Королевская кровь. Сорванный венец - Ирина Котова Страница 7

Хотя и заработал за это взгляд, способный заморозить даже вулкан.

Лицо Марины было ему незнакомо, но поведение вызывало много вопросов, а больше, чем машины и скорость, Люк Кембритч любил загадки. Нерешенная загадка мучила его днем и ночью, как зуд в труднодоступном месте, мешала заснуть, заставляя работать мозг и упорно искать решение. Зуд по этой загадке начался еще вчера, сразу после отъезда девушек. Промучившись день и ночь, Люк понял, что ему не хватает информации, и решил доверить ее сбор профессионалу.

Люк, опираясь на трость, дошел до кабинета начальника, постучал и зашел внутрь. Майло жестом показал ему садиться. Сам он что-то писал и, удивительное дело, периодически нетерпеливо постукивал карандашом по столу и поглядывал на дверь.

Но вот она открылась, и сзади раздались шаги. Люк повернул голову и мысленно присвистнул. Дело обещало быть не просто интересным, а ОЧЕНЬ интересным. В кресло у окна опустился премьер-министр Минкен, поприветствовавший лорда Кембритча легким кивком.

– Прежде всего, – заговорил премьер, – я вынужден просить всех присутствующих не упоминать о данном разговоре нигде и никогда.

Это предупреждение было излишним, но Люк и Тандаджи кивнули, подтверждая услышанное.

– Лорд Кембритч, господин Тандаджи рекомендовал вас как крайне молчаливого человека, специализирующегося на особо щекотливых делах.

Люк из чувства внутренней иронии промолчал, только кинул быстрый вопрошающий взгляд на начальника. Тот был невозмутим, как всегда.

Минкен молчание собеседника оценил, одобрительно сверкнув глазами.

– Еще раз прямо скажу, что дело, с которым я обратился в Зеленое крыло, крайне конфиденциально. Повторяю: никто, кроме нас троих, не должен знать об этом поручении.

Люка начало раздражать это хождение вокруг да около, и он с тоской вспомнил, что забыл сигареты в машине. Тандаджи был крайне демократичен, и ежели сотрудник хотел курить, он мог курить в его кабинете – не прерывать же из-за этого совещание! Сам начальник рудложской разведки не курил. Точнее, курил, но не табак, что очень расстраивало его мамочку и жену, периодически объединявшихся ради избавления сына и мужа от хоть и редкой, но вредной привычки, несмотря на перманентное состояние войны между собой.

Дело в том, что Тандаджи, как истинный тидусс, был крайне привязан к маме и настоял, чтобы она, овдовев, жила в их с супругой замечательном доме. Но две хозяйки превращали его пребывание там в ад, поэтому трудоголиком Майло был не только прирожденным, но и вынужденным.

А уж наличие или отсутствие сигареты в руках сотрудника никак не мешало господину начальнику секретной службы хвалить его, если есть за что, или методично и досконально втаптывать в землю, ежели, не дай боги, сотрудник где-то налажал.

– Вам будет предоставлена только та часть информации, которую вам нужно знать, – продолжал Минкен, водя длинным пальцем с аккуратным ногтем по ручке кресла. На среднем пальце левой руки у него поблескивало черное кольцо-печатка, передающееся от одного премьера к другому. – Ваша задача – в кратчайшие сроки посетить указанных в этом списке людей и задать им необходимые вопросы. Ответы желательно записывать на диктофон, но так, чтобы, если вас перехватят, носитель не нашли, даже разделав труп.

Деликатный Тандаджи при слове «труп» чуть поморщился – не потому, что боялся или не одобрял разговоры о мертвых. В его должности с отошедшими в мир иной приходилось встречаться чаще, чем с любимой супругой, а некоторым (ладно, больше, чем некоторым) и организовывать встречу с иным миром раньше срока. Просто в его ведомстве мальчиков не было, все знали инструкции и понимали, как нужно действовать, чтобы избежать утечки. А уж возможную смерть тем более не обсуждали, заданию просто присваивалась степень сложности от самой легкой «Д» до самой сложной и опасной «А». «Агент всегда должен быть готов умереть», – любил повторять впитавший мудрость своего народа Тандаджи, читая лекции в школе службы внутренней и внешней безопасности. Правда, тидуссы вместо «агент» говорили «мужчина», но сути это не меняло.

