Сэнгоку Дзидай. Эпоха воюющих провинций - Алексей Вязовский Страница 7

— Эмуро Ясино, — догнал меня Хиро. — Позвать его?

Я кивнул.

— Господин, много новостей. Сегодня утром прилетел голубь из Итихары…

Заметив мой вопросительный взгляд, генерал пояснил:

— Это столица провинции Кадзуса, которую ваш батюшка пожаловал своему брату Сатоми Ёшитойо. Ваш дядя объявил мобилизацию в день суйё-би. [20]

— А сегодня какой день? — Я себе в памяти сделал зарубку разобраться с системой названий дней недели.

— Гэцуё-би, [21]разумеется… — Хиро украдкой посмотрел на меня и тяжело вздохнул.

Тем временем мы пришли в садик, который оказался очень японским: маленький ручеек, впадающий в пруд, покрытый лилиями; горбатый мостик, украшенный фонариками; дорожки из песка и гравия, выложенные камнями необычных очертаний; множество небольших деревьев, в основном хвойные — миниатюрные сосны и туи, а также я заметил пару ив и кленов. Между деревьями — аккуратно подстриженные кустарники. Внутри сада стояли две постройки. В одной я узнал традиционный чайный домик с верандой, а другая, судя по приглашающему поклону жены, оказалась баней.

— Генерал, вы не составите мне компанию? — махнул рукой в сторону павильона.

У японцев не такие представления о стеснительности, как у европейцев. Вполне нормальным считается париться голым в одной горячей ванне с незнакомцами, в том числе разнополыми, публично мочиться или испражняться, а в современной Японии веб-трансляции родов со всеми подробностями недавно стали весьма популярным жанром. Я подумал, что за пятьсот лет мало что изменилось, и генерал поймет меня правильно.

Так и случилось. Симодзумо помялся немного, но потом начал развязывать пояс кимоно. Окружение поспешило оставить нас вдвоем. Мы разделись и зашли внутрь домика. Там нас ждали два банщика, больше похожих на огромных сумоистов. Толстопузые, мясистые, с мощными руками. Они поклонились, посадили нас на бамбуковые скамейки и начали намыливать. Я без смущения разглядывал жилистое тело генерала. Настоящий воин — ни грамма жира, несколько шрамов и отметок от ран. И странная татуировка на груди — голова рычащей собаки. Вымывшись, мы с Хиро залезли в огромную бочку, наполненную горячей водой, почти кипятком, и продолжили разговор.

Из общения с генералом я узнал следующее. Помимо погибшего отца, жены и ребенка, у меня есть еще три ближайших родственника. Дядя, мать, живущая в буддийском монастыре, и родной брат Хайра Сатоми. Хайра младше меня на три года и сейчас вместе с дядей срочно скачет в Тибу. Хиро-сан обмолвился ненароком, что Ёшитойо Сатоми — второй человек в местной иерархии. В отсутствие отца именно он замещал дайме клана Сатоми. И теперь мой дядя собирается начать войну с Огигаяцу. Отомстить убийцам отца — дело святое, но вся эта спешка мне показалась странной. Ведь в Тибу послезавтра съедутся главы всех самурайских семей и родов двух провинций.

— Дядя собирается объявить себя дайме Сатоми? — в лоб спросил я генерала.

— Скорее всего, да. — Прямота Хиро мне начинала импонировать. — Все, кто откажется принести присягу новому главе клана…

— …Им предложено будет совершить сэппуку, — закончил я за самурая.

Мы замолчали, каждый обдумывая свое. Я вытер пот на лице специальным полотенцем и решился расставить точки над «i»:

— Хиро-сан, вы меня поддержите?

— Да, — твердо ответил генерал. — Ёшитойо-сан — бесчестный человек и плохой самурай. Он не следует пути бусидо. [22]Любит пытать и мучить врагов, а во врагах у него половина провинции. У кого-то отнял запасы риса, у кого-то женщину… Даже если мы присягнем ему на верность, умрем раньше, чем увидим головы огигаяцу, насаженные на колья. Только ваш отец мог контролировать вашего дядю. Теперь, когда Ёшитаки нет в живых, я уверен, что он ввергнет нас в войну с Ходзе, и это станет началом конца клана Сатоми.

