Путь домой - Михаил Михеев Страница 6

Хотелось, конечно, половить еще, но Петр подавил пустой азарт. Зачем губить больше того, что хочешь, а главное, можешь съесть? Тем более что с едой проблем не было – запас сухпайка был достаточно велик, ведь курсант, за исключением самого первого дня пути, почти и не притрагивался к нему. Неизвестно, что будет дальше, а запас карман не тянет. Только кофе да чай пил, но и их расходовал предельно экономно.

А вот утро выдалось, как бы это точнее сказать, хлопотным. Вначале противно запиликала сигнализация, а когда курсант выскочил из палатки (хорошо хоть, мгновенно просыпаться по тревоге в них вбили на уровне рефлекса), обнаружилась и причина этого писка в лице двух аборигенов. Последние, одетые в какое-то рванье и вонючие, как бомжи (был такой культ, служители которого, подражая легендарным древним жрецам, не мылись никогда), деловито возились возле рюкзака, пытаясь его вскрыть. Аж два раза убогие: десантный рюкзак, он не каждому свое содержимое показывает, да и распороть его ножом не получится. Но почему они так воняют-то? Река же рядом, помыться да и постираться можно вполне.

– Эй, уважаемые! Ну-ка, отвалили от чужого имущества, а то ноги повыдергиваю… Я кому сказал, валите отсюда, уроды!

Ага, щаз-з… Местные бомжи, не обращавшие до того на Петра никакого внимания, как по команде, обернулись. У одного в руке материализовалось копье, на которое курсант до того не обратил внимания, второй поигрывал здоровенным топором и нехорошо щерился, сверкая всеми четырьмя кариозными зубами.

Хорошая привычка спать в комбезе. Во всяком случае, удара копья, пришедшегося в живот, курсант практически не почувствовал. Ну, вернее, почувствовал, но как легкий толчок. А ведь не ожидал, даже в мыслях не допускал, что сейчас его убивать будут. Умом-то знал, что на диких планетах может всякое случиться, но не осознавал всерьез, за что едва не поплатился, – как ни крути, а удар (пусть и не такой опасный, хотя и вполне прилично поставленный, надо признать) он пропустил и, не будь на нем непроницаемой брони, тут бы и помер. Но раз уж пошли такие разговоры, то грешно не ответить – иначе уважать не будут, у примитивных культур с этим строго. И пока длится секундное замешательство и наглый копейщик в недоумении смотрит на свое оружие, надо его бить. Именно этим Петр незамедлительно и занялся, ловко отведя копье в сторону левой рукой и зарядив аборигену с ноги в грудину, да так, что того приподняло над землей и отбросило на пару метров. Все, этот мешать больше точно не будет – после такого удара иные и не встают. Хотя, может, и встанет – бил-то босой пяткой, а не подкованным ботинком, но все равно получилось впечатляюще.

Второй выпучил глаза и, заорав что-то нечленораздельное, явно матерное, очертя голову бросился в атаку, размахивая неподъемной секирой. Совершенно зря, кстати, – мало того что получалось это хоть и грозно, но совершенно неэффективно, так еще и силы впустую тратил да равновесие с трудом удерживал. Петр положил руку на бластер, но тут же передумал, шагнул вперед и вбок, пропуская удар, и, когда нападающий, увлеченный собственным богатырским размахом, нырнул вперед, приложил его локтем по хребту. Убивать не рассчитывал – пленный позарез был нужен, чтобы сориентироваться в окружающей реальности. Увы, по неопытности не рассчитал. То, что с мерзким хрустом сломался позвоночник, было запланировано, а то, что абориген, падая, раскроил себе голову о камень – совсем даже наоборот.

Жаль, жаль! Петр подбежал к первому… Тоже мертвый. Ребра не выдержали удара и распороли все внутренности. Вот и лежит теперь, изо рта тонкая струйка крови течет, запеклась уже почти, глаза закатил. Словом, труп.

