Метро 2033: Высшая сила - Сергей Антонов Страница 6

Свое пение Юрий сопровождал телодвижениями, которые, по его мнению, наверное, считались вальсом, но со стороны выглядели как ритуальная пляска индейца у костра.

Томский двинулся навстречу Корнилову. Знаком приказал аккордеонисту заткнуться и испариться.

– Клен ты мой опавший, – Юрий обнял Толика, – клен заледенелый…

– Хватит, Юра. Хватит музыки. Давай просто выпьем и поговорим.

– Ага. Точно. Хватит. У меня в ушах и без музыки звенит. – Корнилов рухнул на своевременно подставленный Толиком табурет. – Это от пойла? Или потому, что я почти не закусываю? Аппетит пропал. Потенция, по-моему, тоже. Куда катимся? От пойла, Толичек?

– От него, родимого, от него, проклятого.

Томский взял у Юрия бутыль и отхлебнул самогона.

– Фу! Что за шмурдяк ты хлебаешь в одну глотку?

– Не знаю. – Корнилов икнул. – Русаков всех таким потчует…

– Сколько можно, Юра? Ты завязывать не собираешься?

– Завяжешь тут с вами… Не могу я больше. Ни с самогоном, ни без него. Спать не могу. Трезвым быть не могу. Если не выпью, сразу мысли всякие в голову лезут. Воспоминания. Ганза. Рублевка. Причем только плохое вспоминается. А ведь было и хорошее, Толян! Ведь было же?!

– Было, Юра. Много хорошего было.

– И где ж оно? Куда подевалось?! Значит, затупились наши сабли? Не осталось больше пороха в пороховницах?

– Ага. А ягод в ягодицах. Выбираться, Юра, нам из Метро надо. Иначе – кранты.

– Куда?

– Найдем куда. Главное – отсюда.

– Ну… Это… Я – только за. Клен ты мой…

Корнилов попытался взять у Толика бутыль, но рука его бессильно обвисла, голова склонилась на грудь. Юрий покачнулся и едва не упал с табурета. Храп его был не менее громким, чем песня.

Томский поставил бутыль на пол, взвалил обмякшее тело Корнилова себе на плечо и отнес в ближайшую каморку. Уложив на кровать, сочувственно посмотрел на друга. Усталое лицо, усеянное мелкими каплями пота. Рыжая недельная щетина. Расстегнутая чуть ли не до пупа гимнастерка, а под ней – майка не первой свежести. Мятые галифе. Нечищеные берцы с оборванными шнурками.

Бывшего офицера Ганзы, лидера рублевских повстанцев-гастов вынужденное безделье превратило в пьянчугу.

Корнилов, как и Томский, тоже переживал депрессию, но боролся с ней по-своему.

Прирожденные авантюристы, любители головокружительных приключений и риска, они не умели жить спокойно. Размеренность и предсказуемость, к которым стремились обычные люди, губительно сказывались на тех, чье существование было подчинено борьбе. С людьми и обстоятельствами, со злом и несправедливостью. С собственными комплексами и страхами. С мутантами, порожденными радиацией, и людьми, обрадовавшимися тому, что Бога больше нет и некому наказывать за совершенные при жизни преступления.

Толик вздохнул. А сабли-то действительно затупились.

Он вернулся к своему верстаку и сосредоточился на работе.

Часа через два Корнилов вышел из каморки, потер глаза.

– Толян, ты моей бутылки, часом, не видел? Голова трещит…

– Нет никакой бутылки, Юра, и не будет. Ты мне трезвым нужен.

– Ну, от ста грамм мне ничего не сделается.

– Иди-ка сюда.

Томский поманил Корнилова пальцем и подвел ко ржавой, наполненной водой бочке.

– Че тебе?

– А вот че!

Толик схватил друга за шиворот, подтащил к бочке и, надавив на затылок, окунул его головой в воду, удерживая в таком положении секунд десять.

– Совсем охренел?! – заорал Корнилов, отфыркиваясь. – Я чуть не захлебнулся. Вода же холодная!

– Да ну? А я тебе тепленького душа и не обещал. Еще разок!

Третий раз Юрий окунулся в бочку уже без помощи Томского. Пока он снимал мокрую гимнастерку и заканчивал свой туалет, Толик принес полотенце и кружку горячего грибного чая.

– Дело есть, Юрка. Без тебя не справлюсь. Пей чай.

– Дело? Давненько, Толян, дел у нас не было. Ты о чем?

Томский передал Корнилову содержание своей беседы с Громовым, опустив подробности членства Данилы в тайном правительстве.

– Дожидаемся Вездехода. Советуемся с ним. Готовимся к походу.

– Наш карлик может только через пару месяцев заявиться. Ну а сама идея хороша. Смыться отсюда надо. Не плющит меня больше Метро, совсем не плющит. Полная безнадега. Без стакана смотреть на все это тошно.

Допить свой чай Корнилов не успел. Со стороны блок-поста послышались крики. Грохнул выстрел. Люди на платформе бросили работу и с тревогой наблюдали за тем, как от торца станционного зала к его центру быстро идут пятеро незнакомцев в черной форме, вооруженные автоматами с откидными прикладами.

Позади них шли часовые. По их растерянным лицам было видно, что гостей они не конвоируют, а лишь сопровождают.

Мимо Томского и Корнилова прошел начальник станции комиссар Русаков в своей знаменитой кожаной тужурке. Он услышал выстрел и, шагая навстречу гостям, расстегнул клапан кобуры.

Толик, стараясь не привлекать внимания к собственной персоне, пошел к своей каморке.

Не дожидаясь, пока Елена начнет расспросы, поднес палец к губам.

– Тс-с… На платформу не выходить. Там… Непонятки какие-то…

Томский присел на корточки, вытащил из-под кровати фанерный ящик, отбросил в сторону стопку сложенной одежды. Достал со дна ящика «макаров», вставил в пистолет магазин.

– Не волнуйся, Лен. Разберемся.

Толик вернулся на платформу как раз к началу переговоров.

– Кто такие и по какому праву врываетесь на мою станцию со стрельбой?

Русаков уже успел вытащить свой пистолет из кобуры, но держал его стволом вниз.

– Все из-за ваших часовых, – холодно улыбнулся один из «черных», пожилой мужчина с аккуратной бородкой, из-за спины которого торчала обмотанная черной изолентой рукоятка самурайского меча, а на плече висел черный кожаный портфель. – Они даже не спросили у нас документы, а сразу пошли на конфронтацию. Пришлось выстрелить, чтобы привести их в чувство. А так вообще-то мы – люди мирные.

– Ага. Мирные, значит. Я – Русаков, начальник станции Автозаводская, комиссар Первой Интернациональной бригады имени Че Гевары. С кем имею честь?

– Мне хотелось бы поговорить с вами с глазу на глаз, комиссар. Мы представляем организацию, м-м-м, которая… В общем, посторонние уши нам без надобности.

– У меня нет секретов от товарищей, – мотнул головой комиссар. – Называйтесь, говорите, зачем заявились, или убирайтесь с моей станции.

К этому времени людей в черной форме уже окружало плотное кольцо вооруженных жителей Автозаводской.