Чтобы сказать ему - Марта Кетро Страница 6

И вдруг это случилось с мужем Доры. Ужас ситуации в том, что человек, готовясь к уходу, прятал тоску внутри себя и не демонстрировал никаких ярких признаков принятого решения – не высказывал претензий, не плакал тайком, не устраивал патетических сцен и длительных прощаний. Тому, кто глядел на него с любовью, казалось, что глаза родного человека смотрят внутрь себя, перестали отражать чужие лица и он больше не видит близких. Но чаще всего у «отъезжающих» не было никого, кто глядел бы на них с любовью или просто с пристальным вниманием. Так уж вышло, что город покидали одиночки, подростки, потерявшие контакт с родителями, супруги, изжившие в браке связь друг с другом. Они разрушали то, что принято называть «нормальной семьёй», без всякого шума: их сердца становились плотно сжатыми, как бутон пиона, лица – замкнутыми, а глаза равнодушными. Они вставали из-за стола после завтрака, спускались в гараж, садились в свои машины и уезжали прогуляться. Иногда откладывали работу, поднимались и уходили. Или шли покурить после секса, как муж Доры, и уже не возвращались. Порой близкие выясняли, что человек заранее готовился к побегу, а в других случаях это выглядело спонтанным решением. Муж Доры был из «внезапных», она могла поручиться, что он удрал на своём мотоцикле, не взяв ни еды, ни тёплой одежды. Хорошо хоть штаны натянул, выходя. Она всё время пыталась угадать, бросил ли он последний взгляд на неё, лежащую ничком на скомканных простынях. В конце концов, это было бы вежливо. Но единственное, что она помнила – как он встал, набросил на неё одеяло, потому что кожа её стала остывать после любви, немного повозился, одеваясь, и исчез, прикрыв дверь. Она к этому моменту уже задремала и проснулась только через несколько часов, на рассвете.

То утро сохранилось в памяти Доры в мельчайших подробностях. Она попыталась определить положение своего тела на кровати, не открывая глаз. Иногда при пробуждении у неё возникала короткая потеря ориентации, когда не получалось сразу сообразить, где находится край постели – слева или справа, лежит ли она к окну головой или ногами. Забавное головокружительное чувство, будто под тобой надувной матрас, плывущий по реке, и при неловком движении можно скатиться в воду. Иногда это пугало, иногда развлекало, в зависимости от того, насколько тревожной она просыпалась. Обычно ровное сопение мужа помогало разобраться, но сегодня было тихо. По-прежнему с закрытыми глазами Дора начала воображать свою комнату, заново воссоздавая вокруг себя реальность. Розовое смятое бельё, прохладное металлическое изголовье, бледные пионы на столике у кровати, она слышала их запах, наполняющий спальню. Элроя так и не почувствовала, скорее всего, он отодвинулся подальше и спал, отвернувшись. Приоткрытое окно, затянутое сеткой, палисадник, куст шиповника. На густозелёных листьях лежат выпуклые капли росы, которые должны бы отражать весь мир в миниатюре, но если попытаться приблизиться и рассмотреть, ветка обязательно дрогнет и окатит прохладными брызгами. Дора заранее поёжилась, хотя сейчас ей было тепло под одеялом. Мир казался абсолютно безлюдным, как в рассказах Брэдбери, которые волновали её в детстве. Дора могла выбрать сегодняшний сценарий: будет ласковый дождь над Землёй, где не осталось ни одного человека, или это звонкое утро принадлежит единственному на планете колонисту, а может, небольшая семья поедет в путешествие по пустой стране. Маленькой Дора обычно предпочитала второй вариант: никого и весь город в её распоряжении – опустевшие аттракционы в парках, кондитерские, моллы, набитые игрушками и одеждой, и сияющие космические Эппл-сторы с идеальными взрослыми гаджетами. Да и позже она не особенно желала иметь компанию. Но в то утро вдруг подумала, что глупо изображать одиночку, будучи замужем. Мужчина, который давно уже обособился настолько, что она отмечала лишь физическое присутствие и никогда не улавливала его эмоционального фона, – этот мужчина всё-таки был в её жизни, согревал её и оберегал. Пожалуй, она всё ещё любила его, и сейчас пришло время сказать об этом, повернуться, обнять за спину и шепнуть на ухо: «Я тебя люблю». Дора представила, что он почувствует. Между ними всё было хорошо, они отдалились только из-за душевной лени, и каждый не торопился преодолеть образовавшееся расстояние, ведь сближение требовало некоторого усилия: заговорить нежнее обычного, мимоходом прикоснуться, ответить на вопрос «как ты?» чем-то большим, чем «прекрасно». Но вернуть всё легко. «Наверное, он удивится, – подумала она, – а потом обрадуется. И если ему хватит духу – скажет об этом. А если не хватит, я сама скажу. “Я рада, что ты со мной, любовь моя”, – скажу я».

Дора почувствовала уже несколько позабытое свечение в груди, будто на её теле обозначилось место, которым необходимо прижаться к чужой спине. Когда некого обнять, эта точка тяготит, как лазерный прицел, но у неё-то есть мужчина, и нужно только донести до него тепло, не расплескав. Дора повернулась, всё ещё зажмурившись, протянула руку, но наткнулась на шершавую белёную стену. Она лежала поперёк кровати, одна, – и сияние начало сжиматься до маленького красного огонька.

Дальнейшие события этого дня не имели особого значения, потому что с тех пор она носила на себе этот невидимый знак.

Правительство начало масштабное изучение проблемы «отъехавших». Удалось выявить кое-какие закономерности, во многом связанные с лунным циклом и атмосферными явлениями. Получалось, что настроения общества подвергались волновым колебаниям, люди становились уязвимыми в пиковые моменты, и тогда не выдерживало и отъезжало гораздо больше народу, чем в «тихие» периоды.

Объяснить это явление никто не мог, но уж если оно существовало, с ним следовало работать. И в городах стали появляться службы эмомейкинга. Точно как раньше ньюсмейкеры создавали новостные блоки, эмомейкеры занимались формированием и корректировкой настроений. Если полнолуние раскачивало нестабильные сознания и в воздухе витала агрессия – в эфир шли умиротворяющие тексты и музыка, для женщин транслировались лирические истории, а мужчин занимали неторопливыми интеллектуальными разговорами. Когда же на людей обрушивалась тоска, в ход шли юмор, спорт и секс. К работе на официальных каналах привлекали психологов, комиков, священнослужителей всех имеющихся культов, экстрасенсов, литераторов и просто тонко настроенных граждан, способных улавливать состояния умов. Одним из таких эмомейкеров стала Дора.

Оставшись одна, она пустилась на поиски работы и набрела на расплывчатое объявление «для креативных и талантливых».

В офисе её встретил мужчина в атласной лиловой рубашке, который представился Джереми. При каждом движении его небольшого тела ткань чуть меняла оттенок и поблёскивала. Переливы так заворожили Дору, что она с трудом отвела глаза и огляделась. Светлый кабинет с огромными окнами и мягкими стульями для посетителей несколько выпадал из типичного офисного образа, потому стенные стеллажи населяли фигурки кошек – деревянные, керамические, стеклянные и ещё бог весть какие. Некоторые статуэтки были так велики, что не помещались на полках и громоздились по углам. Своё большое уютное кресло Джереми проигнорировал, присел на край стола, демонстрируя раскованность, и задал Доре тысячу быстрых вопросов, темп которых не оставлял времени на размышления.

– Назови любимых писателей. Ты везучая? У тебя бывает ПМС? Метеозависимость? Цвет твоего ноутбука? Кошка или собака? Как тебя наказывали в детстве?