Долг наемника - Евгений Шалашов Страница 60

Слова примирения, сказанные фон Шлангебургом, слегка охладили мой пыл. Чего это я? Из-за ерунды был готов вызвать парня на дуэль. А ведь сто раз говорил себе, что я теперь не тот забияка и задира…

— Ладно, господин рыцарь, — протянул я руку Шлангебургу, — это я сам виноват. Расскажите лучше, что там с цыганкой?

Рыцарь с уважением пожал мне руку (а рукопожатие послабже, чем у шойзеля, но тоже ничего!), потом продолжил рассказ:

— Значит, цыганка сказала, что дальняя дорога ждет, а потом говорит — мол, положи фартинг на ладонь. Мне-то фартинга жалко, это же хлеба купить, четыре булки, а она — не нужны мне твои деньги, просто положи медяк на ладонь, я его даже трогать не стану. Ну, я фартинг положил, она на него дунула, а монета-то и пропала! Мои парни уже хотели из нее не только фартинг, но и монисты с ожерельями вытрясти, да я запретил. Клянусь — цыганка только дунула!

—А на чью ладонь вы положили монету?

— Ну, на ее ладонь, на цыганкину.

Все ясно. Цыганка использовала старый как мир трюк — на долю секунды отвлекла внимание, ухватила монетку и, была такова.

— Цыганку-то как звали?

— А что, у них еще и имена есть? — изумился рыцарь. — Я думал — цыган, да цыганка, а что еще?

И впрямь, зачем рыцарю знать, как зовут цыганку? Но я, кажется, догадался о ее имени. Интересно, с чего это Папуша взяла, что рыцарь должен ехать со мной? Да простит меня мой читатель, но я ни в пфенниг не ставил пророческие таланты красавицы. Будь они у нее — могла бы нам в Шварцвальде сразу сказать, где искать девочку-эльфа. Да и все остальное, включая пропажу ее любимого. Надо ее спрашивать. Но, честно говоря, не особо хотелось встречаться ни с Зарко, ни с его дочкой-внучкой. (Тьфу-тьфу, чтобы не сглазить!). Как с цыганами не встречусь — одни неприятности от них.

— Давайте поступим так, господин фон Шлангебург, — наконец-то я принял решение. — Вместо месяца службы, вы один раз спасете мне жизнь и можете считать себя свободным. Будет желание — принесете оммаж герцогу Силингу-младшему, а он определит вас к себе на службу. Идет?

— Согласен! — обрадовался рыцарь. — А Силингия — это где? Дальше Ульбурга? А впрочем, какая разница. Я же уже говорил, что у меня теперь даже и замка нет? А, говорил.

— Вот и замечательно, — обрадовался я, решив, что скинул-таки со своей шеи такую ношу. Ну, а по спасению собственной жизни можно что-нибудь и придумать. Мага попросить, что ли. Точно. Пусть господин Габриэль нам дракона организует! Рыцарь нас всех быстренько спасет, и я буду совершенно свободен!

— А еще… — замялся рыцарь. — Разрешите вопрос? Правда, что ваши отец и старший брат продали вас цыганам, потому что император Рудольф хотел сделать вас наследником престола, в обход их прав? А эти, которые цыгане, продали вас в наемники?

Я чуть не завыл. Только цыган мне еще не хватало! В прошлый раз слышал, что отец и брат продали меня морским разбойникам. Ну, мало того, что народная молва делает из моих родственников каких-то монстров, да еще и совсем нехороших монстров. Ишь, цыганам продали… Пираты — это все-таки поприличнее.

— Неправда, — покачал я головой. — Никто никуда меня не продавал. Поспорил с приятелями, по — пьяни, что завербуюсь в наемники и отслужу год в войске своего дядюшки. Ну, кто ж его знал, что срок службы установят в пять лет? Но, сами понимаете — коли проспорил, надо свое слово держать.

