Иной вариант - Владислав Конюшевский Страница 7

От этих мыслей мне стало совсем нехорошо. Но почти сразу появилась злоба. Фигассе! Какие-то бедуины-бабуины меня просто так, походя, пристрелят? Эх, сюда бы ствол, я бы им показал, что такое русская спецура! Но с голыми руками шансов нет… Даже если прыгну на пацана, то здоровый меня в полете срежет…

А может, чернявая с переводом ошиблась или не так их расслышала? С внезапно вспыхнувшей надеждой я повернул голову налево и, стараясь не шевелить губами, уточнил:

— Они прямо так и сказали, что убьют?

Мне в ответ тихонько всхлипнули:

— Большой сказал молодому что-то вроде — «господин, идите в машину, мы сами тут все закончим». А молодой отказался…

Нет, не ошиблась… Точно — хана…

И глазки у этого малолетнего упыря что-то уж совсем странно загорелись. То ли маньячит потихоньку, то ли в первый раз в жизни людей кончать будет, вот и мандражирует. Ухватившись за эту мысль, я приказал себе перестать трястись и попробовать прикинуть дальнейшее развитие ситуации. Может, хоть что-то это даст. Так… щегол явно нервничает, постоянно облизывая губы. Да и пальцами — вон как рукоятку автомата сжал. Сейчас его вскинет и начнет стрелять? Хм, вряд ли… Ему для стрельбы повод нужен будет. Это здоровяк без особых эмоций всех бы покрошил. Потому как профессионал. А мелкий змееныш волнуется. Но и упивается ситуацией. Так, так, так… Истероидный тип? Угу, похоже. Значит, наверняка — будет искать повод. Доколупается до какой-нибудь мелочи, разорется и только потом, брызгая слюной, начнет палить. Весь магазин выпустит, тем самым доказывая, что он взрослый мужчина и кровавых дел не боится. Себе доказывая, «Шварценеггеру»-няньке, бойцам своим вонючим, папику долбаному…

Ага — вроде пока все логично. То есть для начала он обязательно должен подойти к кому-то из нас и завести разговор. Понятно, что их время сейчас сильно поджимает, но с момента уничтожения охранника прошло всего несколько минут. Шума боевики не наделали и могут себе позволить в боевой обстановке провести дрессуру молодого волчонка. Точнее, не просто рядового волчонка, а сыночка очень крутого папика.

Да уж, действительно, Восток — дело тонкое. Вот, захотел отпрыск арабского набоба лично гяуров пострелять, и запретить ему никто не осмелился. У здоровяка только и хватило духу, чтобы мягко ему посоветовать уйти, пока спецы будут заниматься своей работой. А пацан в ответ закусил удила — как же, ведь его уход может быть воспринят подчиненными как слабость. Глупо это, конечно, и непрофессионально… совсем непрофессионально. Но нам сейчас любые ошибки противника на руку…

Единственно — отпустит ли его «Шварц» одного, пусть даже на эти пятнадцать-двадцать шагов? Или будет идти рядом? Вообще-то должен отпустить. Ведь, идя рядом, он подвергнет сомнению способность мелкого гада к самостоятельным поступкам и тем самым принизит его самооценку. Да и кого опасаться? Толпу старичков? Щупленького полуобморочного гида? Тех трясущихся жиробасов из Лос-Анджелеса? А может, меня с девахой? Вряд ли. Я, конечно, вовсе не выгляжу задохликом, но внешний вид сейчас играет на меня. Одна панама чего стоит…

Да и не догадываются они, что тут русский затесался. Группа ведь иностранная. А все эти инострики с детства приучены в подобных ситуациях не рыпаться. Поэтому щегол должен пойти один… Угу — в поисках повода. Будет идти, заглядывая каждому в глаза. Ощущая себя вершителем судеб. Накачиваясь куражом и предвкушением. А как накачается — начнет…

Так может — дать ему повод? Что я теряю? Если он начнет с того края, то шансов вообще не останется. А если ко мне подойдет в упор, то хоть прикрыться им попробую. Автомат сдернуть, конечно, не успею. Пистолет… нет, ствол у него в кобуре. Остается нож, рукоять которого торчит из ножен на ремне. Вариант, конечно, дохлый. Очень дохлый, но это лучше, чем ничего. И если здоровяк при нем действительно нянькой работает, то в первую же секунду меня не пристрелят. Не пристрелят из-за опасения зацепить командира. Главное — самому не подставиться. А там — куда кривая вывезет. Но всяко-разно это лучше, чем подохнуть вообще без всякого трепыхания! Уж щегла я завалить сумею и тем самым расстрою «Шварценеггера» до невозможности. Ведь папаша этого недомерка за смерть сына со всех боевиков голову снимет. Хоть какая-то радость напоследок…

Все эти соображения заняли не больше полудесятка секунд, и арабчонок еще не успел согнать упрямое выражение с морды, возникшее после вопроса своего зама. Выражение-то не согнал, но глазами уже начал обшаривать строй людей, стоящих возле стенки. Значит, сейчас всё и завертится.

План вчерне сложился, и, может, мы со стоящей рядом незнакомкой, ошибались в своих предположениях, но быть оптимистом в данной ситуации просто глупо. Упустишь момент — помрешь совсем бесполезно… Да и адреналиновая волна уже пошла по телу. Поэтому, опять повернувшись к еврейке, я тихо сказал:

— Когда все начнется, встань за меня.

— Что начнется?

— Просто держись позади меня. Поняла?

Девчонка, может, и не совсем поняла, но взглянула вполне осмысленно, кивнув в ответ. А я почти в голос добавил:

— Дорогая, отпусти, пожалуйста, руку.

Есть контакт! Араб, который уже собирался подойти к середине строя, услышав мои голос, нехорошо улыбнулся и направился к нам со словами:

— Чего это вы там шепчетесь, дети собаки?

Здоровяк и второй бандит при этом остались на месте, с интересом наблюдая за развитием событий. Даже оружие к плечу не вскинули, продолжая контролировать толпу просто направленными в ее сторону стволами. Здорово! Получается, что подляны не ожидают и дают право пристрелить меня с девахой именно этому салабону. А на себя возьмут остальных.

И нож у арабчонка без предохранительного темляка. Держится только за счет пружины в ножнах. Это радует, так как после начала моего движения каждое мгновение на счету будет. Тем временем сынок высокопоставленного папы, остановившись напротив нас, повторил свой вопрос:

— Чего замолчал, гяур? У себя в Америке вы обычно очень голосистые. А сейчас уже штаны мокрые? — И, обращаясь к наполовину спрятавшейся за меня барышне, добавил: — И ты, еврейская свинья, не прячься, не поможет. Когда твои соплеменники убили моего старшего брата, я поклялся уничтожить тысячу израильтян. Пришло время исполнять клятву.