Ливонская партия - Михаил Ланцов Страница 56

—Ну! Брешишь! Разве так можно паять?

—Вот те крест! Олово то, отчего так не паять? Паяют. Только там жара нужно меньше. А тут — вона как — довольно и для меди. Хотя Государь говорил — дай только срок — и железо начнем также скреплять.

—Хорошо. Разогрели должно вы пар. И дальше-то что? Двигать предметы он будет? Шапку что ли подбрасывать?

—Много лучше!— горделиво вскинул голову работник.— У нас в амбаре стоит выточенная из дерева модель…

—Что?

—Модель. Ну… ик… подобие. Государь называет ее кинематической моделью в масштабе один к пяти. Сам я не разумею смысла этих слов, но смысл задумки понимаю. На это деревянной поделке можно понять, как вся повозка самобеглая работать станет, куда котел этот поставим в будущем. И когда Государь сам подсчеты сделал, то получилось ого-го!

—А может ага-га?

—Нет. Именно ого-го!— настойчиво произнес работник НИИ.— Вот от Москвы до Новгорода, сколько идти?

—Не знаю.

—Пятьсот верст! Ну или около того. По прикидкам нашего Государя, ежели его задумка удастся, то довольно будет десятка таких повозок паровых, чтобы буквально за пару дней провозить груз из Москвы в Новгород.

—Да ну…— отмахнулся мутный тип.

—Государь хочет поставить на этот тракт десять таких повозок, чтобы каждый на своем участке в полсотни верст ездил. Туда-сюда. И тягать грузы.

—Не дорого ли будет? Вон сколько меди и сил. А еще дрова тратить. Золотым груз окажется.

—Дорого?— усмехнулся работник НИИ.— Такая повозка по хорошей дороге с десяток прицепов провезет, соединенных один за другим. С грузом в четыреста пудов совокупно. А может и больше. Вот и считай. За два дня четыреста пудов уже из Москвы в Новгород переехали. Худо поди?

—Так — то дело доброе,— не унимался мутный тип, подливая вино работнику НИИ.— Но разве не дорогое?

—Ик… да не…— отмахнулся паренек.— Так может и дорого. Ежели… ик… просто цену повозки считать. Но за год десяток таких паровиков груза перевозят столько, сколько тысяч пять лошадей только и справиться. Вот Государь с ними и возится. Думает о том, чтобы в походах дальних применять. Шутка ли? Такая выгода! Один к пяти сотням! Котел ведь не устает. Да, дрова. Но лошадей тоже нужно кормить. И не травой, ибо где ты ее столько напасешься в таком количестве вдоль дорог. Значит сено нужно заготавливать, да свозить им. И зерновой корм. А еще людей, что за ними ходят. Они ведь тоже не святым духом питаются.

—Очень интересно… очень…— задумчиво произнес тип.

—А то! Может ты к нам пойдешь?

—А?

—Ну… ик… Вона как интересуешься! А что? Нам люди нужны!

—А что? Дело говоришь. А можно?

—А почему нет? Ик… Сейчас вот соберемся и пойдем. Там с нашим старшим познакомишься. А он уж тебя с Евдокимом сведет, дабы тот поспрошал кто таков и откуда. Да ты не робей! Обычное же дело!

—Каким Евдокимом?

—Ну… как каким? Один у нас на Москве Евдоким что всяких злодеев ловит. Вот его Государь наш Иоанн Иоаннович и приставил за нами приглядывать. Дело то — государственное! Понимать надо! Ик…

—Так и есть… так и есть…— покивал мутный тип.— Слушай, а давай так. Ты пока тут посиди, вино допей, а я за вещами сбегаю и сразу к Евдокиму пойдем. Заинтересовал ты меня. Ой заинтересовал.

—Тоже можно, только… ик… вино-то тю-тю…— кивнул работник НИИ на пустой кувшин.

—Вина моему другу!— воскликнул мутный тип, обращаясь к разносчице. И ловко выхватив откуда-то крупную монету — медведя[1], шлепнул ее на стол.— Угощаю всех!