– С необходимой информацией вас ознакомит подполковник Тандаджи, – закончил премьер и встал. – И, лорд Кембритч, – он понизил голос и пристально глянул на смотрящего на него снизу вверх молодого человека, – если ваши поиски увенчаются успехом, я вас не забуду.

После этих слов он величественно проследовал из кабинета, оставив Люка в веселом недоумении, а Тандаджи – в состоянии легкого недовольства от вторжения вышестоящего аристократа на его территорию. Впрочем, недовольство на лице Майло было скорее похоже на улыбку от дурман-травы.

– Что это было? – спросил Люк, когда шаги премьера затихли.

– Это, мой молчаливый друг, – равнодушно (но получилось с изумительным сарказмом) ответил Тандаджи, – очередная попытка войти дважды в одну реку. Подойди-ка сюда.

Люк послушно встал, прихрамывая, обошел стол и остановился у плеча начальника.

– Возьми в верхнем ящике, – обронил Майло, раскрывая толстенькую папку, лежащую прямо перед ним. На папке наискосок была приклеена бирюзовая зачарованная полоса – знак высшей секретности. Папка настраивалась на конкретные руки, и открыть ее могли только несколько человек. В случае попадания не в те руки она мгновенно исчезала, чтобы появиться в огромном начальственном сейфе, стоявшем в святая святых Зеленого крыла – личной спальне Тандаджи, где его запрещалось трогать и в которой он отдыхал от трудов праведных и любимых домашних мегер.

Люк непонимающе глянул на начальника, наклонился открыть ящик и чуть не прослезился – там лежал блок сигарет его любимой марки «Вулканик» и россыпь зажигалок.

– Отец родной, – простонал он, затягиваясь, – все, ты меня купил с потрохами. Я у тебя любимчик, да?

– Ты у меня головная боль, гонщик недоделанный, – процедил Тандаджи, брезгливо отряхивая пепел с драгоценных бумажек, хаотично застилающих стол. – Смотри сюда. Справишься – забуду про дурь с участием в ралли и сломанную накануне парламентской встречи ногу.

Люк опустил глаза в папку. Пилил начальник с большим умением, «поговорил и простил» – это было не про него. А проштрафился Люк знатно.

Тогда проходила какая-то архиважная встреча между братскими и связанными нерушимой дружбой (правда, Тандаджи едко называл эту дружбу взаимным зажатием в клещи) государствами Инляндия и Рудлог. Люку, как инляндскому коренному дворянину, предстояло провести среди соотечественников почти десять дней, занимаясь благородной разведкой, а если попросту – вынюхивать, подсматривать и подслушивать, не вызывая при этом подозрений из-за своего происхождения. Вместо этого он отдыхал в реанимации, выйдя из комы только на третий день.

Люк снова затянулся, глядя через плечо начальника на знакомое большое фото из папки. Фотография была обработана под черно-белый вариант, но все равно производила сильное впечатление.

Посередине сидит высокая статная женщина с очень светлыми, почти платиновыми волосами. На голове – изящная корона с семью зубцами. Взгляд ее полон силы, сама она немного полновата, но это не портит ее удивительную холодную красоту. Королева Ирина-Иоанна в тяжелом и широком бальном платье с узким корсетом и орденскими лентами, надетыми наискосок через обнаженное плечо, держит на коленях младшую дочь – четырехлетнюю Каролину. Из-за их близости видно, насколько волосы дочери темнее, чем у матери: если у королевы платина, то у принцессы, насколько он может судить по черно-белому снимку, скорее русые. Каролина с лицом-сердечком и убранными назад волосами очень старается не шалить, и поэтому вид у нее немного испуганный.