Аннигиляция - Джефф Вандермеер Страница 6

– Без движения нет размышления, – произнесла психолог, глядя мне прямо в глаза.

Я почувствовала некий импульс, но ничего не сделала и не сказала. Остальные и вовсе как будто не слышали ее слов. Только потом до меня дошло, что это было гипнотическое внушение, предназначенное именно мне.

Очевидно, моя реакция ее удовлетворила, и она спустилась, оставив нас с волнением ждать ее возвращения. А как быть, если она не вернется? Еще меня тревожила собственническая мысль, что ей тоже захочется читать дальше, и она не удержится. Я не знала, есть ли в словах смысл, но страшно хотелось, чтобы он был. Тогда бы лишние сомнения рассеялись, и я стала бы рассуждать логически. Это, по крайней мере, отвлекало от размышлений о том, как подействуют споры на мой организм.

К счастью, топограф с антропологом не испытывали желания поговорить. Через четверть часа психолог неуклюже вскарабкалась по лестнице и, моргая, остановилась, пока глаза привыкали к свету.

– Занятно, – бесстрастно произнесла она, выбираясь из проема и смахивая паутину с костюма. – Никогда не встречала ничего подобного… – Она замолчала на полуслове, но, видимо, решила не продолжать.

Ее реакция была более чем странной. Впрочем, так считала не только я.

– Занятно?! – воскликнула антрополог. – Никто и никогда не сталкивался с подобным! Никто! Никогда! И это, по-твоему, всего лишь «занятно»?!

Она была на грани истерики. Топограф молча смотрела на обеих, как на ненормальных.

– Мне тебя успокоить? – спросила психолог металлическим голосом.

Антрополог опустила глаза и что-то неразборчиво пробормотала.

– Нам нужно время, – вклинилась я в возникшую паузу, – чтобы все обдумать и решить, что делать дальше.

Конечно же, под этим подразумевалось, что время нужно мне: чтобы узнать, как подействуют споры и придется ли сознаваться в том, что случилось.

– Боюсь, времени-то у нас как раз и нет, – сказала топограф.

Пожалуй, из всех нас она сделала самые правильные выводы: настоящий кошмар только начинался.

Психолог, однако, согласилась со мной:

– Да, нужно время. А пока что займемся тем, зачем нас сюда отправили.

В общем, мы вернулись в лагерь, пообедали и занялись «делами насущными»: собирали образцы и снимали показания, стараясь не отходить от лагеря далеко, словно боялись попасть под влияние башни. Я продолжала отслеживать изменения в своем организме. Бросало ли меня в жар или в холод? Боль в колене – от старой травмы или что-то новое? Я даже поглядывала на красную лампочку, но она не загоралась. Ничего страшного не происходило, я успокоилась и убедила себя, что споры на меня никак не действуют… хотя и знала, что инкубационный период может длиться несколько месяцев или даже лет. По крайней мере, в ближайшие пару дней мне ничего не угрожало.

Топограф занялась уточнением выданных руководством карт. Антрополог отправилась изучать развалины в полукилометре от лагеря. Психолог осталась в палатке заполнять журнал: может, жаловалась, что ее окружают полные дуры, а может, описывала во всех подробностях утреннюю находку.

Я целый час наблюдала за крошечной красно-зеленой квакшей, сидевшей на листе лопуха, еще час преследовала переливчатую равнокрылую стрекозу (такие водятся только в горах). Потом я забралась на верхушку сосны и смотрела оттуда в бинокль на побережье, где высился маяк. Мне нравилось лазать, а еще мне нравился океан – вид его успокаивал. Воздух здесь был чистым и свежим, совсем не как в мире за границей, где грязь, несовершенство, стрессы, усталость и все воюют со всеми – типичные беды нашего времени. Там я не могла отделаться от ощущения, что вся моя работа сводилась к безуспешным попыткам спасти человечество от самого себя.

Богатство биосферы Зоны Икс наиболее ярко проявлялось в многообразии пернатых: от певчих пташек и дятлов до бакланов и бородавчатых ибисов. С вершины сосны виднелся кусочек солончака, и, внимательно приглядевшись, я целую минуту наблюдала за парой выдр. В какое-то мгновение они подняли головы и повернулись в мою сторону, будто знали, что я на них смотрю. В дикой природе я часто испытывала странное ощущение того, что вещи не всегда то, чем кажутся. С этим ощущением, однако, надо было бороться, иначе оно мешало объективно оценивать реальность.

В районе маяка кто-то – судя по всему, большой и грузный – продирался сквозь тростник, но кто это был, я так и не разглядела. Через некоторое время трава перестала шевелиться, и я окончательно упустила его из виду. Возможно, это был еще один вепрь: они неплохо плавали, питались чем угодно и легко приспосабливались к любому ареалу обитания.

В целом работа в своей стихии пошла нам на пользу. К вечеру напряжение спало, мы немного успокоились и за ужином пытались шутить.

– Как бы я хотела прочитать твои мысли… – призналась мне антрополог.

– Плохая затея, – ответила я.

Она засмеялась. Странно. Я вовсе не хотела знать, что они обо мне думают, их мысли, тревоги, истории из жизни. Зачем им знать мои?

Однако я была не против того, что мы становимся сплоченнее, пусть и на короткое время. Психолог разрешила нам выпить по паре банок пива из запаса алкоголя. Нас немного развезло; я сбивчиво высказала предложение поддерживать связь друг с другом после завершения экспедиции. Я уже прекратила искать в себе какие-то психофизиологические изменения и обнаружила, что мы с топографом ладим – гораздо лучше, чем я ожидала. Мне по-прежнему не нравилась антрополог, но скорее в профессиональном плане, а не из-за какой-то личной неприязни. Она чем-то напоминала спортсменов – тех, которые хороши на тренировках, но на соревнованиях не ахти. Вот и она за все время так и не продемонстрировала необходимой выдержки. Впрочем, то, что она вызвалась пойти в экспедицию, само по себе что-то да значило.

Солнце уже зашло, мы сидели возле костра. Со стороны болот снова донесся ночной стон, и мы в приступе пьяной бравады откликнулись нестройными голосами. По сравнению с башней нечто из болот казалось старым знакомым. Мы были уверены, что в конце концов сфотографируем его, изучим поведение, окольцуем, присвоим ему место в классификации живой природы – и все, тайна раскрыта. В случае с башней такой уверенности не было.

Однако нечто, видимо, почувствовало, что мы его передразниваем: стоны стали злее и громче. По нашей компании прокатился нервный смешок, и мы замолчали. Психолог посчитала это знаком к тому, что пора обсудить планы на день.

– Завтра мы снова спустимся в туннель, на этот раз глубже, принимая соответствующие меры предосторожности: в частности, наденем респираторы, как предложила биолог. Надеюсь, нам удастся целиком записать текст на стене и выяснить его примерный возраст, а также, возможно, глубину туннеля. Во второй половине дня мы возвращаемся и продолжаем изучать окрестности. Подобный распорядок будет повторяться каждый день, пока мы не соберем достаточно сведений о туннеле и о том, каково его место в Зоне.