Фабий Байл. Прародитель - Джош Рейнольдс Страница 7

Мощные холодильные установки вдоль стен изрыгали в зал морозный туман, лишая воздух тепла и скрывая неопределенного вида существ, которые шумно бегали по полу, негромко тараторя что-то непонятное. По всему залу были расставлены вокс- и пикт-камеры; они записывали все, что здесь происходило, и передавали записи на стоящие тут и там экраны, явно откуда-то позаимствованные. Олеандру предстало собственное изображение под сотней различных углов, но со всеми было что-то не так. Недоразвитых пробирочников тут было больше: они сновали по залу и бормотали что-то друг другу, подготавливая гигантскую коллекцию сырья, которая заполняла все свободное пространство.

Банки с каталептическими узлами, оккулобами и железами Бетчера стояли рядом со стальными стеллажами, на которых покоились оптоволоконные жгуты и протезы конечностей. Большинство из них, по-видимому, взяли у тел, свисавших с потолка на мясных крючьях. Их освежевали до самого черного панциря, а в некоторых случаях и дальше. В грудной клетке одного Олеандр заметил какой-то подрагивающий кокон, а другой явно использовали для выращивания кожных клеток. Пробирочники время от времени вскарабкивались на туши с обезьяньей ловкостью, чтобы отрезать кусок или проверить показания приборов.

Олеандр пробирался через лабораториум, следуя за хриплым голосом Байла.

— Начинаем со стандартного Y-образного надреза, сначала от центра в латеральном направлении… — Его слова акцентировались механическим жужжанием какой-то невидимой машины, приступившей к работе. Олеандр вздрогнул. Он слишком хорошо знал этот звук. Хирургеон Байла — паукообразный набор лезвий, пил, дрелей, ножниц, шприцов, который бывший главный апотекарий изобрел сам.

— После первого надреза хорошо заметны повреждения подкожных тканей, — Раздался влажный звук, с каким ломается череп ракообразного, — Обширная инфекция на реберном каркасе. Костяные наросты распространяются с впечатляющей скоростью. Дополнение: присутствует деформация кости.

В ноздри Олеандру ударил гнилой запах. Вонь горящих костей и плоти. Байл продолжал говорить. Олеандр наконец увидел его — полусидящего на операционном столе под мешаниной люминесцентных ламп и пиктеров.

Кожа на его груди была отогнута, и взгляду представал черный панцирь, располагавшийся под эпидермисом и дермой, в подкожных тканях. На нем виднелись передатчики крови и нейросенсоры различных размеров. Часть черного панциря отделили, и она теперь лежала на подносе, который балансировал на спине дрожащего пробирочника. Тонкие конечности хирургеона висели над худым телом Байла, придерживая лоскуты кожи.

Фабий Байл почти не изменился с их прошлой встречи, несмотря на открытую рану в груди. Те же впалые щеки, спутанные волосы, холодные, пустые глаза. От него несло смесью из десятка запахов, не меньше: формальдегида, свернувшейся крови, резкой химической вони стерилизующих мазей. По усиленному обонянию космодесантника его вонь била, словно материальная. Олеандр закрыл глаза и медленно вдохнул, пытаясь разделить гнилой букет на составные части. Вонь Фабия могла работать как отчет о его состоянии.

Олеандр округлил глаза.

— Повелитель, вы…

— Я умираю, — Байл показал на себя рукой. — Ты это носом чуешь, да, Олеандр? Вонь гнилого мяса, запах консервирующих составов. От меня несет смертью, как и положено ходячему трупу.

Он улыбнулся, и рука Олеандра сама опустилась к мечу. Это была та характерная улыбка, которая больше подходила мертвецу, чем живому человеку.

— Для умирающего вы выглядите на удивление здоровым, повелитель.

— Не называй меня так, Олеандр. Я уже давно не твой повелитель. Если хочешь обращаться ко мне формально, используй мой ранг — главный апотекарий. Передай щипцы, пожалуйста, — Байл протянул руку. Олеандр помедлил. Подвижные конечности хирургеона щелкали и жужжали со смутно различимой угрозой. Прибор нависал над Байлом, словно чрезмерно заботливый скорпион. Байл цокнул языком, — Олеандр, ты никогда не видел, чтобы человек сам себя препарировал? Врач, исцели себя сам. Щипцы, будь так любезен.

Олеандр взял инструмент и передал его. Байл залез в открытый живот и начал там ковыряться. Если ему и было больно, вида он не подавал. Олеандр не знал, в силе воли причина или в мертвых нервах. За годы он повидал и не такое, но неведомым образом равнодушие Байла в сочетании с омерзительно стерильным запахом операционной вызвали у него тошноту. Ощущение было замечательное, пусть оно и отвлекало.

— Я умираю, — сказал Байл будничным тоном, — Медленно, но верно. Подозреваю, что умру в течение нескольких веков. Это тело — в течение считанных десятилетий. Оно у меня не первое и не будет последним.

Олеандр кивнул. За время, проведенное у Байла, он сам помогал не с одной трансплантацией мозга. Клонированные тела долго не жили, тем более учитывая любовь Байла к модификациям.

— Значит, скорость дегенерации растет?

В первые годы после Основания Дети Императора страдали от генетического заболевания, едва их не уничтожившего. Насколько Олеандр знал, Байл был последним живым носителем этой скверны.

— Постоянно, — ответил Байл, — А потому я перейду сразу к делу, уж извини: зачем ты вернулся, Олеандр? Что за гениальный план угнездился в безвкусном комке плоти, который ты называешь сердцем?

— Возможно, мне просто недоставало ваших мудрых наставлений, повелитель.

Одна из насекомоподобных конечностей хирургеона метнулась к Олеандру, и лезвие, установленное на конце, коснулось его яремной впадины. Воин замер.

— А я, возможно, не в настроении выслушивать твои любезности, — сказал Байл, — Отвечай. Или я добавлю твою гортань к своей коллекции.

Олеандр дипломатично сделал шаг назад и, потирая горло, произнес:

— У меня есть к вам предложение, повелитель. Взаимовыгодная сделка.

— Вот как? И что же ты можешь мне предложить?

— Эльдаров. — Байл не засмеялся. Олеандр решил, что это хороший знак, и продолжил. — Мир-корабль, принадлежащий эльдарам. Слабый. Только и ждущий, чтобы его взяли.

Байл вернулся к операции. Олеандр прокашлялся. Некоторые обитатели банок смотрели прямо на него, и он ощутил восхитительно тревожную дрожь, представляя, как они там оказались. Иногда Байл не тратил время на умерщвление сырья. Они порой жутко шумели.

Олеандр снял с пояса трубку.

Это был подарок от знакомой демонетки. Она утверждала, что вырезала трубку из фаланги самого Конрада Кёрза. По длине та подходила и заканчивалась обломком чего-то похожего на коготь. На поверхности были аккуратно вырезаны гнусные слова, а вдоль всей длины были пробиты позолоченные отверстия. В эти отверстия вставлялись крохотные стеклянные пузырьки, висящие на шее Олеандра, после чего можно было вдыхать различные приятные стимуляторы. Он вставил зеленый и засунул трубку в рот.

— Все сосешь эту дрянь? — заметил Фабий.

Олеандр сделал глубокий вдох.

— Зло есть добро, добро есть зло.