Кое-что начало проясняться. Хиро рассказал, что клан Огигаяцу всего год как стал вассалом крупного дайме — Ходзе Уджиятсу по прозвищу Дракон Идзу. Сам Уджиятсу несколько лет был одним из регентов, правивших от лица малолетнего сёгуна из династии Асикага. В последние годы сёгунат Асикага начал терять контроль над Японией. Ходзе под шумок решили подмять под себя плодородную равнину Кванто — японскую житницу, где выращивают больше половины всего риса Страны восходящего солнца. Около миллиона коку.

Пока вылезали из бани и вытирались, пока появившийся Акитори-аптекарь перевязывал мне голову, я вспомнил, как шутил мой банковский коллега: средней субтильности японец в год съедает около ста пятидесяти килограммов риса — как раз примерно один коку. Миллион коку — это сто пятьдесят тысяч тонн риса. Нехило. Так, с активами все более-менее ясно, хотя и не до конца. Надо выяснить про пассивы, а самое главное — про местные деньги. Ставлю себе вторую зарубку в память.

Одевшись, мы перешли на веранду чайного домика, где нас уже ждала Тотоми. Тут же служанки, повинуясь малейшим движениям ее веера, начали подавать еду. Сначала налили в пиалы традиционный зеленый чай, после чего принесли пшенную кашу на воде, перепелиные яйца, кусочки жареного угря с соевым соусом. Завтрак не помешал генералу и присоединившейся к нему жене вводить меня в курс дела.

На равнине Кванто находятся девять провинций пяти разных кланов. Кадзуса и Симоса — провинции клана Сатоми, Сагами — форпост Ходзе, Мусаси — принадлежит Огигаяцу, но фактически там правит старший сын Уджиятсу — Цунанари Одноглазый. Провинция Мусаси — самая богатая из всех, больше двухсот тысяч коку ежегодного дохода. Для сравнения, Кадзуса и Симоса — обе дают около ста двадцати тысяч коку. Я попросил принести мне письменные принадлежности.

Через пару минут передо мной лежит сероватая бумага, чернильница с черной тушью и кисточка. Притихшие Тотоми и Симодзумо с интересом ждут шедевров каллиграфии. Но боюсь, каллиграфия не входит в число наследуемых от прежнего владельца качеств. А в мою бытность японским банкиром — я практически ни разу не писал иероглифы от руки, в основном на компьютере набивал нужный текст. Нет, при обучении мы проходили написание базовых идеограмм, но честно сказать, это искусство прошло практически полностью мимо меня.

— Когда я очнулся после удара копьем, — ткнул я пальцем в повязку, — в голове родилась идея, как писать цифровые иероглифы короче.

Арабские цифры привели генерала и жену в восторг. Особенно концепция нуля. Как выразился Хиро: ничто в цифрах — это очень по-дзенски. [23]Тут в Японии вообще любят с пустотой возиться. Во время медитации добиваются пустоты разума, дабы мысли не засоряли ум и не мешали прозрению. Во время боя самураи специально входят в состояние сознания, лишенное мыслей, — это ускоряет реакцию. Быстренько набросав на бумаге цифры в разрезе провинций, я продолжил изучать местную географию, благо вместе с кисточкой и тушью умница Тотоми догадалась приказать принести и карту Японии. Кстати говоря, выполненную очень качественно, в цвете. С точностью все тоже было о'кей — Токийский залив нельзя было не узнать. Хотя никакого Токио сейчас и в помине нет, на карте красуется подпись — море Эдо. Полуостров Босо, где, собственно, и располагались две провинции клана Сатоми, деля полуостров практически пополам, — также был очевиден. Слева естественным водоразделом между Симосой и Мусаси протекала и впадала в залив река Эдогава. Справа, уже по территории Симосы, катила свои воды в Тихий океан крупная река Тон. С полсотни деревень, порт, два города, два замка, леса, озера, пяток дорог и часть широкого тракта Токай-до вдоль побережья — вот и все богатство домена Сатоми. Негусто.