Время новой погоды - Шон Мерфи Страница 6

Как и его отец в давнем собственном детстве, Бадди очень рано стал замечать, что в жизни присутствует что-то, нарушающее равновесие. Это было видно по тому, как двигались на фоне неба кроны деревьев, когда задувал ветер; как рыбы передвигались сквозь воду, а птицы – сквозь воздух. Это было видно по тому, как каждая вещь казалась отдельной от всякой другой вещи. И сам себе Бадди казался совсем отдельным.

Ему представлялось, что это неправильно. Более того, у него хранилось в памяти, да чуть ли не на самом кончике языка, воспоминание о жизни, совершенно не похожей на эту. В нем постоянно жило чувство, будто он что-то забыл и нет способа выяснить, что это было. Будто круг его жизни имел некий центр, образующий абсолютную пустоту; будто ему предназначалось быть связанным с чем-то, чего он и вообразить не мог; будто недоставало половины его существа.

Его мать, Полли, называла этот феномен «анти-дежа вю» [6].

Взрослея, Бадди стал воспринимать эту пустоту как реальную рану. Рана представлялась ему продолговатой, имеющей форму слезы; тот, с кем (или то, с чем) он был когда-то связан – и от чего впоследствии оторван, – должен был бы иметь такую же рану, думал Бадди, той же величины и такой же формы.

И должен был бы чувствовать себя примерно так же, как он.

Когда Бадди родился, то, по словам тех, кто были свидетелями этого события, мальчик открыл глаза, моргнул пару раз, а потом, при первом же взгляде на тот мир, куда был рожден, он повернулся и с силой и решительностью, никогда ранее не замечавшимися у новорожденных, попытался вернуться туда, откуда явился.

И все же к тому времени, как Ронда Джефферсон произнесла свои первые слова, Бадди ЛеБланк, по-видимому, смог преодолеть свое первоначальное отвращение и принялся исследовать окружающий его мир.

Всю жизнь Бадди видел, как люди совершают паломничество на Магнолиевый холм неподалеку от трейлер-парка, где жили они с матерью. Холм был местной достопримечательностью, в последние годы там являли себя многие неземные персоны вроде ангелов и святых, в том числе архангелы Михаил и Гавриил, восемь из двенадцати святых апостолов и призрак Джима Моррисона. С одной стороны холма возвышалась нелепая афиша с изображением огромного корнеплода. Под ним шла соответствующая подпись, двухметровыми буквами возвещавшая, будто слово Господне:

БИО-ТЕХ:

СОЗДАДИМ ЕЩЕ БОЛЕЕ СОВЕРШЕННУЮ ЛУКОВИЦУ

Верующие шли иногда день за днем, некоторые несли статуи и кресты, оставляли на холме записки с молитвами и открытки, монеты и четки. Бадди видел пожилых женщин и мужчин, с трудом поднимавшихся к вершине холма на костылях, с ходунками, опиравшихся на палки и даже в инвалидных колясках. Некоторые из них бросались на землю, затем поднимались и тут же снова падали на землю, таким образом совершая свое паломничество, всю дорогу к вершине простираясь ниц. Он видел, как взыскующие благодати добирались до этой вершины и падали на колени, воздевая руки в обращенной к небесам мольбе, хотя ответ, который они получали (думал он про себя), раз от раза весьма существенно менялся. Казалось, некоторые чувствовали себя освобожденными, пережив такой опыт, другие же, ковыляя, спускались с холма, чтобы тут же пожалеть, что оставили костыли наверху.

Вероятно, думал Бадди, у неба есть свои рабочие часы, и оно, как столь многие предприятия в Байю, меняет их как придется: владелец приходит лишь тогда, когда ему заблагорассудится.

Еще ему помнились огненные проповеди, произносившиеся у подножия холма проповедниками всех вероисповеданий и цветов кожи.

– Кто вы?! – вопрошал один из этих тощих бородатых блаженных, обращаясь к толпе паломников. – Я гляжу окрест себя и вижу сто шестьдесят восемь Иисусов! Сто шестьдесят восемь Иисусов! Христос восстал сегодня утром, выпил чашку кофе и выкурил сигарету! Христос испражнялся и читал при этом журнал «Знаменитость»! У Иисуса была эрекция, когда он в три часа ночи возлежал рядом со своей женой, но он был слишком усталым, чтобы воспользоваться этим! Узрите! Христос часто опаздывает на деловые встречи и мошенничает с уплатой налогов! Аллилуйя! Христос не спит всю ночь, пьянствует, потом восстает снова и выползает на утренний свет! Восславим Господа! Торчащие в транспортных пробках, вдыхающие удушливые выхлопы машин, стиснутые до клаустрофобии, вы представляете собой целые вселенные! Вы – воплощение самой вечности, и все же вы не выскакиваете из собственных штанов от гордости! В печени у каждого из вас сияют звезды! Вы вложили свои хлебы и своих рыб в прибыльные оборонные бумаги и поправили галстук у Вселенной на шее! И все это я знаю! – заключил свою речь проповедник. – Ибо мой приход – это Приход, которого вы ждали, который вы уже подсчитывали! Я – ваш Провидец! Я – Мессия!

Бадди мог наблюдать все это, так как на самом деле холм насчитывал всего лишь метров тридцать в высоту и был виден с их заднего двора во всей красе. Единственная хоть сколько-нибудь значительная выпуклость рельефа во всей округе, Магнолиевый холм, возможно, не так уж сильно походил на священные вершины, какими все их привыкли себе представлять, но тем не менее прекрасно соответствовал своему назначению. Сам Бадди совершал восхождение не один раз: первое – в трехлетнем возрасте, когда пролез в дыру в заборе, окружавшем их небольшой задний двор, а затем, словно его тянула неведомая магнетическая сила, пробрался через несколько соседних дворов, пересек кладбище и перешел штатное шоссе, заставив пораженных водителей грузовиков сообщать по радио в любительском диапазоне: «Ребенок на дороге, крепкий малыш, пятьдесят восьмая миля; десять часов четыре минуты».