Фрагменты - Дэнни Уоллес Страница 7

Маркус наклонился к Изольде и легко коснулся ее плеча:

– Напомни мне, кто этот новенький?

– Эшер Вульф, – прошептала Изольда. – Заменил Уэйста в качестве представителя Сети безопасности.

– Понятно, – протянул Маркус, вставая. «Нельзя убить одного солдата, не сделав всю армию своим врагом».

– Что считали наилучшим, – повторил Вульф. Он окинул взглядом толпу, потом снова посмотрел на Кесслер. – Наилучшим в данном случае они посчитали убийство воина, отдавшего свои здоровье и безопасность ради защиты их секретов. Если мы заставим их заплатить ту же цену, что заплатил тот парень, возможно, новый состав Сената избавится от привычки считать такие решения «наилучшими».

Маркус взглянул на сенатора Хобба, недоумевая, почему тот молчит. Он считался лучшим полемистом Сената, но Маркус давно привык думать о нем как о человеке мелком, склонном к манипуляциям и оппортунизму. Он также был отцом малыша Изольды, и Маркус сомневался, что сможет когда-нибудь вновь начать уважать человека, не проявлявшего ни малейшего интереса к своему нерожденному ребенку. Сейчас он демонстрировал такое же равнодушие к судебному процессу. Почему он не принимает ничью сторону?

– Я полагала вопрос решенным, – не сдавалась Кесслер. – Уэйст и Делароза предстали перед судом и приговорены, они скованы наручниками и находятся на пусти к лагерю, где заплатят за…

– Они находятся на пути к идиллическому загородному поместью, где будут вкушать стейки и ухлестывать за толпами румяных одиноких фермерш, – съязвил Вульф.

– Выбирайте выражения! – взвилась Кесслер, заставив Маркуса вздрогнуть. Дружа с приемной дочерью Кесслер, Зочи, он наблюдал подобные приступы ярости столько раз, что не в силах был сосчитать, и теперь не завидовал Вульфу. – Вопреки вашим женоненавистническим поклепам на наши сельские общины, – продолжала Кесслер, чуть успокоившись, – обвиняемые отправляются не на курорт, а в исправительный лагерь, где их ждет тяжелый труд – тяжелее, чем любая работа, которую вы когда-либо в своей жизни выполняли.

– И вы не собираетесь кормить их? – «невинно» поинтересовался Вульф.

Кесслер закипела:

– Разумеется, их будут кормить.

Вульф выгнул брови в насмешливом удивлении:

– Тогда, может быть, вы лишите их свежего воздуха или солнца?

– Где же еще им предстоит работать на тюремной ферме, если не в поле?

– Тогда я не понимаю, – усмехаясь, продолжал Вульф. – На мой вкус, все это не выглядит каким-то страшным наказанием. Сенатор Уэйст, не дрогнув, отдал приказ убить одного из своих собственных солдат, юношу, находившегося под его командованием, и за это приговорен к мягкой постели, трехразовому питанию, свежей пище, недоступной нам здесь, в Ист-Мидоу, и куче девиц, о которых только мог мечтать…

– Вы все говорите о девицах, – прервал его Товар, – что именно вы себе воображаете?

Вульф помолчал, изучающе глядя на Товара, потом подхватил листок бумаги и, пробегая его глазами, заговорил:

– Возможно, я не совсем правильно понял суть запрета на смертную казнь. Мы не вправе никого убивать, поскольку, как вы говорите, «на планете всего тридцать пять тысяч человек, и мы не можем позволить себе потерять еще двоих», – он поднял глаза. – Так?

– Теперь у нас есть лекарство от РМ, – сказала Кесслер. – Значит, есть и будущее. Мы не можем позволить себе потерять ни одного человека.

– Поскольку должны обеспечить выживание нашего вида, – кивнул Вульф. – Плодиться и размножаться. Конечно. Мне рассказать вам, откуда берутся дети, или попросить принести доску и мел и нарисовать?

– Речь не о сексе, – сказал Товар.

– Вы правы, черт возьми!

Кесслер воздела руки к небу:

– А если мы не позволим им производить потомство? – спросила она. – Вы останетесь довольны?

– Если они не смогут производить потомство, нет никаких резонов сохранять им жизнь, – не унимался Вульф. – По вашей же собственной логике.

– Они смогут работать, – возражала Кесслер, – пахать поля, молоть пшеницу для всего острова, выра…

– Мы сохраняем им жизнь не для производства потомства, – тихо произнес Товар, – и не для того, чтобы использовать как рабов. Мы сохраняем им жизнь, потому что убить их было бы неправильно.

Вульф покачал головой:

– Наказание преступникам – это…

– Сенатор Товар прав, – наконец заговорил Хобб, вставая. – Речь не о сексе или потомстве, или физическом труде, и не обо всей той ерунде, которую мы тут наговорили. И даже не о выживании. У человечества есть будущее, как мы сказали; пища, дети и прочее нужны для этого будущего, но они не самое главное. Это средства нашего существования, но не цель и не смысл его. Мы не можем быть сведены – и не должны сами сводить себя – на уровень чисто физического существования. – Он подошел к сенатору Вульфу. – Наши дети унаследуют не только наши гены, не только города и фермы. Они унаследуют нашу мораль. Будущее, обретенное нами с открытием лекарства, – это драгоценный дар, который мы должны заслужить, день за днем и час за часом, будучи людьми, достойными будущего. Хотим ли мы, чтобы наши дети убивали друг друга? Конечно, нет. Значит, мы станем учить их собственным примером, что каждая жизнь бесценна. Убийство убийц – плохой пример нашим ученикам.

– Забота об убийцах – тоже, – возразил Вульф.

– Мы заботимся не об убийцах, – вдохновенно отвечал Хобб, – мы заботимся обо всех: старых и молодых, свободных и осужденных, мужчинах и женщинах. И если один из них окажется убийцей – или два, или три, или сотня окажутся убийцами, – мы все равно будет заботиться о них. – Он невесело улыбнулся, – Мы не позволим им убить кого-то еще, очевидно, – мы не глупцы. Но мы не убьем и их, потому что хотим быть лучше. Хотим найти высшее оправдание нашему бытию. Теперь у нас есть будущее, так не станем же начинать его с убийства!

Зал огласили жидкие аплодисменты, на взгляд Маркуса, некоторые звучали явно вынужденно. Часть людей выкрикивала возражения, но атмосфера в зале изменилась, и было ясно, что спор окончен. Вульф не выглядел довольным, но после прочувствованной речи Хобба явно не рвался настаивать на смертной казни. Маркус хотел посмотреть на реакцию заключенных, но никак не мог их увидеть. Изольда пробормотала что-то себе под нос, и он пригнулся, чтобы расслышать ее.

– Что ты сказала?

– Сказала, что он глупый актерствующий ублюдок, – раздраженно бросила Изольда, заставив Маркуса, поморщившись, отступить. Ему не хотелось в это вникать. Девушка настаивала, что ее связь с Хоббом была добровольной: она многие месяцы была его помощницей, а он красив и очарователен, – но в последнее время ее отношение к нему явно изменилось в худшую сторону.

– Кажется, нам нет нужды продолжать прения, – объявил Товар. – Кто за то, чтобы приговорить Марисоль Деларозу и Камерона Уэйста к пожизненному заключению с работой в сельскохозяйственном лагере Стиллуэлл?