Авиатор - Макс Мах Страница 6

– Все-таки, – сказал он ей с улыбкой, – у вас, пскобетян, язык куда лучше, чем у нас, на севере.

«Мы скобские? – вспомнила Лиза старый советский фильм «Мы из Кронштадта». – Пскобское произношение? Умереть, не встать!»

Получалось, что говорит и пишет Елизавета Браге, а понимает и читает Елизавета Берг. Стоило Лизе задуматься, и фразы выходили так себе, корявые и неправильные, да и произношение «проседало», что свидетели ее очередного фиаско относили обычно на счет ее плохого самочувствия. Все-таки Лиза семь месяцев пролежала в коме, ей можно.

Однако если не задумываться, а говорить «автоматом», не переводя с «русского» на «русский», Лизина речь лилась свободно и звучала правильно, хотя иногда она и сама не понимала, «что несет». То есть по смыслу это, судя по всему, было именно то, что она хотела сказать, но таких грамматических оборотов, поговорок и прочих фразеологизмов она никогда раньше не знала и знать не могла.

Ну и еще, писали здесь, как и в Польше, не кириллицей, а латиницей.

– Хотите что-нибудь почитать? – спросила библиотекарша.

– Да, – с трудом улыбнулась Лиза. – Можно я полистаю энциклопедию?

– Какой вам дать том? – ничуть не удивившись, спросила женщина.

– «Эн», – ответила Лиза. – «Ни».

– «Ник-Нис», – добавила, рассмотрев маркировку томов.

– Садитесь за стол, сударыня! – кивнула библиотекарь на ближайший стол. – Вы едва стоите на ногах, и лица на вас нет. Хотите, позову врача? Нет? Как знаете. Я сейчас принесу вам этот том.

И она принесла.

«Ник-нис, Ниен, – прочла Лиза. – Ниен – столица Ижорского княжества. Расположен на северо-западе республики Себерия, на побережье Финского залива и в устье реки Невы… Город основан в 1193 году шведами… Крепость Ландскрона… стена… захвачен Новгородом в 1351 году… …важнейший экономический, научный и культурный центр Себерии, крупный транспортный узел… Население… 3 785 190…»

2

Когда пришло время выписываться из госпиталя, Надя пригласила пожить у нее – «поживешь, осмотришься, то да се!» – но Лиза настояла на том, чтобы «вернуться домой». Домой, как бы двусмысленно это ни звучало в ее случае.

«Домой… Кто бы мог подумать!»

В конце концов, Надежда согласилась и даже подготовила апартаменты на Смоляной улице к возвращению хозяйки.

– У вас там, на Смолянке, артель уборщиков работает, – рассказывала Надежда в вечер перед выпиской. – Дом Корзухина убирают и два соседних. Я им заплатила, так они тебе и окна вымыли, и полы, и все шкафчики на кухне. В общем, все, что надо, то и вымыли, – хохотнула в своем обычном, несколько фривольном стиле. – Ледник я включила, продукты на первый случай завезла… Что еще? Электричество есть, телефонная линия в порядке, радиоскоп работает…

– Спасибо, Надя! – улыбнулась Лиза, совершенно очарованная тем, как к ней относилась эта молодая красивая женщина. Один из лучших и невероятно востребованных модельеров столицы – так о Надежде Вербицкой писали газеты, – она находила время, чтобы навещать увечную подругу, сидеть с ней долгие часы, воссоздавая по крупицам «утерянное» прошлое, едва ли не с ложечки кормить вкусностями и разностями и рассказывать со смехом новости светской жизни. Однако Лиза понимала, когда-нибудь ей все равно придется «встать на крыло» и начать жить своей головой, и лучше сделать это раньше, чем позже. Потому что она здесь, похоже, навсегда. Ей здесь жить! Оттого и отказалась погостить у Надежды, хотя чем дальше, тем больше воспринимала ее как свою собственную – Лизы Берг – самую близкую подругу.

И был вечер, и было утро… день второй… Таксист – их называли здесь извозчиками – остановил свой тяжелый локомобиль у парадного подъезда дома Корзухина и помог внести дорожную сумку Лизы в вестибюль. Управляющий Федор Емельянович вызвал звонком мальчика и приказал ему сопроводить госпожу Браге в ее апартаменты на двенадцатом этаже. Потом был лифт – монументальный и роскошный, – коридор, устланный ковровой дорожкой, и дубовая дверь, на которой значилось новое имя Лизы.

«Капитан 2-го ранга баронесса Е. А. Браге».

Капитаном 2-го ранга Елизавета стала практически посмертно. Никто ведь всерьез не ожидал, что она выживет. За «подвиг самопожертвования, совершенный во время боевых действий» князь Новгородский – это был, как выяснилось, отнюдь не титул, а должность, наподобие президента, – наградил ее орденом «Полярной звезды», что предусматривало – среди прочего, – внеочередное производство. Так что в отставку Лиза вышла не капитан-лейтенантом, а полновесным капитаном, поскольку в обыденной жизни – на службе и вне ее – капитаны рангом не меряются.

Лиза вошла. Закрыла за собой дверь, уронила на пол кожаный баул.

«Ну, вот я и дома…»

Она неторопливо осмотрелась. Просторная прихожая, три украшенные резьбой двери с бронзовыми ручками, венецианское ростовое зеркало, мебель из дуба – шкаф, обувная тумба, вешалка для шляп, – оленьи рога по обе стороны от центральной двери, маленькая люстра. Красиво, недешево, незнакомо…

За дверью слева оказался короткий темный коридор. Кладовка, уборная и вход на кухню. Лиза долго не могла найти выключатель, но потом смирилась и «отпустила» мысли гулять самих по себе. Получилось хорошо. Ноги привели, куда надо. Левая рука поднялась и коснулась плоской эбонитовой коробочки с рычажком. Вниз – свет выключен, вверх – включен.

«Забавно…»

В кладовке нашлось несколько пар лыж, шипованные ботинки для горных восхождений, коньки, клюшка для игры в русский хоккей, солдатская каска, противогаз, несколько чемоданов и баулов и много всего прочего, что предстояло еще разобрать и изучить.

«Дело номер раз, – отметила Лиза, – кладовка».

Кухня была просторная и совершенно замечательная. Таких кухонь Лиза никогда не видела. Разве что в американских фильмах. Газовая плита с двумя духовками, большой и маленькой, огромный, едва ли не ее роста холодильник, который здесь называли ледником, шкафы и стол светлого дерева и еще один стол, но уже со столешницей из белого мрамора, чайник, посуда, кастрюли и чугунки, сковородки и, бог знает, что еще.

«Кухня! – записала мысленно Лиза. – Не забыть. Посмотреть, где что, разобраться и запомнить!»

«Кофе! – вспомнила она вдруг. – Я чертовски хочу крепкий кофе!»

Теоретически она была здорова, – во всяком случае, так сказал доктор, а она его не стала переубеждать, поэтому технически ей можно было пить хоть водку, хоть кофе с чаем, но практически в госпитале кофе не варили. Чай был, а кофе – увы!

«Ничего, наверстаем!» – весело подумала Лиза, вскрывая банку консервированного кофе. Такие упаковки делали специально для армии и флота. Двести граммов молотого бразильского кофе, запечатанные в пакет из алюминиевой фольги и закатанные в жестяную консервную банку. Срок хранения – три года…

Лиза понюхала, кофе пах, как свежемолотый.