Лето придёт во сне. Часть 2. Оазис - Елизавета Сагирова Страница 65

– Это почему же? – теперь к обиде добавилось чувство уязвлённого самолюбия. – Недостаточно хороша?

– Не в этом дело, – так же задумчиво, словно беседуя сама с собой, ответила Алла. – Просто я знаю Ральфа, и у него совершенно другие вкусы.

Ральфа? Знает? Почему-то это заявление покоробило меня сильнее, чем всё сказанное ранее, но я заставила себя промолчать, не показать вдруг охвативших меня эмоций.

– И какие вкусы у этого Ральфа? – спросила Яринка, переводя недоумённый взгляд с меня на Аллу.

Та вздохнула, на миг замешкалась, но потом, решительно тряхнув головой, ответила:

– А вот такие. Я – одна из его постоянных пассий. Он покупает ночь или две со мной каждый раз, когда появляется в Оазисе. И ещё с несколькими девушками моего типажа. Но ни разу ни с кем, похожим на Дайку.

Я невольно скользнула глазами по аппетитной фигуре нашей старшей. Высокая грудь, крутые бёдра, покатые плечи… Сдобная булочка, кровь с молоком, пышка – вроде так называют девушек подобного типа? Если да, то я, пожалуй, стручок горошка рядом с ними. Особенно теперь – такая же зелёная.

Наверное, на моём лице ясно отобразились эти самокритичные мысли. Алла быстро добавила:

– Такие, как ты, тоже многим нравятся. Но не Ральфу. До сих пор, по крайней мере. И… ещё кое-что очень странно.

– Что? – испуганно спросила Яринка.

– Аукцион заканчивается, когда кто-то в течение суток не может перебить цену, названную последней. Но с начала Дайкиного аукциона прошли всего сутки. И закончиться так быстро всё могло лишь в одном случае. Если кто-то предложил такую сумму, которую невозможно перебить. Только тогда дальнейшие торги становятся бессмысленными. Выходит, Ральф заплатил за тебя очень много, Дайка. Извини, но неоправданно много.

Я почувствовала странную смесь унижения и гордости. Да, меня продали, как вещь, но ведь как очень ценную вещь! И уж не стала ли я в таком случае не только самым креативным, но и самым дорогим проектом Ирэн? А если да, то чем, чёрт возьми, она ещё недовольна?

Алла поднялась.

– Ладно. В любом случае, я поздравляю тебя, Дайка. Ральф хороший, – она вдруг неловко усмехнулась. – Пожалуй, один из немногих, с кем я согласилась бы и без денег. К вечеру будь готова, отведу тебя к нему.

И, не дожидаясь моего ответа, старшая покинула номер.

Яринка проводила её глазами и уставилась на меня требовательно и возмущённо. Разумеется, я собиралась рассказать подруге о своих ночных приключениях всё без утайки, ведь кому, если не ей? Но не сейчас. Сейчас больше всего мне нужно было оказаться одной, разложить по полочкам случившееся, осознать грядущие перемены и подвести итоги.

Я торопливо выбралась из постели, сунула ноги в тапочки и стремглав бросилась за дверь, крикнув через плечо:

– Я в душ!

– Эй! – возмутилась за спиной Яринка. – А ты мне ничего не хочешь…

Но я уже бежала по лестнице.

Горячие струйки воды приятно щекотали кожу, смывая ночную усталость и въевшиеся ресторанные запахи: алкогольные испарения, сигаретный дым, дух жареного мяса и мужской туалетной воды. Капли стекали по сосновым иглам, украшающим моё тело, делая их выпуклыми, ещё более трёхмерными. Мокрые волосы облепили плечи и спину. Я стояла не шевелясь, ощущая абсолютную пустоту, как в голове, так и в душе. Даже радости по поводу моего спасения от Ховрина больше не было. Разве что эхо отстранённого недоумения, охватившего меня на подиуме, во время дебюта. Как получилось, что всё это происходит в действительности, со мной? Можно ли проснуться?

