Я - инопланетянин - Михаил Ахманов Страница 63

Я больше рассчитывал на Салеха – этот был молод, полон энтузиазма и готов принять чудесное, не требуя рациональных объяснений. Когда я покидал его в развалинах арабского квартала, он, опустившись на колени, поцеловал мне руку. Он обещал, что станет новым мессией и передаст правоверным волю Аллаха – сложить оружие и примириться с братьями. Он в этом поклялся и оросил слезами мои босые ноги.

С тех пор прошло немало лет, но в Палестине все еще воюют – так, время от времени, чтобы не забылось, кто тут старший брат, а кто – приживала младший. И я не слышал, чтобы среди арабов явился мудрый шейх Валид Салех с проповедью мира и терпимости… Возможно, юноша погиб, но что-то говорит мне, что он выжил, однако позабыл о нашей встрече или уверился в том, что повстречал посланца дьявола. В самом деле, дьявол способен на разные хитрости, чтоб уловить правоверную душу, а пощадивший врага – его законная добыча… Салех, надо думать, врагов не щадит.

* * *

Видеть. Фиксировать. Запоминать.

Храм Святого Петра, полотна Рафаэля и Эль Греко, статуи Микеланджело и Кановы, Парфенон, Исаакиев-ский собор, грозные львы на синих стенах Вавилона, рисунки Хокусая, Колизей, Чичен-Ица, лежащая в джунглях Юкатана, строгий силуэт Фудзи, причудливые индийские святилища, Большой Каньон, Ниагара, парижские бульвары, Лувр, Прадо, Эрмитаж – снова изваяния и картины, запечатлевшие мгновенья прошлого, драгоценная мебель, оружие, украшения… Библиотеки, архивы, фильмотеки – мириады книг, рукописей, карт, пергаментов и папирусов, коробки и кассеты, полные красок, звуков, пейзажей, лиц… Древние усыпальницы, базилики, капеллы – фрески, витражи, резное дерево, покровы, шитые золотом и серебром… Гром оркестра, нежная мелодия флейты, белый лебедь, умирающий на сцене, буйство бразильского карнавала… Сокровища, сокровища, сокровища!

Но…

Гоу, гоу, гоу, гоу!.. Коммандос в зеленых беретах на берегах Меконга и Персидского залива, в Панаме и Гренаде; побоища меж черными и белыми – в Чикаго, Бостоне, Нью-Йорке; лязг танковых гусениц на улицах Москвы; кровая резня между тутси и хуту; взрывы в Париже, Белфасте, Мадриде, в российских городах и весях; красные кхмеры и хунвейбины; тюрьмы и лагеря, особые отделения в психушках; вооруженные фанатики – исламские, ирландские, бакские, сицилийские; триады, секты, банды, мафия, наркобароны, торговля людьми… Войны, насилие, разбой! На Кавказе и Балканах, в Ливане и Средней Азии, в Камбодже, Вьетнаме, Ираке, Корее, в Анголе, Конго и Чаде, на Кубе и в Перу, в Эфиопии и Никарагуа…

Гоу гоу гоу гоу!..

Немного в этом мире тихих мест. Скажем, мой домик в чешском селении Девичка или аргентинское ранчо… Но даже там я не способен отрешиться от повседневного бытия и стать самим собой, Арсеном-Асенарри, личностью, соединившей уренирский дух с духом и плотью Земли. Мир, в который я внедрен, словно чаинка в кипяток, и там напоминает о себе – письмами, что приходят на мой покет-комп, скороговоркой диктора на экране ти-ви, музыкой, долетевшей от соседей, шелестом шин или гулом экранолета. Порвать эти связи тяжело, и потому мне дорог Тиричмир, край покоя и забвения. Точка на лике планеты, в которой Земля общается с космосом, ее уста и уши, место неторопливых бесед, горы под ярко-синим небом, прохладный воздух, пронизанный излучением эо-ита…