—О!— оживился работник НИИ.— То дело!

И окружающие тоже зашевелились, явно обрадованные таким поворотом. Все-таки медведь — крупная монета. С нее даже нескольким мужчинам можно в пузыри упиться, ежели местное пойло хлестать, что подают всем в таверне завсегда. А так — угостить по кружечке-другой можно было всем, в зале сидел.

—Я скоро,— шепнул этот мутный тип своему собеседнику, вскочил и нарочито пошатываясь отправился к двери.

Владелец таверны, что стоял у барной стойки, проводил его внимательным, цепким взглядом, не выражающим никаких эмоций. Деньги-то он оставил. Мебель не ломал. Драк не зачинал. Какие могут быть вопросы?

Дверь скрипнула.

Мутный тип вышел в сумрак московской ночи. Тяжело вздохнул. Вытер рукавом лоб, изрядно вспотевший. Шутка ли? Чуть добровольно к самому Евдокиму не загремел.

И тут из темноты к нему выступило четверо крепких мужчин.

—Не шуми,— тихо произнес один из них и кровожадно улыбнувшись, прижал палец к губам.

—Я сам деньги отдам!— прошептал этот тип, потянулся к кошельку, но не успел. Ему сноровисто заломили руку и ловко воткнули в рот кляп. Он попытался что-то промычать и начал дергаться, но тут же получил очень болезненный удар по ливеру из-за чего как-то обмяк.

—Нажрался скотина!— громко рявкнул один из этих детин.— Тащи его братушки. Ох… жизнь моя поганка! Настасьюшка точно всю плешку за этого оболтуса проест. Какой пошляк! Разве можно так на волка напиваться?!

—А вод представьте себе!— подражая пьяной речи, вроде как обвисшего в руках этих крепких ребят ответил кто-то из них.

И так переругиваясь, они мутного типчика потащили в сторону от лишних глаз. Где пихнули в крытую повозку и покатили знакомиться с тем самым Евдокимом, которого он так испугался.

Хозяин таверны, подрабатывающий на «контору», заметил странный разговор и послал паренька куда надо, дабы сообщить. От греха подальше. Явно ведь человек мутный.

Отреагировали оперативно.

Один сотрудник присел рядом — послушать. Другие караулили на улице, чтобы не ушел и людей не смущать.

Да, до нормальной контрразведки было еще очень далеко. Но таких вот «клоунов» ведомство бывшего десятника городской стражи начало ловить только в путь. Благо, что те даже не пытались шифроваться или скрывать. Ибо никаких разведшкол не оканчивали за неимением оных. Иногда брали и своих, что вступали в преступных сговор со всякого рода типами. Или там заговорщик да разбойничков. Из-за чего репутация у Евдокима среди населения Москвы была мрачной. Его откровенно побаивались. И активно сотрудничали. Знали, что за укрывательством можно было и ответить. Поэтому и владельцы таверн, и настоятели храмов, и торговцы — все если и не стучали, то постукивали, просто ради того, чтобы быть на хорошем счету в этом ведомстве и про них ничего дурного не думали. А то мало ли?

[1]С 1475 года в Москве чеканились три серебряные монеты: векша, куна и волка в 0,8 грамм 250 пробы, 1,6 грамм 500 пробы и 5,33 грамма 750 пробы, что соответствовало ¼, 1 и 5 новгородским деньгам. С 1477 года начали чеканить еще три монеты: мышь, медведь и лев. Мышь была медной монетой в 1 грамм, равной 1/20 новгородской деньги. Медведь представлял собой крупную серебряную монету массой 31,36 грамм 990 пробы и был равен полусотне новгородских денег и половине рубля, а лев — золотую монету в 3,537 грамма 998 пробы — аналог флорина, выступавшего международным стандартом, примерно совпадал с медведем по стоимости. Визуально эти монеты были оформлены в том же стиле, что и векша, куна и волк.