Капитан «Неуловимого» - Владимир Поселягин Страница 67

Взор я к тому времени прокачал уже почти до десяти километров, шестьдесят метров осталось. И когда подлодка появилась на границе Взора (визуально «девятки» пока не было видно), я, покидая ходовой мостик, тут же скомандовал:

– Боевая тревога. Срочное погружение. Вражеская субмарина.

Антенна была мигом снята (Марина слушала эфир), вахтенные скатились вниз, последний закрывал люки, я проверял. Лодка, бурля водой по бортам, ушла под воду, на глубину двадцать метров, и на малом ходу двинулась навстречу противнику.

Когда все заняли свои посты, а я, сняв плащ и бушлат, вытирал мокрые руки, Звягин поинтересовался:

– Что делать будем, командир?

– Что делать? – усмехнулся я. – Брать на абордаж.

– Командир?.. – в явном изумлении спросил он.

Матросы в центральном отсеке тоже были в шоке. Пришлось пояснить:

– Лодка явно идёт на базу, экипаж устал после долгого похода. Наверняка топливные баки пусты, и торпедные аппараты тоже. Что они смогут сделать кроме как сдаться, если их хорошо попросить? Вот и попросим.

Командиры сомневались, а я в себе был уверен. Слушая разговоры на борту «девятки» (немцы радовались тому, что долгий поход подходит к концу и скоро они будут отдыхать), я вёл «Неуловимый» навстречу противнику. Немцы шли если не на полном ходу, то близко, так что вскоре прошли над нами. Их акустик был оглушён работой собственных дизелей и нас не услышал.

Всплыв позади немцев, мы их нагнали, и наш особист сделал из палубного орудия один выстрел осколочным снарядом, положив его неподалёку от борта лодки. Тряхнуть их должно хорошо, но без повреждений внешнего корпуса.

Немцы среагировали так, как и ожидалось: срочно стали погружаться. Мы сделали то же самое. Они даже не пытались сообщить на базу, хотя Марина и готовилась заглушить их непонятной морзянкой. Вообще, я бы тоже не стал терять время на связь, а погрузилась «девятка» быстро, что указывало на высокую выучку команды.

Команда «девятки» пыталась увести лодку в разные стороны, то переходя на максимальный ход, то ныряя на глубину. Это могло бы их спасти: у них предельная глубина двести восемьдесят метров, а у моей лодки всего сто. Вот только глубина здесь не превышает ста двадцати метров, и мне это на руку.

Я повторял все их манёвры и одновременно вёл общение с капитаном подлодки. Поначалу немцы не отвечали, но после того как я пустил торпеду, которая прошуршала мимо и взорвалась о дно неподалёку (а они не могли этого не слышать), всё же вступили в контакт. Штурман киянкой отбивал по корпусу нашей лодки, передавая сообщения, а в ответ шёл такой же перестук морзянкой.

Кто был их противником, они узнали быстро, да и я подтвердил, что да, я Мальцев. Дальше пошли торги о сдаче: капитан решил, что умирать глупо, офицеры его поддержали, команда, впрочем, тоже. С помощью морзянки переговоры длились довольно долго, четыре часа мы пытались договориться.

А торг шёл об условиях плена: их так запугали Сибирью, что они туда категорически не хотели. Я объяснял, что в Норвегии, где у них база, морозы даже сильнее, но всё равно – не хотят в Сибирь, и всё тут. Пришлось дать слово командира, что их отправят южнее, в ремонтные и строительные бригады, будут восстанавливать то, что их камрады порушили. Кроме того, пообещал, что через месяц после окончания войны, если победа будет наша, их отправят домой.

Вообще, немцы были уверены, что победят они, но всё же и этот пункт включили, видимо, на всякий случай. На борту подлодки был всеобщий совет, и это предложение поддержал молоденький матрос, а остальные, подумав, всеобщим голосованием согласились.

Договорившись, мы всплыли. Мои артиллеристы тут же заняли места у орудий, зарядив их и наведя на всплывшую рядом «девятку».

Особист был назначен командиром абордажной партии, он неплохо знал немецкий. С ним шли боцман и двенадцать матросов. Все они были вооружены пистолетами, а у двоих были ещё и автоматы ППД: во внутренних отсеках подводного транспортного крейсера это оружие было предпочтительнее. Однако я не беспокоился: видел, что сопротивления не будет, немцы, скажем так, были сломлены.

На воду спустили две надувные шлюпки. Волнение было сильным, шлюпки захлёстывало, плащи не помогали. Но до «девятки» было всего пятьдесят метров, так что подошли. Два матроса из немцев скинули верёвочный трап и помогли нашим матросам перейти на палубу.

Мы решили, что всех немецких офицеров возьмём на борт нашего «Неуловимого», и Звягин поведёт лодку на базу, а я, взяв двух командиров и двадцать пять матросов, перейду на трофей и поведу его туда же. Вместе пойдём. Особист пойдёт со мной, на нём охрана пленённой команды.

Немецких офицеров доставили на лодку, разместили в кубрике старшин, где были свободные места, и я с частью команды направился к «девятке». Она была в порядке, обошлось без диверсий. Немецкий арсенал мы опустошили и перевезли на «Неуловимый», только боеприпасы не трогали.

Спустившись внутрь лодки, я прошёл в двигательный отсек. Тут пока никого не было, и я, открыв горловины баков и приложив к ним ладонь, стал самосливом заливать солярку из Хранилища. До половины залил, до базы теперь точно хватит, а то почти на дне было.

Двое краснофлотцев охраняли немецкую команду: один матросов, другой унтеров. Разбираться с лодкой мне не пришлось, я её и так знал от и до, так что на ходу обучая перегонную команду, которая была со мной, я на полном ходу повёл лодку в сторону базы. К слову, капитан корабля выполнил свою работу: шифровальная машинка «Энигма» и шифры были уничтожены (как будто этих машинок и шифров у наших и так не было; шифры конечно свежие, но это не так и важно).

Мне пришлось написать на листах, что за что отвечает, и прикрепить листы в соответствующих местах, чтобы рулевые, механик и электрик могли работать, понимая, что делают. Бывшая команда лодки была отстранена от управления. Даже кок у нас был свой, готовил на всех. К сожалению, припасов было немного, а часть оказалась испорчена сыростью: «девятка» была в походе почти месяц. В торпедном аппарате осталась всего одна торпеда, но у лодки не было кормовых аппаратов, только шесть носовых торпедных, и всё.

Дошли мы благополучно. На полпути радировали на базу о трофеях и своём местоположении, и неожиданно к нам направили флагман с эсминцами. Видимо, решили, раз есть такая возможность, в рамках второго выхода совместить боевой поход с учениями. Команда крейсера активно осваивала корабль. В первом выходе, как я слышал, даже артиллерийские стрельбы были. Часть оборудования поменяли на наше, советского производства, например, практически всю связь.

Нас встретили, забрали пленных, дали дополнительных матросов и ушли, а мы дошли до базы. Инженеры на две недели поставили лодку на ремонт и модернизацию, мы всё же будем совершенствовать установку сброса якорных мин.

Правительство решило широко осветить пленение подлодки. Об этом событии говорили по радио, а в газетах печатали статьи, одна из которых называлась «Битва двух подводных титанов»: всё же обе субмарины относились к большим ПЛ. Я дал довольно развёрнутое интервью, в котором подробно описал и бой, и как мы уговаривали немцев сдаться, и что я им за это обещал. К слову, мои обещания выполнили: немцев направили на юг, пополнив ими ремонтные бригады, состоящие из пленных немцев, которые занимались восстановлением железнодорожных путей и мостов после бомбёжек.