Эти эоитные зоны – особый, не до конца понятный феномен. Мы знаем, что в каждом породившем разум мире с течением лет накапливается, формируя ноосферу, информация, которую можно считать продуктом ментальных излучений автохронов. Ее объем зависит от числа живущих на планете, от уровня их мышления и, разумеется, от времени; в некий момент, достигнув границы прорыва, она истекает в космос, соединяясь с общевселенской ноосферой. Эта субстанция есть измерение мирового континуума, которое не способны воспринять приборы, но мозг, высокоразвитый мозг, с ним неразрывно связан; можно сказать, что он питает ноосферу мыслями, являясь в то же время ее материальной основой. Обратное – восприятие мозгом ноосферных течений – тоже не исключается, и это дарит существам из плоти и крови новые идеи, возможность телепатического контакта, мгновенных перемещений и предвидения будущего. В процессе эволюции связи с ноосферой крепнут, инициируя рост воспринимающих центров и пропускную способность ментальных каналов, а это значит, что разум может перейти на новую ступень: человек становится Старейшим.

Вернусь, однако, к планетарной ноосфере. По неизвестным причинам ее сопряжение с космосом всегда локально и происходит в определенных точках или эоит-ных зеркалах, разбросанных примерно на равном удалении по всей поверхности планеты. На Земле подобных точек пять: в Антарктиде на восьмидесятой параллели, в Карском море у таймырских берегов, в высокогорных Кордильерах близ границы Перу и Боливии, около Ти-ричмира и, наконец, в Атлантике, в районе Бермуд. Три первые зоны практически безлюдны и редко посещаются, последняя тоже не слишком населена, но через нее проходят морские пути и трассы авиалайнеров. Что же касается Тиричмира, то вокруг него, за некой сакральной границей, лежат афганские и пакистанские селения и города, в том числе крупные – триста километров до Чарикара, Кабула и Исламабада, а до Мардана и Пешавара того ближе.

Тиричмир… В сущности, именно здесь таится Шамбала, Шангри-Ла, центр притяжения буддизма, да и иных, не столь умозрительных религий. Здесь, а не восточнее, не в Тибете, не в сердце Гималаев. Кому положено, тот знает об этом и молчит. Иногда, от скуки либо движимый финансовым интересом, садится за пространные записки, повествуя, что обнаружил Шамбалу где-то за Бутаном или Непалом, у озера Пумаюм-Цо либо в районе Самсан-га или Луггара и в других местах, куда даже в нынешний век не каждый доберется. В этой мифической Шамбале имеются все атрибуты, способные эпатировать публику: тайные пещеры, озера с мертвой и живой водой, книги с загадочными письменами, шкуры йети и мудрецы тысячелетнего возраста – хранители сей юдоли слез и печалей. Действительность скромнее: монастырь на южном склоне Тиричмира, монахи в оранжевых балахонах числом десятков шесть, стадо яков, огороды, хлева, жилые кельи, храм. Еще, разумеется, камни, горное пастбище, солнце, небо и Аме Пал.

Мы познакомились в середине семидесятых, когда, завершив слияние разумов и душ, я овладел телепортацией и мог перемещаться в любую точку земной поверхности. Делом этим я занимался в летнее время, когда родители (отец еще был жив) перебирались на дачу, а я, двадцатилетний студент-историк, корпел над книгами и зачетами. Не слишком усердно, признаюсь; память выручала, да и к тому же суета с экзаменами казалась мне в тот год чем-то лишним и совсем неважным. Даже нелепым в сравнении с возможностью перенестись на любой материк, в любую страну, селение, город, местность… Увидеть и услышать Землю, узнать ее, запомнить звуки, ароматы, краски! Это было долгое, почти эйфорическое путешествие. Миг – и я в аравийской пустыне, жаркой, как раскаленная сковородка, миг – встречаю восход на Таити, любуюсь плавным течением нильских вод, парю над ночным Нью-Йорком, купаюсь у багамских пляжей или, обняв огромную секвойю, впитываю ее животворные токи… Затем – новый полет… Осло, Буэнос-Айрес, Сан-Франциско, Прага, Лондон, Копенгаген, Триполи, Мадрас… Все достижимо, все прекрасно, и все – мое!