Меня зовут I-45 - Вера Огнева Страница 7

Энцо покосился на Малую. Та хмурилась и вздрагивала, когда зрители ревели особенно громко. Казалась совсем не к месту в этом бардаке. Он затолкал ее в более-менее свободный угол, подальше от ринга, и огляделся. Вроде на них никто не смотрел, пристать не должны.

Пара минут еще никого не убила, верно?

– Жди здесь, я скоро буду.

Малая послушно кивнула, пряча глаза. Вот и умница.

Оставив ее, Энцо продрался сквозь толпу. За рингом, в душном, обитом дешевым пластиком кабинете выпивал Аларих – легко узнаваемый, несмотря на прошедшие годы. Когда-то крепкий, а теперь рыхлый от возраста, он выделялся на фоне собравшихся «псов». В зубах дымилась сигарета, грозя поджечь усы и кудрявую рыжеватую бороду. На пальцах блестели перстни. Натуральный патриций, хоть и опустившийся; при деньгах, со связями.

Энцо шагнул за порог и остановился, когда к виску прижалось холодное дуло.

Аларих поставил бутылку. Парень по правую руку от него – Егерь, так его звали – оскалил десяток наточенных металлических зубов. По левую руку дохнул дымом Пятый. Еще один наемник.

Эзопа, старого друга и предводителя «псов», видно не было. Энцо зря искал его взглядом.

– Дружище! – Аларих вдруг расплылся в улыбке. Дуло пушки убрали от виска. – Сколько лет, сколько зим. Семь, если я не ошибаюсь?

Он не ошибался.

– Не думал увидеть твою марсианскую задницу снова. Но стая рада приветствовать брата.

Собравшиеся закивали, и Энцо нехотя салютовал в ответ. Вести переговоры со старым патрицием он не рассчитывал. От Алариха за световой год несло ложью.

Но перед крио Энцо взял на себя часть чужих грешков. А долги полагалось возвращать.

* * *

Что Седьмая курия – Тартар наяву, стало понятно сразу. По тому, как все кругом смердело, как толкались прохожие. Капли конденсата с труб шлепали по лбу, заставляя морщиться. Пахли ржавчиной. Шумели автострады – сверху, снизу, по всем сторонам, во всех направлениях. Казалось, они с Энцо попали на огромное, нескончаемое шоссе. На перекрестках I-45 втягивала голову в плечи, боясь, что какой-нибудь из огней сейчас размажет ее по опорам верхних уровней. Влетит и не заметит. Мгновенная смерть. Но Энцо держал ее руку крепко. Уверенно тащил вперед, по лужам, мимо звенящих колокольцами бродячих торговцев, сквозь жирный смрад закусочных. Повсюду слышались незнакомые наречия и странные голоса – гортанные и цокающие, шипящие и крикливо-высокие. «Словно за яйца подвесили», – фыркнул Энцо, когда один такой взвился прямо у них над ухом. I-45, конечно, не знала, как разговаривает подвешенный за яйца, – и разговаривает ли вообще, после такого-то, – но посмеялась от души.

Ее смех быстро затерялся в гуле, грохоте и стуке.

Седьмая кишмя кишела любителями халявы с окраин. Все хотели перебраться поближе к центру, собратья I-45 по мечте. Но на их пути лежала зона отчуждения – полоса земли между защитными куполами Седьмой и Шестой курий. Пересечь ее можно было только одним путем – на экспрессе, билет на который стоил дорого. Многие приезжие искали работу, легальную и не очень, копили, да так и оседали в Седьмой. Некоторые теряли терпение и пробовали перебраться через зону пешком.

Их даже не останавливали: до цели все равно никто не добирался. Шестьсот стадий – нешуточное расстояние, если бежишь в разреженном воздухе, а тебя жарит радиация. Рассказывали, что тела потом собирал специальный робот-уборщик. Собирал и отвозил в хранилище там же, в зоне.

Все это I-45 узнала, сидя за ларьком быстропита на углу мотеля. Энцо устроился рядом, жуя кебаб. Самой есть не хотелось – дух масла, вонь топлива и собственного грязного тела отбили аппетит напрочь.

Тем вечером Энцо вел себя странно. Ходил напряженный, говорил редко, чаще огрызался. Затем повел в какие-то подвалы. Лестница сменялась лестницей, кругом делалось все темнее, люди толкались и кричали. Громко играла музыка. И Энцо ушел. Не нашел лучше места, где оставить. Так и не сказал, куда отправился, а I-45 не спрашивала, хоть и боялась до дрожи. Не могла отделаться от мысли, что он не вернется, и сразу же стала просчитывать варианты, чем она могла прокормить себя в Седьмой.

Кроме собственных органов и тела на ум ничего не приходило.

Пару минут (хотя казалось, что целую вечность) она просто стояла у стены. Вслушивалась в гомон, крики и вой. Звуки ударов. Холод расползся по коже, тени людей и предметов плыли в световых сполохах. Не выдержав, она села и уткнула лицо в ладони, унимая растущую панику.

Нужно было собраться. Готовиться к возможному самостоятельному путешествию.

Путешествию куда? Зачем?

– Юпитер всемогущий… – прошептала. Подумать только, какую-то неделю тому назад собиралась покрыть все расстояние до центральных курий в одиночку. Бравая слепая Сорок Пятая, ха. Да если бы не помощь Энцо, она бы погибла еще тогда, у шоссе. Оказалась еще беспомощнее, чем думала…

Снова почудилось жужжание – как гул высоковольтных проводов, только на изнанке черепа. И бормотание далеких голосов, как из трубки коммуникатора. В висках начало колоть. I-45 мотнула головой, силясь вытряхнуть странные звуки из головы. Слишком много электроники, она чувствовала каждую мелочь. Хаос сигналов навалился так, что даже затошнило. Раньше было не так громко, и это пугало. Может, она заболела? Подцепила какую-нибудь инопланетную дрянь… Говорили, от одной сходили с ума за день. Сначала чудились голоса, потом у предметов цвета менялись, а после из носа шла кровь и все – мгновенная смерть.

I-45 оцепенела, когда рядом кашлянули.

Она что, была не одна?

В полумраке закутка качнулась едва различимая тень – кто-то сидел у стены. Рядом с тенью светился прямоугольник. Блокнот. У него батарейка садилась, машинально отметила I-45. Сигнал был слабым.

– Что крошка забыла в этом гадюшнике? – поинтересовался женский голос. – Не страшно тебе?

Страшно, конечно. И больше всего пугала эта самая женщина. Когда успела подобраться?

I-45 не ответила ничего – мама учила не говорить с незнакомцами, а случай с лавандовой машиной отбил это желание окончательно.

– Как насчет сыграть? Выиграешь раз – дам триста денариев. Выиграешь дважды – четыреста. А? Как?

Нашла дуру. I-45 нащупала в кармане разменную карту, которую оставил Энцо. Двести денариев. Больше и не требовалось.

– Чего не отвечаешь? Гордая?

– Не гордая, а слепая.

На, получи. Как ты будешь играть с тем, кто не видит?

Но женщина только рассмеялась.

– Что, прям совсем слепая?

– Почти.

– А у меня и для «почти» игры есть. Тебя как звать?

– Малая, – брякнула I-45, не подумав. – И денег нет у меня.

– А мы без денег. Просто так. Скучно мне.

Ну раз просто так… Все равно нужно ждать Энцо. Как он ее найдет, если она уйдет в другое место?