Одноклеточный - Олег Никитин Страница 7

Будильник у меня запиликал в восемь часов, как обычно. Вообще-то он к сети через сидора подключён, и продавец на барахолке мне говорил, что он сам должен узнавать, как там дорога — загружена или нет, и погода какая. Скажем, если гололёд и пробки, он рано будит, и наоборот. Я сразу, конечно, завёл в будильник свой и зоопарковский адреса. Да, он ещё начальство умеет извещать, если я вдруг опаздываю, потому что через сеть за чипом на моём байке следит. Но это красивая теория. На самом деле мне пришлось эти навороты отключить, потому что часы стали каждый день мне на работу названивать, что я опаздываю, просили извинить меня. А я всегда вовремя приезжаю, потому что для байка никаких пробок нет. Какой-то там цифровой прокол, короче. Вот я и встаю по обычному звонку, в одно и то же время.

На байке здорово ездить, не то что на машине. Ни о каких пробках даже думать не надо — сел и поехал, через любую аварию легко проедешь. Один у байка крошечный минус. Камеры на перекрестках мотоцикл плохо видят. Поэтому ночью, когда один на дороге, надо прямо перед ней вставать. И тогда зелёный загорится. Но по ночам я не раскатываю, так что проблемы и нет.

Голик мне, как всегда по утрам, нужную рекламу стал крутить. Мол, их новейшее устройство будит запахом — хочешь кофе, а хочешь лесных ягод. Не знаю, как насчёт ягод, а кофейный дух из приставки меня разочаровал. В нашей кафешке совсем не такой. А может, у меня приставка к голику слишком примитивная, не умеет толком запахи синтезировать. Или я её сто лет не заправлял?

И тут мне кто-то позвонил. Я удивился и переключил сигнал на телефонную линию. И удивился ещё больше, потому что это оказалась Аоки. Я как раз гладильщика из шкафа достал, он у меня на верхней полке пылился — дай, думаю, рубаху поглажу. А то нынче к Урсуле в лабораторию идти, а рубаха мятая. Я же её вчера сидору постирать наказал, а гладить он без особой насадки не умеет.

— Эй, ты дома, Егор? — Её лицо из голика выплыло, будто у дикторши. — Яххо!

Я камеру включил, и тогда она меня в одних трусах увидала, как я сидору лапу с утюгом привинчиваю. Просто кошмар. Лучше бы я вовремя вспомнил, что похож на горную обезьяну, тогда бы не пришлось на её ошалевшее лицо глядеть. Да ещё все мои глупые нумерованные стакеры с мордами разных учёных и музыкантов на стене прямо перед ней висели. Мне стало из-за них неловко, потому что они очень старые и какие-то блёклые. Одна только у меня есть настоящая картинка. Это сансуйга, которую я на Полосе купил, там всякие живописные развалины чёрным цветом нарисованы. Но издалека её не разглядишь.

— Сутэки! — воскликнула Аоки.

— Привет… — Я не понял, что она конкретно сказала. Или «круто», или «отлично» — два значения у этого слова. Наверное, все же «круто», ведь ничего «отличного» в том, что грудь и ноги у меня слишком волосатые, нет.

— Я тут с Сэйдзи поговорила, можешь с рублями не спешить. — Она всё-таки оторвала от меня взгляд и посмотрела вокруг, увидела и стены со старыми голограммами, и резиновую мебель. У неё-то программа связи дорогая стояла — сразу за головой Аоки словно бы туман клубился. И камера у меня дешёвая, с простым параболическим зеркалом. В общем, она чуть не всю мою комнатушку видела, а что у неё за спиной делается, от меня было скрыто. — Верно я сделала? Ты это… как вообще, Егор?

— Да ничего. Дайдзёбу, Аоки-сан. А Сэйдзи — это кто?

— А, так ты же его как Тони видал. «Тони» — это у него ник такой, как у героя какой-то старой манга. А так его Сэйдзи Микемото зовут. Он ещё любит, чтобы его одзи называли, а сам при этом злится — думает, что мы издеваемся.

— А что такое одзи? — Я пожалел, что не успел нацепить на голову толмача, теперь придётся твердить про себя новое слово. И ещё у меня «Микемото» в мозгах застряло и вертелось там, как трусы в стиралке. Видел я эту фамилию где-то, что ли, или слышал?

— Сынок богатого папаши, проще говоря… Живот не болит?

— А? — Я постучал по синяку и прислушался к внутренностям, но там было спокойно. — Целый, чего с ним будет?

— Это точно… Фантик-то вчера не выкинул, что ли? — Она усмехнулась и показала глазами на бумажку, которую я вчера на столе оставил. А она на светло-сером заметная такая. — «Хорнет»-то ездит?