Князь из десантуры - Тимур Максютов Страница 6

– Жизнь! – почти выкрикнул Дима.

Тугорбек удовлётворённо кивнул, улыбнулся:

– Вот как хорошо! Умнеешь прямо на глазах. Ну, коли жизнь дороже – так отдай ичиги.

Развернулся и пошёл к своей кибитке. Димка посмотрел ему вслед и вдруг с ужасом осознал, что мог уже давно лежать с перерубленным горлом – и никто из них даже не подумал бы копать мёрзлую землю для его могилы. Бросили бы прямо тут, у дороги – безымянного раба, никчёмного гостя из другого времени.

– Ну, оглох? – поинтересовался Азамат. – Или не слышал, что хозяин сказал?

Ярилов снял обувку. Стоял, переминаясь, в одних носках – холодная земля жгла стопы. Азамат потрогал заскорузлыми пальцами шнурки на берцах, хмыкнул. Сел на землю, разулся, кинул Димке свои драные ичиги. Повозился со шнурками, снова хмыкнул, приказал:

– Помогай, холоп!

Дима встал перед половцем на колени, помог натянуть берцы на неимоверно грязные ноги, завязал шнурки.

Азамат встал, осторожно прошёл несколько шагов. Блаженно улыбнулся:

– Яхши! Тепло и сладко, как у бабы в норке.

И пошёл хвастаться необычной обновкой перед товарищами.

Вода в котле начала закипать. Подошёл Хорь, разворошил мешки на телеге, достал большой кусок заветренного мяса. Понюхал, сплюнул. Вынул из-за сапожного голенища нож, срезал позеленевшие части, бросил на землю перед Димой:

– Ешь, раб. Я сегодня добрый.

Остальное мясо отправилось в котёл, как и просяная крупа из мешка.

Быстро отгорел закат, ночь подула ледяным ветром. Половцы сидели вокруг костра, ели кулеш из деревянных мисок, вылавливали горячие куски мяса руками прямо из чана. Тугорбек разрешил погреться кумысом, и вскоре компания возбуждённо хохотала над байками Хоря. Потом, раскрыв рты, слушала рассказ Азамата о том, как его отец в войске славного хана Юрия Кончаковича ходил на Киев, по договору с русским князем Рюриком Ростиславовичем, чтобы вернуть ему столичный стол. Русичи – они такие, всё время между собой дерутся, и без помощи степных батыров им не справиться… Город взяли штурмом и уж потом пограбили от души.

Дмитрия сразу прогнали от костра. Голодный (есть вонючие зелёные обрезки он не решился), окоченевший раб скрючился у тележного колеса на мёрзлой земле.

В голове ворочались мысли по поводу услышанного от Азамата. Юрий Кончакович, Рюрик Ростиславович – полузабытые студентом имена, относящиеся, кажется, к началу тринадцатого века…

А потом ночной мороз оставил в голове одну мысль – что до утра Димке не дожить. Замёрзнет насмерть, останется лежать скрюченным трупом, а половцы даже не огорчатся такому событию. Или Тугорбек расстроится? Всё-таки раб – это имущество. Больших денег, наверное, стоит.

С холодом приходило блаженное забытье. Мелькнуло румяное смеющееся мамино лицо. Зимний каток, залитый ярко-жёлтым светом. И папа, стоящий перед ним на коленях и надевающий коньки – так же, как Ярилов надевал свои берцы Азамату. Зима, скоро Новый год, Миллениум. Димка – первоклассник, а родители ещё живы.

Папа поднял лицо и вдруг превратился в тренера по рукопашному бою Сан Саныча. Тренер зло тряс потной лысиной и орал:

– Работай, Ярилов! Надо работать, двигаться! Никто победу на блюдечке не принесёт! Подумаешь, чемпион России – он таким же способом сделанный, как ты, Ярилов. Мамой и папой. Соберись, ты же не институтка из Смольного, ты боец, тля! У тебя руки длиннее, джеб используй. Встречным его, тля!