Ну, соврал я, соврал, касательно свое появления в наемниках. Ну и что? В былые годы я еще и не такую дурость мог выкинуть. Как-то поспорил с приятелем, что смогу взобраться по внешней стороне ратуши на самый шпиль. И взобрался. Вот только как мне это удалось — убей меня бог, не помню! То, как приятель ящик вина принес — помню. Как штраф потом платил — тоже помню. А вот как забрался — словно отрезало!

Рыцарь посмотрел на меня с уважением. Дал обещание, произнес слово — пусть даже нелепое, придется его сдерживать.

В Ульбург мы приехали днем. Я был слегка удивлен, что на улице так много людей. Потом услышал, что сегодня состоялись похороны бывшего бургомистра Лабстермана и, большинство бюргеров сочли своим долгом выразить почтение своему бывшему градоначальнику. Что ж, решили так решили. Если и отправил бургомистр кого-то на каторжные работы, получив за это деньги от графа Флика, так он, надо думать, все талеры на городские нужды использовал, а не в свой сундук положил.

Сестры Гертруда и Эльза восприняли наш приезд с радостью. Еще бы — шесть постояльцев, восемь коней, это вполне приличный доход. Правда, Эльза поинтересовалась — куда девался господин профессор?

— Куда и положено, — ответил я, поглядывая на «профессора», еще не сбросившего обличье юнца. — Отправился в императорский университет, а мне отдал своих студентов. Конечно, замена неравноценная, но что поделать.

Мы обменялись парой слов о похоронах бургомистра, на которые сестры не пошли, решив, что Лабстермана прекрасно похоронят и без них. К тому же, места в соборе все равно не хватит, а стоять на улице им уже не по возрасту.

Неожиданно, Гертруда подошла ко мне, и слегка обняла.

— Юджин, мне бы хотелось выразить вам свое соболезнование.

— А что такое? — насторожился я.

— А вы не знаете? — удивилась женщина. — Недавно ко мне заходил господин фон Штумпф, просил — если мы вас увидим, то передать вам его соболезнования по поводу смерти вашего отца. Я еще удивилась — подумала, что вряд ли я когда-нибудь вас увижу. Но вот, такое вот дело.

О том, что отец тяжело болен, я слышал еще в прошлом году, когда узнал, что умер мой дядюшка, и императором Трех королевств стал Базилиус Первый. Поговоривали, что новый император, в силу своего возраста и здоровья, недолго усидит на престоле. Но одно дело знать, что это случится когда-нибудь, и совсем другое узнать о смерти близкого человека наверняка.

Сколько лет было моему отцу? Если я ничего не путаю, то семьдесят три. Нужно сказать, очень почтенный возраст, хотя покойный император Рудольф — старший брат отца, дожил до восьмидесяти, сохранив и здоровое тело, и ясный ум.

В детстве мне редко приходилось общаться с отцом. У него были свои дела — то очередная война, то заседание Государственного совета, то какая-нибудь охота, где будут иноземные посланники. Странно, но своего дядюшку — короля, а потом императора, удавалось видеть гораздо чаще.

Но все- таки, хотя бы раз в месяц, отец бывал на семейных обедах, расспрашивал меня об успехах в учебе, что-то советовал, наставлял.

Потом же, целых двадцать лет, мы вообще не виделись. Нет, вру. Пару раз рыцарская конница, во главе которой был мой отец, проходила мимо колонны тяжелой пехоты, а однажды брат со своим полком спас наши задницы.

Я не желал встречаться ни с отцом, ни с братом, хотя они пытались найти меня, поговорить. Я же, как молодой баран, уперся, припоминая старую обиду, причиненную родственниками, хотя и понимал, что на тот момент это было единственное средство сделать из шалопая-забулдыги нормального человека. А ведь и сделали. По-крайней мере, я еще ни разу не пожалел о том, что стал мечником, а потом обычным «псом войны», вместо того чтобы вкушать все прелести придворной жизни.