле? Тысячи и тысячи!