Сальмонельщики с планеты Порно - Ясутака Цуцуи Страница 65

— Валяйте. Обследуйте.

— Нет-нет. Так не пойдёт. Надо, чтобы ты помастурбировал. Мне нужно взять пробу.

— Что-то мне сейчас не хочется, — проворчал Ёхати, но тем не менее как-то умудрился выдавить на протянутое ему стёклышко несколько капель семени. Могамигава тут же припал к электронному микроскопу.

— Ну и что же было дальше? — поинтересовался я, подсаживаясь к Ёхати, — Рассказывай.

— Примерно в полдень все — старики и дети, не показывавшиеся до сих пор, парни и девушки — куда-то заторопились, люди шли со всех сторон. Я спросил у девчонки, с которой в это время занимался, что происходит. «Балет», — ответила она. Я пошёл вместе со всеми и оказался на открытой площадке. — Глаза у Ёхати вдруг заблестели, — Такого замечательного балета я никогда не видел. На сцене ничего — ни декораций, ни освещения. Только десятки танцующих мужчин и женщин. И все голые. Вроде танцуют, кружатся, а по ходу дела сношаются. Прижмутся друг к другу, и балерун вставляет балерине. По-настоящему! Вроде получается поддержка — схватили друг друга за руки, она — глаза к небу, он её крутит… Ух! Да разве расскажешь, какой это кайф! — Ёхати забарабанил ладонями по коленям, — Потом мужики выстраиваются в круг, а балерины становятся вокруг них. И опять начинаются танцы — сначала с одной, потом — с её соседкой…

— Ага! Партнёршами меняются.

— Мужик подходит сзади и высоко поднимает балерину. Она в воздухе широко расставляет руки и ноги, вся выгибается. И он снова ей засаживает. Потом берётся за другую, поднимает и ей тоже… передаёт следующему. И так по всему кругу. Я даже стал понимать музыку, которая раньше до меня не доходила. Она на меня так подействовала! Так! И я подумал: почему на Земле нельзя это устроить? Почему там никто не подумает о таком балете, почему не организует? Вот счастье-то! Никто не смотрел на меня как на грязного папика, не называл похабником, извращенцем. К тому же у них такое классное искусство. Вот я подумал: это и есть та самая любовь, дальше уж некуда… Лучше искусства и быть не может. Я даже заплакал — так меня разобрало, — На глазах у Ёхати показались слёзы, — На Земле это называется «трахаться» и считается чем-то постыдным, что нужно прятать от чужих глаз. Это неприличное, грязное, а то и преступное дело. Человека хватает полиция, люди смотрят на него как на прокажённого, если он просто нарисует или напишет что-нибудь про это. А уж на виду у людей… Тут и говорить не о чем. А здесь этим занимаются открыто, на улице, средь бела дня. Для человека это самое красивое и естественное занятие, поэтому получается настоящее искусство. Вот от чего я заплакал. Ведь если подумать, должно быть такое искусство. Это же само собой… Если его нет, что это за общество? Без искусства? Знаете, что я думал, смотря балет? Кто не понимает этой красоты — уже не человек. Если какой-нибудь землянин, глядя на этот балет, обзовёт его бесстыжим или неприличным, значит, он ни черта не смыслит ни в любви, ни в искусстве. Но на Земле почти все такие. От этого я заплакал ещё сильнее. У меня всё смешалось — горечь от того, что ко мне до сих пор относились как к неполноценному, жалость к людям на Земле, радость и волнение от того, что я увидел балет. Я прямо-таки завыл от этого всего, — По щекам Ёхати текли слёзы.

«Раз он с таким пылом об этом рассуждает, значит, его действительно до самого сердца проняло», — подумал я о Ёхати, который обычно не отличался многословием и едва мог два слова связать. Его волнение даже немного передалось мне.

Я не сводил глаз с Ёхати, а он всё говорил и говорил. Его прервал Могамигава, не отрывавшийся от микроскопа:

— Сона! Посмотрите-ка!

Заглянув в окуляр, я увидел в море спермы жгутиковые бациллы, на сперматозоидов явно не похожие.

— Что это такое?

— Разновидность сальмонеллы, — ответил Могамигава. — На Земле эта бактерия вызывает у людей брюшной тиф, а также пищевые отравления и гастроэнтерит, передающиеся через экскременты млекопитающих и птиц. Но это не всё. Есть вид сальмонеллы, который людям вреда не причиняет, зато вызывает выкидыши у лошадей. Это называется сальмонеллезный аборт кобыл. Здешний вид паразитирует на пенисных воробьях и заразен для людей, вызывая сальмонеллезные аборты.

— Получается, что мамардасийцы регулируют численность населения с помощью сальмонеллы и пенисных воробьёв. А я-то думал, почему при такой сексуальной активности нет чрезмерной рождаемости и избытка населения, — проговорил я, наблюдая за движением бактерий под микроскопом. — Ёхати уже давно мечтал переспать с доктором Симадзаки. Теперь он просто обязан это сделать, чтобы её инфицировать. Как тут не позавидовать!

Могамигава застонал.

— Ну за что такому выпала такая завидная задача?! Но есть же более быстрый способ. Доктору Симадзаки лучше будет помастурбировать с пенисным воробьём, — заявил он и залился краской под моим испытующим взглядом, — Не подумайте, что я ревную. Нет-нет! Но я сомневаюсь, что ей захочется с таким типом…

— Не знаю, не знаю. Очень может быть, что она скорее предпочтёт иметь дело с Ёхати, чем пользоваться таким противоестественным методом, как мастурбация с пенисным воробьём. Особенно если увидит, каким он стал…

Могамигава оглянулся на Ёхати и заговорщически прошептал мне на ухо:

— У него выражение лица изменилось. Вы не находите?

— Это лицо человека, которого разбудило искусство. У него теперь глаза по-другому светятся, — ответил я и начал собирать разбросанные по берегу реки вещи, — Давайте предоставим доктору Симадзаки самой решать.

— Да, наверное, — недовольно буркнул Могамигава и принялся вяло упаковывать электронный микроскоп, — К чёрту Ёхати с его умным видом! Куда мне до него?!

После совещания в штабе прошли почти сутки. По земным меркам доктор Симадзаки уже выходила на шестой месяц беременности. Что бы там ни созревало в её очаровательном животике, от этого следовало избавиться как можно скорее, поэтому надо было торопиться на базу. Жаль Могамигаву — всё-таки в возрасте человек, а за последние сутки с лишним — почти двое суток — сна у нас набралось четыре часа, не больше. Тем не менее, собрав вещи, мы тут же двинулись в путь.

На подходе к джунглям опять наступила ночь.

— Нет уж, увольте! — заявил Могамигава, который плёлся позади, и, усевшись на землю, раскапризничался как ребёнок, — Я, конечно, устал, но тащиться через джунгли ночью — это настоящий кошмар. Неизвестно, с какими чудовищами мы там столкнёмся. Я не пойду! Предлагаю остановиться здесь и поспать пару часиков, пока не рассветёт. Ну как, Сона? — Он уже почти умолял.

— Ладно, — сказал я, — Думаю, в джунглях мало что изменилось. Такой же ужас.

Мы решили передохнуть на опушке, в низинке, под шипящей акацией, с ветвей которой свисала целая гроздь реликтовых коконов. Частые отключки, сон урывками приводят к тому, человек перестаёт спать нормально, плохо сказываются на мозговой активности, особенно у нас, учёных, и вообще вредны для здоровья. Я это знал, но что можно было сделать в нашей ситуации?