Неусыпное око - Джеймс Алан Гарднер Страница 58

Что они хотели найти при раскопках? Явно не безделушки. Не останки старых лифтов и не рассыпавшийся ржавый лом, громоздившийся на полу вокруг меня. Своборесы гонялись за главной добычей: инопланетной технологией. Крутыми находками за пределами нынешних знаний Технократии. При таком количестве развалин на Дэмоте повсюду бродили слухи о высокотехнологичных приспособах, спрятанных где-то совсем рядом, ожидающих, чтобы их обнаружил следующий праздношатающийся спелеолог, проковырявший в земле совсем небольшую ямку. Такого раньше не случалось, но это ничего не значило. Может, Дэмот хранил инопланетные сокровища тысячи лет?

Такие как аппарат для создания павлиньих труб, чтобы те появлялись из ниоткуда.

«Домыслы», — сказала я себе. Но их стоило с кем-нибудь обсудить. С Тиком? Тик в данный момент был явно не в состоянии смирно стоять и здраво рассуждать.

Так с кем поговорить? С Четикампом? С Фестиной?

Или, может, мне просто хорошенько подумать?

«Павлиний хвост, как твой нижайший проситель и почтительный слуга…»

Голос ясно прозвучал в моем мозгу.

«По турзилефф. Калафф».

Не слуга. Дочь.

Я едва не заорала в голос.

На несколько последующих секунд я отключилась. Первое, что я ощутила после этого, была холодная скалистая стена, к которой я прижималась, а моя рука, засунутая в сумку, стискивала старый холодный скальпель. Я не вынула лезвие… только вцепилась в него, как в талисман, как в острую, словно бритва, стабильность. Мне и самой стало интересно, был ли это только слепой импульс к самозащите или желание до крови истыкать ножом свое тело в безумном, нацеленном на себя саму приступе паники?

Даже связующему кристаллу не под силу порой ответить на некоторые вопросы.

Я быстро выдернула руку из сумки и огляделась, чувствуя, как горячий румянец стыда заливает мне щеки, тревожась, что кто-то мог меня засечь за этим. Тик, Фестина — задумались ли они, отчего я так испугалась, спрашивали ли себя, что я там сжимала в сумке? Нет. Даже не смотрели в мою сторону. Внимание обоих сосредоточилось на идущем к нам по туннелю улуме. Добро пожаловать, судебно-медицинский эксперт Юнупур, прилетевший из Бонавентуры тотчас же, как только Четикамп отрапортовал о найденном трупе Ирану.

Я встречалась с ним несколько раз — его матерью была проктор Уоллософ, одна из членов «Ока», проверявших Бонавентуру со времен чумы. Благодаря ей Юнупур вырос в городе среди людей, и он вписывался в нашу культуру легко и непринужденно, с таким раздражающе-восторженным энтузиазмом, на который способен только чужак.

— Мама Фэй! — завопил он. — Лови! — Он бросился со всех ног через комнату и, не сделав даже попытки остановиться, врезался в меня со всего маху и обнял руками за шею. Чмок-чмок, поцеловал он меня в каждую щеку. Губы улумов более липкие, чем у хомо сапов. — Выглядишь сексуальной, как всегда, — просиял мальчишка. — Эта парка очень красит твою линию плеч.

Фестина изумленно уставилась на нас. Я пробормотала:

— Я знакома с его матерью.

— Если бы она знала, что на этом задании мне придется отправляться под землю, у нее был бы спазм. Старики, они такие. Их может хватить птеромический паралич из-за самой маломальской безделицы. — Он закатил глаза, а потом заметил Тика. — Конечно, исключая здесь присутствующих. Вы, похоже, держитесь молодцом, в этом темном тесном подземелье.

— Я не просто держусь молодцом, а чувствую себя великолепно. — Голос Тика был так напряжен, что он едва не поперхнулся. — По стечению обстоятельств я также являюсь наставником проктора Смоллвуд… и меня беспокоит, как она непрофессионально вступает в неформальные отношения с гражданскими специалистами.

— О-о-о, — протянул Юнупур, — сказано неприветливо. Но если вы хотите профессионализма, я покажу вам профессионализм. — Он отцепился от моей шеи. — И где же несчастный покойный, которого мне предстоит осмотреть?

— Как насчет парня, лежащего на земле? — Четикамп указал на труп.

— Несомненно, популярное местоположение для оплакиваемого, — согласился Юнупур, резво прыгнув к телу Ирану. — Я вижу их в кроватях, и я вижу их в креслах, но положение распростертым на полу все же выигрывает первое место в списке любимых мест у поклонников традиционализма. Вы нашли его точно в этом положении? Руки были аккуратно сложены? Четикамп кивнул.

— Тогда кто-то хотел этим что-то сказать. — Юнупур опустился на колени возле тела и потянулся к своей сумке за сканирующим устройством, весьма похожим на «тугодум» Фестины. Он держал устройство в нескольких сантиметрах над трупом и медленно перемещал его от головы Ирану к его ногам и после снова к голове. — Ничего очевидного… пока, — сказал он. — Вы сфотографировали все, что хотели?

Капитан снова кивнул.

— Тогда можно познакомиться поближе.

Юнупур извлек маленький пылесос и легко провел им по парке Ирану — не то чтобы мне были заметны какие-то волоски или волокна, которые мог бы оставить убийца, но все равно стоило проверить все досконально. Потом, надев стерильные перчатки, Юнупур — аккуратно сместил руки трупа так, чтобы освободить доступ к закрытой молнии на парке. Или, по крайней мере, это он собирался сделать; как только Юнупур разнял сцепленные пальцы, мертвые руки Ирану безвольно шлепнулись на землю.

— Ой! Обычно трупы бывают более окостенелыми, чем этот.

— Знаете ли вы что-нибудь о трупах своборесов? — уточнил Четикамп.

— Я изучал все дивианские виды, — ответил Юнупур с петушиной самоуверенностью. — У меня не так много практического опыта, но все же… Своборесы цепенеют медленно в первые двенадцать часов после смерти, три дня остаются окостеневшими, а потом напряжение спадает, и трупы становятся неподатливыми, хотя и не совсем несгибаемыми. — Он взглянул на Тика. — Мой профессор никогда не говорил, что своборесы становятся абсолютно дряблыми.

Тик не ответил. Выражение его лица говорило, что именно он думал о тех, кто обвиняет преподавателей в своей некомпетентности.

Я же думала совсем об ином. О том, что напугало меня до дрожи в коленях и в остальных местах. Я в отчаянии молилась, чтобы Юнупур нашел какую-нибудь очевидную причину смерти — колотую рану в сердце, странгуляционную борозду вокруг шеи.

— Ну, продолжим поиски.

Эксперт распахнул куртку Ирану, открыв теплую белую рубашку — высококачественную, но не непристойно дорогую. Нигде никаких очевидных пятен крови.

На шее Ирану был небрежно повязан черный вязаный шарф. Недостаточно плотно, чтобы задушить, только как защита от холода.

Юнупур снял шарф. Никаких следов насилия.

— От этого моя работа становится только интереснее, — объявил Юнупур. — В чем кайф, если причина смерти очевидна?

— Можете ли вы назвать нам время смерти? — спросил Четикамп.

— Настолько дряблое тело стало трупом более трех дней назад, — ответил Юнупур. — А в такую стужу все естественные процессы замедляются, в том числе тело дольше окостеневает, а потом становится дряблым. Мне нужно провести дополнительные анализы, но я гарантирую, что этот парень мертв уже больше недели.