Когда от горячей воды стало жарко, я закрутила краны и выбралась из ванной, где замерла перед большим – с пола до потолка – зеркалом, внимательно глядя на себя и пытаясь представить, что это кто-то другой сейчас разглядывает мои лицо и тело. Получалось неутешительно.

Лицо – ладно. Не такое, конечно, как у Яринки, без вызывающей утончённой красоты, притягивающей взгляды, но тоже ничего. Ставшие почти чёрными брови и ресницы, а так же пушистая сосновая лапка, почти закрывающая правую щёку и подбородок, сделали своё дело, и теперь мне нечего стесняться. Но вот тело… выступающие рёбра и ключицы, тонкие, кажущиеся неуклюжими, как у новорожденного жеребёнка, ноги, два крохотных бугорка грудей. В общем – до Аллы мне, как вплавь с острова до берега…

Я вдруг поймала себя на том, что очень беспокоюсь о впечатлении, которое произвела на Доннела. Понравилась ли я ему, или он потратил свои деньги, лишь преследуя цель досадить Ховрину, не доставить ему удовольствия, оставить за собой последнее слово? И, если так, то не всё ли мне равно, что думает Доннел о моей скромной внешности? Тем более, что его внешность я даже не запомнила.

Неожиданно это показалось мне забавным. То, как выглядел Ховрин, намертво отпечаталось в моей памяти. При желании я могла воскресить его образ до мельчайших подробностей: сизый лоснящийся нос, полные щёки, набрякшие веки, светлые глаза в красных прожилках лопнувших сосудов, короткопалые руки… А вот при мысли о Доннеле перед моим внутренним взором появлялись лишь цепкие чёрные глаза да резкий, словно вырубленный из дерева, профиль. Телосложение, рост, черты лица – всё это словно размывалось и не желало приобретать резкость. Чётким, как фотокарточка, был лишь один миг. Тот, когда Доннел сообщил, что купит меня, и улыбнулся в ответ на мою робкую улыбку. Тогда он показался мне почти красивым, но, скорее всего, это произошло под впечатлением от услышанной спасительной новости.

И… если уж на то пошло, действительно ли новость эта так хороша, как кажется? Да, от садиста Ховрина я теперь защищена, но это не отменяет того неприглядного факта, что отныне мне придётся делить постель с чужим мужчиной. И не с молодым симпатичным романтиком Яном, а с резким, взрослым, даже немного пожилым Ральфом Доннелом, о котором я почти ничего не знаю и вряд ли когда-нибудь узнаю: не для разговоров же я ему сегодня понадобилась.

Невольно съёжив плечи, я начала торопливо вытираться. Опасливо прислушалась к себе. Нет, настоящего страха не было, наверное, все его запасы я потратила ночью, оставила за столиком ужасного Ховрина. Была лишь обречённость, граничащая с равнодушием. Что-то подобное я ощущала в "процедурной" приюта, когда поняла, что порки не избежать.

И это воспоминание неожиданно послужило мне утешением. Ладно, что бы ни ожидало меня сегодняшней ночью, вряд ли оно будет страшнее розог. Если уж я выдержала тогда, то теперь и подавно справлюсь.

– Ты там не утонула? – моё уединение нарушил настойчивый стук в дверь: Яринка изнывала от любопытства.

– Выхожу, – отозвалась я и потянулась за одеждой.

Как назло, день тянулся медленнее медленного, и конца ему не предвиделось.

До обеда мы с Яринкой сидели в номере, обсуждая мою ситуацию. Подруга считала, что всё сложилось замечательно, и восхищалась отвагой, с которой я приняла решение обратиться за помощью к Доннелу. Никакой отваги в этом поступке не было, напротив, я поступила так только из страха перед Ховриным, но Яринкины похвалы всё равно были приятны. Также она увидела удачу в том, что меня купили сразу на целый год.