Колесо в заброшенном парке - Борис Тараканов Страница 55

— Да уж куда старее… Я и сам не молод…

Новый собеседник подошел к стоящей неподалеку ржавой колонке и принялся двигать большой тяжелый рычаг.

— Давайте, я помогу, — предложил Добрыня, и, не дожидаясь ответа, подошел и вцепился в рычаг.

Старая колонка издавала сдавленные горловые звуки, как будто ее душили. Мужик наклонился, подставил ладони под струю воды и принялся основательно умываться.

— Так вы нам толком скажите, есть тут поезд или нет? — не отступал Бурик.

— Немножко есть… — уклончиво ответил мужик, фыркая и отплевываясь. Через некоторое время он выпрямился, последний раз провел ладонью по лицу и, кивнув на ведро, поинтересовался: — А это что у вас? Картошка?

— Нет, — ответил Добрыня, — бананы.

— Сам ты банан! — отрезал Бурик. И обратился к мужику: — А давайте ее испечем? А то есть уже хочется.

— Можно… — мужик явно оживился.

Костер решено было развести прямо между рельсами («Ничего шпалам не сделается…»).

— Ну-ка, молодежь, шуруйте за хворостом.

Хворост ребята собирали молча.

Когда Бурик с Добрыней вернулись, нагруженные охапками веток, между рельсами уже возвышался аккуратный домик из щепок и сухих деревяшек. Мужик достал из кармана даже не пожелтевшую, а почерневшую от старости газету, развернул ее и стал внимательно изучать. Это была «Правда» за 8 ноября 1974 года.

— «Празднуя очередную славную годовщину Великого Октября, мы с особым трепетом вспоминаем те далекие суровые годы…» — торжественно зачитал он. — Вот передовицу-то мы на растопку и пустим.

Бурик лихим ковбойским движением выхватил из заднего кармана зажигалку, подкинул на ладони и тут же уронил.

— Ой… — смущенно сказал он.

— Сюда ее! — скомандовал новый знакомый, хищно косясь на ведро с картошкой.

Расселись. Мальчишки приткнулись друг к другу на одном рельсе, мужик сел напротив.

— Михеич я, — представился он. — Ну а вы-то, мальцы, кто будете?

— Саша, — ответил Бурик.

— Доброслав.

Повисла пауза.

— А что такого? Меня зовут Доброславом.

— Да не, я ничего… — Михеич усмехнулся в бороду и начал разводить костер.

Хворост уютно потрескивал.

— Когда я был маленький, — сказал Бурик, задумчиво глядя в огонь, — мне казалось, что по рельсам можно добраться в любую точку Вселенной. Хоть на Марс, хоть в другую галактику…

— По рельсам все можно… — непонятно отозвался Михеич.

Добрыня внимательно посмотрел на него, но ничего не сказал.

Бурик потянулся к ведру с картошкой, но Добрыня, легонько ткнув его в бок, сказал:

— Погоди, рано еще. Пусть угли появятся.

Михеич согласно кивнул.

— Да знаю я… — слегка обиженно бросил Бурик.

Солнце обреченно клонилось к закату. Уютно догорал костерок между рельсами. Картошка покоилась в потрескивающих углях, присыпанная золой. Ветер милостиво сменил направление, и вместо запаха птицефабрики воздух наполнился ароматами полыни и зверобоя.

— Еще не готова, — сообщил Михеич, выкатывая палкой из костра закопченный шарик картошки.

— А соли-то у нас нет, — вспомнил Добрыня.

— Ага… — согласился Бурик. — Я как-то не сообразил, когда картошку брали. А у вас нет случайно?

— Эх, молодежь… — вздохнул Михеич, и, закашлявшись, поднялся. — Сейчас вынесу.

С этими словами он направился в свою сторожку.

— Ты чего меня все время пихаешь? — спросил Бурик, когда Михеич удалился на почтительное расстояние.

— А чего ты болтаешь про этот поезд?

— Я? А что тут такого? Тайна, что ли?

— Может, и тайна…

Бурик вдруг почувствовал глухое раздражение.

— Ты со мной, прямо как Михеич разговариваешь, — он передразнил, покашливая. — «Кхе-кхе… Может, и тайна…»

— Да? А ты этого Михеича давно знаешь? — в голосе Добрыни слышались нотки сарказма.

— Не больше твоего.

— Вот и не болтай лишнего! Договорились же…

— Насчет поезда мы с тобой ни о чем не договаривались! — раздражение в душе Бурика начало уступать место непонятной досаде. — О нем вообще разговора не было.

Добрыня непонимающе посмотрел на друга. «Да что с тобой происходит?»

— Сколько можно за солью ходить… — раздраженно сказал Бурик.

— Уже нисколько, — раздался сзади знакомый хриплый голос.

Как Михеич ухитрился подойти незаметно, исколько он уже так стоял за спиной? Михеич шагнул вперед, держа в руках белый сверток.

— А кто тут у нас костровой? Почему жара мало?

Добрыня молча пошевелил палкой тлеющие угли и стал раздувать огонь.

— Погоди, — сказал Михеич. — Может, уже готова.

Он выкатил палкой из костра несколько картофелин, взял в руки одну из них, покидал в ладонях, подул и с аппетитным хрустом разломил.

— Пирожное… — сказал он, осторожно пробуя нежную белую мякоть.

— Не люблю пирожные, — сказал Добрыня из духа противоречия.

Бурик покосился на него и молча последовал примеру Михеича — шумно подул на разломленную картошку, обильно посолил и попробовал. Картошка оказалась на редкость вкусной.

— Неужели в городе такую картошку продают? — изумился Михеич.

Бурик выразительно посмотрел на Добрыню: хоть эту «тайну» огласить можно? Но Добрыня проигнорировал его молчаливую иронию.

— Да нам на станции одна бабка продала, — сказал Бурик. — Глухой прикидывалась.

— А-а… Так это Петровна с птицефабрики, — ответил Михеич. — Вот еще придумали — глухая! У нее абсолютный слух.

— Ну ладно, нам пора, — сказал вдруг Добрыня.

«Нам? — удивленно подумал Бурик. — Чего это он решает за нас обоих?»

Михеич хитро прищурился.

— Куда собрался-то? Посиди еще с нами. Картошки поешь, а то так и не попробовал.

Добрыня молча посмотрел на Бурика — идешь? Но Бурик повел себя совершенно неожиданно.

— Да посиди еще… — пробормотал он, глядя в костер.

— Спасибо, — тихо ответил Добрыня. — Я уже и так С ВАМИ засиделся. Пора и честь знать.

Он развернулся и быстрым шагом пошел в сторону платформы. Бурик продолжал тупо смотреть в костер. Он честно пытался понять, что происходит. Почему все было так хорошо и вдруг стало так плохо? Щуплая фигура Добрыни уже успела скрыться из виду.

— О, да тут еще картошка осталась! — Голос и кашель Михеича вывели Бурика из состояния оцепенения. — Бери, Саш, чего сидишь.