Ярилов очнулся. Над головой холодными плевками звёзд светилось морозное небо.

Вскочил. Начал размахивать руками, топать ногами. Когда вернулась чувствительность к пальцам – пошёл бить в воздух «двойками» и «тройками», не забывая отрабатывать и по голени воображаемого противника. Согрелся, продышался. Наконец, устал.

Пошарил пальцами по грязной земле. Нащупал куски гнилого мяса.

Подавил позыв рвоты и начал жадно есть.

Что мы имеем? Аптечку, тренированное тело, мозги. Надо только чуток времени разобраться в этой каше и понять, как использовать свои преимущества.

Хрен им, а не раб Дима Ярилов. Никогда питерец двадцать первого века не будет рабом у кочевников тринадцатого.

Как минимум – беком.

А то и ханом.

* * *

Зимнее солнце неторопливо. Восток ещё только начал наливаться призрачно-серым, а муэдзин уже забрался на плоскую крышу временной мечети и призвал правоверных мусульман к первому сегодня намазу.

Всего несколько месяцев назад десант сельджуков из Румского султаната высадился в крымской Согдее, разбил союзное войско половцев и русичей и захватил город. Нет ещё здесь славящих Всевышнего мечетей, нет тонких минаретов, протыкающих небо. Но будут!

Бритоголовый человек давно уже не спал, смотрел в низкий закопчённый потолок. Поднялся с низкого ложа, налил из медного кувшина воду в таз. Умыл лицо. Угли в жаровне за ночь остыли, в комнате было холодно, и в воде попадались маленькие колючие льдинки.

Постелил молитвенный коврик, поднёс руки к ушам, произнёс первые слова:

– Аллаху акбар…

Нельзя думать о постороннем, молясь Всевышнему. Но бритоголовый не мог избавиться от дурного предчувствия, преследующего его со вчерашнего дня. А ночью ему снился обжигающий солнечный диск и мерзкая тварь – кобра, приготовившаяся к атаке.

В ткани времени образовалась дыра, её обугленные края жгли и не давали покоя. Бадр чувствовал это, и ему не терпелось проверить правдивость кошмара.

Торопливей, чем следовало, Бадр закончил намаз. Поднялся с коврика, подошёл к изголовью скромного ложа. Взял в руки маленький сундук из драгоценного палисандра.

Когда неделю назад Бадр заселялся в этот хороший, по местным меркам, караван-сарай, хозяин не скрывал удивления, что у столь бедно одетого путника весь багаж состоит из такой редкой и ценной вещи. Но серебряные дирхемы, щедро уплаченные за месяц вперёд, успокоили и обрадовали владельца гостиницы.

Снял с шеи маленький, хитро изогнутый ключ. Отпёр замок, достал сделанное из кости оружие. Погладил серую поверхность, покрытую причудливыми буквами, потрогал пальцем косо заострённое жало. Положил назад. Вздохнул и взял стеклянный флакон. Медленно вытащил пробку, оттягивая неприятный момент. Зажмурился, сделал маленький глоток. Жидкость мгновенно обожгла нёбо, обездвижила язык, бросилась в пищевод, прожигая внутренности. Грудь сдавило, и сил вдохнуть не было.

Почти теряя сознание, Бадр подошёл к тазу, упал перед ним на колени. Наклонил флакон, уронил несколько капель в воду. Поверхность покрылась рябью, замерцала. Бритоголовый дрожащей рукой вытащил из-за пояса кинжал, чиркнул кончиком острого лезвия по левой руке. Густая, почти чёрная кровь медленно стекала и капала в светящуюся сиреневым светом посуду.

Вода закипела, закрутилась воронкой. Бадр схватился за горло – воздух вдруг хлынул горячей живительной волной в ссохшиеся лёгкие, наполнил грудь.