Сироты - Роберт Бюттнер Страница 7

Орд продемонстрировал двум ребятам, как сложить руки в импровизированные носилки. На них посадили бледного, словно оконная замазка, Паркера; он обхватил ребят за шеи, и его поволокли в лазарет. Он скрипел зубами, но не проронил ни слова, пока взвод выстраивался на ротную линейку на замерзшей, залитой прожекторным светом земле.

— Доброе утро, третий взвод! — обратился к нам Орд.

— Доброе утро, господин инструктор! — с деланной радостью ответили сорок девять голосов.

— Хотите пробежаться до сторожевого поста?

Ага, как иголкой в глаз.

— Так точно, господин инструктор!

— Обычно утреннюю гимнастику проводят в тренировочном костюме и спортивной обуви. Их ожидают с минуты на минуту.

Небось везут из России вместе с углем.

— Поэтому сегодня вы будете заниматься в обычной форме. Я уверен, вы послушались моего совета и размяли вчера вечером полевые ботинки.

Мамочки!

Орд повернул нас направо, и наши четыре взвода из четырех рядов превратились в четыре колонны. Мы двинулись шагом, потом перешли на бег. Орд бежал сбоку и запевал ровным голосом. А я-то думал, мерзавец скажет что-нибудь хорошее о Паркере. Теперь парня либо уволят со службы, либо переведут на повторный курс, когда заживет нога. Так и так я остался без соседа.

После четырехсот ярдов я покрылся испариной, а жесткие ботинки терли мне пятки. Ничего, скоро остановимся.

Когда мы добежали до дощатого здания, которое Орд называл сторожевым постом, пот заливал глаза, я тяжело дышал, и пятки горели. Я глянул на Орда: его ботинки едва касались земли, голос ни разу не сбился с ритма. Пора поворачивать.

— Все согласны продолжить бег до расстояния пистолетного выстрела?

Может быть, все задыхались, как я. Может, просто струсили. Никто не возразил.

— Пре-крас-но! Замечательная погода для тренировки.

Когда мы, наконец, повернули — где-то в районе Лос-Анджелеса, — я отстал от роты ярдов на пятьдесят. Все из-за этой куртки и высоких ботинок. Я был газелью, закованной в хоккейную форму. Ну хорошо, видать, и правда следовало подготовиться к армии, как все предупреждали.

За моим левым плечом послышались предсмертные хрипы. Я оглянулся. Сзади маячил еще один несчастный: его голова на тощей шее высовывалась из полевой куртки, будто из черепашьего панциря; очки болтались на носу. И то благо: я хоть не последний.

Парень поднял глаза и всхлипнул:

— Господи!

Я поберег дыхание. Я думал, он плачет от боли или усталости, пока не проследил за его взглядом. Орд отстал от роты и, как стервятник, приближался к нам. От этой картины я сам чуть не зарыдал.

— Трудности, курсанты?

Черепаха в очках потрясла головой. Орд улыбнулся.

— Так держать, Лоренсен. Курсант Уондер ищет нового соседа. Думаю, вы составите идеальную пару.

Орд решил повесить на меня этого шута! За что?! Я не какой-то там слабак, просто чуть-чуть не в форме. Мало того, что потерял Паркера, который знал здесь все ходы и выходы, так теперь еще придется нянчиться с этим придурком.

Орд припустил вперед и, будто сова, облетел роту.

— Похоже, — запыхтел шут. — Инструктор. Хочет. Чтобы мы. Познакомились. Вальтер Лоренсен.

И он попытался протянуть руку, пока мы, спотыкаясь, бежали рядом, но она болталась, как носовой платок на ветру.

— Джейсон Уондер, — через зубы, не столько от боли, сколько от перспективы нашей дружбы, процедил я.

Когда мы добрались до линейки, Орд заставил нас убираться в казармах, чтобы остыть перед завтраком. Потом марш на мозолях до столовой (остынь мы еще чуть-чуть и превратились бы в ледяные фигуры). Из трубы на крыше столовой шел дым. Мое сердце радостно застучало: нет дыма без сами знаете чего.

Мы остановились. От тепла и еды нас отделяли две параллельно стоящие горизонтальные лестницы на высоте баскетбольного кольца. Первые двое в строю сняли рукавицы, вскарабкались по деревянным ступенькам и, раскачиваясь по-обезьяньи, преодолели лестницу. Под дружное улюлюканье они скрылись в теплой и сытной столовой. К лестнице подошла следующая пара.

Настал наш с Лоренсеном черед. Ледяной холод пронзил мои ладони, когда я ухватился за перекладины. Ничего, руки у меня всегда были сильными. На полпути я оглянулся. Лоренсен болтался, держась одной рукой за вторую перекладину. Вылитая сопля цвета хаки.

— Пара, сойти со снаряда и стать в конец строя.

Мы слезли, и Орд махнул двум следующим.

— Прости, Джейсон, — прошептал мне Лоренсен, пока мы пританцовывали в конце очереди.

— Да ладно, нестрашно. — Я подул на руки.

Позади здания, рядом с нашим постоянным положением в строю, какой-то дурень посадил тощее деревце. Деревце обложили камнями, превратив в центр хиленького садика, ожидающего весны. Надо бы намекнуть дуракам, что, пока вместо дождя с неба сыпется пыль, весны не будет.

После трех неудачных попыток, мы вошли в столовую последними. Вальтер потирал ободранные руки: он так и не добрался дальше второй перекладины. Кое-кто из сидящих фыркнул, глядя на нас. Мы съежились, как прокаженные.

Пока кровь возвращалась в мои застывшие конечности, я обежал взглядом столы. С пластмассовых подносов шел пар от яичницы с ветчиной и оладьев. От запаха у меня слюнки потекли.

— Это хорошо, — сказал Лоренсен. — Без ДНП.

— А?

— Без «дерьма на палочке» на завтрак. Бутерброд с рубленным мясом под сметанным соусом. Считается совершенно несъедобным. Мой дед служил в армии и постоянно на это жаловался. Он получил орден Почета.

— За то что их съел?

Лоренсен расплылся в улыбке.

— Ловко ты меня, Джейсон.

Ага, ловко. Я улыбнулся в ответ и расправил плечи.

Следующие дни слились в сплошной кошмар из холода, усталости и пота. Учили нас непонятной туфте, типа как ходить в строю или как кипятить воду, чтобы не подхватить заразу. Монотонность нарушили демонстрацией пластиковой взрывчатки; это напугало меня до полусмерти. Я с десятилетнего возраста боюсь всего, что взрывается: тогда при мне на День независимости Арнольду Рудавицу петардой сорвало ноготь с пальца. Сказали, на одной из тренировок будем бросать настоящие гранаты. Обязательно заболею накануне.