Пена дней - Борис Виан Страница 7

— Я хотел бы влюбиться, — сказал Колен, — тыхотел бы влюбиться. Он хотел бы idem (влюбиться). Мы, вы, хотим, хотели бы. Онитакже хотели бы влюбиться…

Он завязывал галстук перед зеркалом в ванной комнате.

— Осталось только надеть пиджак, и пальто, и кашне инатянуть перчатку сперва на правую руку, потом на левую. Шляпы я не надену,чтобы не испортить прическу. Ты что тут делаешь?

Это он обратился к серой мышке с черными усами, котораязабралась явно не туда, куда надо, в стакан для зубной щетки, и с самымнезависимым видом оперлась лапками о его край.

— Предположим, — сказал он мышке, присев на крайванны (четырехугольника из желтого фаянса), чтобы быть к ней поближе, —что я повстречаю у Трюизмов моего старого друга Шоз… Мышка кивнула.

— Предположим, — а почему бы и нет? — что онпридет туда с кузиной. На ней будет белый свитер, желтая юбка и звать ее будутАл… нет, Онезимой…

Мышка скрестила лапки, явно выразив удивление.

— Да, — согласился Колен, — это некрасивоеимя. Но вот ты — мышь, и у тебя усы. Что ж тут поделаешь?

Он встал.

— Уже три часа. Я из-за тебя опаздываю. А вот Шик и… Шикпридет туда наверняка очень рано.

Он облизал палец и поднял его над головой, но тут жеопустил: палец обдало жаром, как в духовке.

— В воздухе носится любовь, — произнесКолен. — Ух, какой накал!.. Я встал, ты встаешь, он встает, мы, вы, онивстаем, встаете, встают… Тебе не надоело сидеть в стакане? Помочь?

Но мышка доказала, что не нуждается в помощи. Онасамостоятельно выбралась на волю и отгрызла кусочек мыла, похожий на леденец.

— Какая же ты лакомка! — сказал Колен. —Только смотри не испачкай все мылом.

Он прошел к себе в комнату и надел пиджак. «Николя, видимо,ушел… Вот кто, наверное знаком с удивительными девушками. Говорят, отейльскиедевочки а они, как известно, мастерицы на все руки, охотно поступают в прислугик философам».

Он притворил за собой дверь. «В левом рукаве подпороласьподкладка… И как назло, у меня больше нет изоляционной ленты… Что ж, приколочугвоздиком…»

Входная дверь захлопнулась за ним со звуком, напоминающимшлепок по голой заднице… Он вздрогнул.

«Надо думать о другом… Хотя бы о том, что я могу сломатьсебе шею, сбегая с лестницы…»

Ворс светло-лиловой ковровой дорожки был вытерт только накаждой третьей ступеньке — Колен в самом деле всегда перепрыгивал через двеступени. Вдруг он зацепил ногой медный прут, прижимавший дорожку, и, чтобыудержать равновесие, схватился за перила.

«И поделом мне, нечего думать о всяких глупостях. Я глуп, тыглуп, он глуп!..» У него заболела спина. Только внизу он понял, в чем дело, ивытащил из-за ворота злополучный медный прут.

Дверь подъезда захлопнулась за ним, издав звук поцелуя вголое плечо.

«Интересно, что я увижу на этой улице?» Прежде всего онувидел двух землекопов, которые играли в «классики». Брюхо того, что былпотолще, сотрясалось не в такт его прыжкам. Биткой им служило распятье, но безкреста, одна лишь фигурка, выкрашенная в красный цвет.

Колен прошел мимо. Слева и справа возвышались красивыездания из саманного кирпича. В одном из окон появилась женская головка, надней, словно нож гильотины, нависла открытая фрамуга. Колен послал красоткевоздушный поцелуй, а она вытряхнула ему на голову серебристо-черный шерстянойковрик, которого терпеть не мог ее муж.

Магазины оживляли до жути унылые фасады больших домов.Вниманье Колена привлекла витрина: «Все для факиров». Он отметил, что за этунеделю резко подскочили цены на спальные гвозди и стеклянный салат.

Потом ему повстречалась собака и еще два человека. Холодприковывал людей к домам. А те, кому удавалось вырваться из его оков, оставлялина стенах примерзшие клочья одежды и умирали от ангины.

На перекрестке полицейский сунул голову под пелерину и сталпохож на большой черный зонтик. А официанты из ближайшего кафе водили вокругнего хоровод, чтобы согреться.

Влюбленные целовались в подворотне.

— Я не хочу их видеть… Я не… Видеть их не хочу… Онименя мучают…

Колен пересек улицу. Влюбленные целовались в подворотне.

Он закрыл глаза и побежал…

Но он их тут же вновь открыл, потому что под веками у негороились прелестницы, и он неизбежно сбился бы с пути. И сразу увидел передсобой одну из них. Она шла в ту же сторону, что и он. Колен глядел на ее белыеноги (она была в мягких сапожках из белой овчины), на ее поношенную шубку издубленой бандитской кожи и на шапочку, из-под которой выбивались рыжие пряди. Вшубе она была широкоплечей, а полы разлетались в стороны, они так и плясаливокруг нее.

«Сейчас я ее обгоню. Я хочу увидеть ее лицо».

Он ее обогнал и заплакал. Ей было не меньше пятидесятидевяти лет. Он присел на край тротуара и разрыдался пуще прежнего. Ему сталолегче, а слезы замерзали, с чуть слышным потрескиванием падали и разбивались огладкий гранит тротуара.

Минут через пять он обнаружил, что находится как раз переддомом Исиды Трюизм. Две девушки, обогнав его, вошли в парадное.

Сердце Колена раздулось до невероятных размеров, потомвзмыло вверх, оторвало его от земли, и он влетел вслед за ними.