Перезагрузка - Эми Тинтера Страница 7

Рано утром Мэнни привел салаг в спортзал, где должен был состояться отбор. Они двигались за ним ровным строем, со скованными страхом и усталостью лицами.

Следом вошли несколько врачей в белых халатах. Тесты и рентгенологические исследования должны были продолжиться и в этот день и еще больше вымотать новичков. Я вспомнила, как сама мчалась по беговой дорожке с крутым подъемом, увешанная всевозможными хитроумными устройствами. Врачи наращивали скорость, пока я не рухнула.

Позади тренеров столпились группы рибутов; всем было любопытно взглянуть, кому из новичков какой наставник достанется. Эвер стояла в углу слева в окружении нескольких унтер-шестидесятых. Привалившись к стене, она внимательно рассматривала новичков.

Я повернулась и сразу заметила Двадцать два. Он смотрел на Лисси, но, перехватив мой взгляд, улыбнулся и шевельнул губами.

«Пожалуйста», – проговорил он беззвучно.

Умолять меня было напрасным трудом. Живые мишени занимались этим регулярно. «Пожалуйста, не забирай меня». Или: «Пожалуйста, не трогай меня». Или: «Пожалуйста, не убивай меня». Всё без толку.

Но эта улыбка… я еле сдержалась, чтобы не улыбнуться самой.

Нет. Дикость какая! Я не позволю этому не в меру улыбчивому чудику спровоцировать меня на какую-нибудь глупость. Я была лучшим тренером и брала только лучших новичков.

«А может, они становятся лучшими благодаря тебе».

Эта мысль не покидала меня с прошлого вечера.

Дверь распахнулась, и в зал вошел офицер Майер, начальник пяти филиалов КРВЧ. Все сразу затихли. Он остановился возле медиков и сцепил руки на выпиравшем животе. Большую часть времени офицер Майер проводил в Розе, самом крупном комплексе из пяти, и часто приходил взглянуть на салаг. На протяжении всей шестинедельной обработки он наблюдал за ними, чтобы выделить годных и отсеять ненадежных.

– Сто семьдесят восемь, – произнес Мэнни.

Я посмотрела на него, и он кивнул в ответ. Мэнни уже знал, что я его выберу. Ему сказали другие рибуты.

Я перевела взгляд на Двадцать два. Сколько он протянет у Лисси? Через пару недель они отправятся на задание, а с послужным списком Лисси он проживет не больше двух месяцев.

Двадцать два не отвел своих темных глаз. Мало кто отваживался на это. Люди предпочитали вообще не смотреть на меня, а рибуты либо боялись, либо ощущали мое превосходство.

Да еще эта улыбка. Такая неуместная. Никто из салаг не улыбался, все они стояли с затравленным видом и представляли жалкое зрелище.

Он и впрямь был диковинным созданием.

– Сто семьдесят восемь? – повторил Мэнни, выжидающе глядя на меня.

– Двадцать два.

Это вырвалось у меня прежде, чем я успела передумать. А улыбка на его лице стала еще шире.

Тренеры удивленно посмотрели на салаг. Настроение Лисси заметно улучшилось.

– Двадцать два? – переспросил Мэнни. – Каллум?

– Да, – подтвердила я и украдкой взглянула на офицера Майера, который потирал подбородок и кривил рот в гримасе, граничившей с разочарованием. Я ждала его отповеди и была готова к приказу взять другой номер, но Майер промолчал.

– Хорошо, – произнес Мэнни. – Сто пятьдесят?

Хьюго открыл рот, потом захлопнул, нахмурился и повернулся ко мне:

– Ты уверена?

Двадцать два рассмеялся, и Мэнни жестом приказал ему заткнуться.

«Нет».

– Да, – ответила я.

– Я… тогда Сто двадцать один, – сказал Хьюго, глядя на меня так, будто ждал возражений.

Я не возразила. Просто стояла и смотрела, как другие тренеры забирали своих новичков и отваливали, чтобы обсудить процесс обучения. Оцепенев от собственного решения, я дождалась номера Двадцать два, который неспешно подошел ко мне, держа руки в карманах черных брюк.

– Значит, я тебе все-таки нравлюсь, – изрек он.

Я нахмурилась. Что тут скажешь? Да, он был необычен. Да, он был мне интересен. Но чтоб нравиться? Это чересчур.

– Или нет, – рассмеялся он.

– Я обдумала твои слова. О том, почему я не тренирую низкие номера.

– А-а, значит, я ни при чем.

Он улыбнулся, и мне показалось, что он не поверил ни слову. Мне стало не по себе, я неловко переступила с ноги на ногу. Появилась какая-то нервозность, а я никогда не нервничала.

– Ты хорошо бегаешь? – спросила я.

– Вряд ли.

Я вздохнула:

– Встречаемся каждое утро в семь на крытой беговой дорожке.

– Лады.

– Постарайся не кричать, когда я буду ломать тебе кости. Меня это бесит. Плакать можно, это ничего.

Он просто-таки покатился со смеху. Я не поняла над чем. В моих словах не было ничего смешного.

– Усек, – сказал он, тщетно пытаясь сдержать улыбку. – Кричать нельзя, плакать можно.

– Ты когда-нибудь держал в руках оружие?

– Нет.

– Особые навыки есть?

– В технике неплохо разбираюсь.

– В технике? – с недоумением повторила я. – Где ты видел в трущобах компьютеры?

– Я не из трущоб. – Произнося это, он понизил голос.

Я моргнула.

– Ты из рико?..

– Никто так не выражается, – усмехнулся он. – Просто Остин.

Да, никто так не выражался – никто из рико. А снаружи, в трущобах, мы пользовались испанским словом, которое переводилось как «богачи» и относилось к зажиточным городским районам.

Я быстро оглядела спортзал. Из рико было несколько рибутов, но они явно находились в меньшинстве. Я ни разу не обучала таких. Мой последний стажер, Мария Сто тридцать пять, выросла на улицах Ричардса, и это ее закалило. Из трущоб выходили лучшие, сильнейшие рибуты. Двадцать два оказался с двойным изъяном. Я уже сомневалась, что выбрала бы его, если б знала о его происхождении.

– Как ты умер? – спросила я.

– КДХ.

– Я думала, что в богатых районах уже ликвидировали вирус КДХ.

– Почти. Я просто один из немногих счастливчиков.

Я поморщилась. Умирать от КДХ было паршиво. Вирус получил свое имя от названия города, где находился первичный очаг эпидемии – Килл-Девил-Хиллз, что в Северной Каролине. Это был мутировавший штамм респираторного вируса, который часто встречается у детей. За несколько дней он уничтожил большую часть человечества.

– Меня отвезли в больницу в трущобах, потому что не могли позволить себе лекарства, – продолжил он.

– Идиотизм какой-то.

Всем было известно, что КДХ процветал в трущобах. Там никто не вылечивался.