Говорят, когда в первый раз убьешь – переживаешь, не спишь потом, тошнит тебя или еще что… Ни фига подобного, ничего курсант Виноградов не почувствовал. На него напали – он оборонялся, не он – так его бы убили и оставили здесь лежать. Тяжелое копье со скверной ковки наконечником было тому отличным доказательством. Единственным чувством, которое сейчас испытывал Петр, было легкое сожаление о том, что допрашивать некого. Возьми он хотя бы одного живым – тот бы у него не то что разговаривал, а пел бы как соловей. Курс проведения допросов в полевых условиях был в училище факультативным, но Виноградов посещал его регулярно – мало ли что в жизни пригодится. В конце концов, вдруг надоест профессия пилота и решит он пойти работать, скажем, следователем?

По-хорошему, надо было бы обыскать трупы, но брезгливость Петр преодолеть так и не смог – уж больно от них воняло. Подхватишь еще каких-нибудь насекомых… Используя копье как рычаг, курсант скатил трупы к реке и отправил их плыть по течению, справедливо рассудив, что их или рыбы съедят, или просто изобьет о камни до полной неузнаваемости. Во всяком случае, с курсантом Виноградовым их ассоциировать уже никто не сможет. Трупы кантовать было тяжело – мужики были хоть и бедно одетые, но крупные и достаточно упитанные. Явно не голодали… Ну и хрен с ними. Петр зашвырнул вслед за ними в реку и орудия их производства, в смысле оружие, а не гениталии их папаш, и решительно вернулся к палатке – впереди предстоял долгий день, и надо было позавтракать.

К городу он вышел три дня спустя, когда тело уже окончательно привыкло к новому режиму, а жареная рыба успела изрядно надоесть. Город был… Ну, так себе городишко, прямо скажем. Несколько десятков одно– и двухэтажных домиков, жмущихся друг к другу и окруженных с трех сторон не слишком высокой крепостной стеной из грязно-белого камня. Четвертой стороной город упирался в море, с холма хорошо были видны невзрачные причалы, к которым прибились такие же невзрачные рыбачьи лодки и пара каких-то суденышек, похожих то ли на небольшие галеры, то ли на баркасы-переростки. Вокруг крепостной стены тянулись давным-давно оплывшие от времени, полузасыпанные остатки рва, перед воротами из потемневшей от времени, окованной грубыми железными полосами древесины, был заметен намертво вросший в землю подъемный мост. Словом, полный отстой, как любил говорить его однокурсник Фриц. Бывший однокурсник – Фриц погиб во время крушения «Меркатора», до конца не покинув пост управления огнем…

Это был последний день, когда Виноградов ночевал в палатке, – он решил пойти в город с утра, а то, попав туда под вечер, без денег, не зная местных реалий, ничего не стоило вляпаться в неприятности. Конечно, с парой бластеров можно было спалить дотла этот набор антиквариата, по недоразумению называющийся городом, раньше, чем его жители сказали бы «мяу», но зачем впадать в крайности? Курсанту хотелось попасть домой, а не завоевывать этот несчастный остров. Раз так, стоило договориться, а не начинать стрельбу с двух рук, тем более что как раз этим экзотическим искусством Петр владел из рук вон плохо.

К воротам он подошел слишком рано – утренний туман еще не рассеялся, – и ворота были закрыты. Можно было, конечно, перелезть через стену, даже с грузом в «лице» рюкзака это было несложно, но зачем? Петр был здесь чужой и не без основания считал, что лучше сначала попробовать по-хорошему, поэтому просто присел на здоровенный валун, который в числе десятка других валялся неподалеку от ворот явно в качестве скамейки для таких же, как он, бедолаг, и стал ждать, когда ворота наконец откроют. Заднице на камне было, конечно, холодно, но, как известно, лучше идти, чем бежать, лучше стоять, чем идти, лучше сидеть, чем стоять, лучше лежать, чем сидеть. Руководствуясь этим нехитрым принципом, курсант расположился со всем возможным комфортом.