Граждане Рима - София Мак-Дугалл Страница 55

— О, — тихо сказала она. — Здесь и вправду тепло.

Тепло поднималось от пола, исходило от яркого сияния ламп, пронизывая пахучий влажный воздух. Под лампами протянулись, перекрещиваясь, тонкие трубы с кранами, и, когда Уна, успокоенная и завороженная, медленно шла между орхидеями, бромелиями и пышно разросшимся папоротником, они вдруг зашипели, разбрызгивая вокруг теплую воду. Она приоткрыла рот от удивления и пробормотала:

— Как же мы здесь высушимся? — Но в бархатистом воздухе влажность была приятной, и, к своему изумлению, Уна поняла, что она ее больше не беспокоит: после стольких холодных дней тепло действовало гипнотически. Уна улыбнулась.

Марк и Сулиен последовали за ней в кружевной воздух, и Сулиен подумал, какое это странное место: в некотором смысле такое стерильное, а хрупкое стекло подсвечено так, что растениям не ведомы ни ночь, ни зима, и все это яркое разнообразие так опрятно, так, почти идеально, упорядоченно. И все же это было такое очеловеченное место, извилистое и теплое, как кровь, и, когда они оказались под пульсирующим спринклером, Сулиен посмотрел наверх, и сеть трубок напомнила ему сосуды.

— Для чего они? — спросил он, дотронувшись до похожего на птичье перо листа.

— Думаю, для частных бань, — раздался сзади голос Марка. Он сидел на корточках, стараясь закрыть разбитое стекло одной из занавесок, полагая, что здесь должны быть термометры, и, если температура упадет, возможно, сработает сигнализация и кто-нибудь придет. Его удивляло, что он с уверенностью может сказать, на кого эти двое рабов похожи, а вот Уне это почему-то никогда не приходило в голову, а ведь эта мысль — совсем в ее духе. Он встал и прошел вперед между растениями, застав Уну как раз в тот момент, когда она — медленность и мягкость движения показались замечательными и неправдоподобными — вытянувшись и закрыв глаза, любовно приникла к теплому полу. В этот момент Марк подумал, что она выглядит другим человеком: скованное, угловатое тело расслабилось, рукам вернулась женственная округлость, мокрые волосы разметались по сторонам, чувственность вместе с капельками воды ненадолго коснулась лица, обычно рассерженного или лишенного выражения, разрумянившейся кожи.

Но лишь на мгновение. Уна сонно вздохнула и вдруг вскочила, как распрямившаяся пружина, снова резкая и бескомпромиссная. Трезвым, практичным взглядом она окинула трубы.

— А больше воды они дать не могут? Нам надо все перестирать.

Она с трудом поднялась и проковыляла вперед, скрывшись за следующим рядом посадок.

Уна осторожно двигалась извилистым путем, по-прежнему испытывая наслаждение от тепла, но на сей раз отрешенно, сонливость и мечтательность как рукой сняло, она часто поглядывала вверх, на переплетение труб, внимательно следила за водой. Где-то в самых кончиках нервов она испытывала слабую дрожь тревоги и настороженности, связанных с сыном Лео, но она была едва ощутима, длилась секунду, не более. Пройдя через круглую оранжерею, она обнаружила коридор, который вел в соседний купол.

Здесь воздух был прохладней и суше, и перед Уной открылось восхитительное зрелище. Тут выращивали водяные лилии. В бетонном полу был устроен большой продолговатый пруд, не более фута глубиной. Он был прозаически обложен листами прозрачного пластика, и желтые отражения огней покачивались, сходясь и расходясь между круглыми листьями и розовыми, белыми и темно-желтыми мясистыми цветами.

К Уне вновь вернулось мечтательное настроение, хотя все еще с оттенком нервозности. Она молча прошла вперед, поставила рюкзак и погрузила руки в воду: вода была примерно такой же температуры, как та, что орошала тропические растения, не то чтобы очень теплая, но терпимая, и уж куда приятнее, чем дождь и речная вода, за долгие дни вымочившие ее до нитки. Уна сполоснула лицо, затем сняла заляпанные грязью туфли, на которые было страшно смотреть, и стала обтирать их влажными руками, надеясь если не отчистить их, то сделать так, чтобы они выглядели, по крайней мере, просто поношенными. Затем, хотя работа была еще не закончена, она опустила свои перепачканные ноги в воду между похожими на шарики цветами и пластиковыми трубками на дне, в которых крепились их корни. Затем она вскочила и, шлепая босыми ногами, бросилась в теплую оранжерею.

— Тут есть вода, но только не входите, обождите минутку! — крикнула она, предупреждая своих спутников.

Марк, бродивший среди влажных папоротниковых зарослей, обернулся и увидел брызги и отпечатки мокрых ног на бетоне.

Он стянул шерстяную шапку и глубоко вдохнул туманный воздух. Он все еще ощущал пустоту под кожей, но причиняемая ею боль стала мягче, теплее.

Уна нашла в рюкзаке маленькие бутылочки и смущенно присела, испуганная стеклом и электрическим освещением, желая оказаться где-нибудь далеко отсюда, в темноте. Как уже бывало прежде, стоило ей почувствовать себя обнаженной, она испытывала какую-то безличную неприязнь к своему телу. Не то чтобы она чувствовала в своей плоти врага, не сравнивала ее с другими — просто иногда ей хотелось стать бестелесной. Быстро вздохнув, она рывком стянула через голову коричневое платье, сбросила нижнее белье и, как бы продолжая движение, скользнула в пруд.

Какое-то мгновение она просидела на корточках, покрывшись мурашками, стараясь убедить свое тело, что тепло тропической оранжереи никуда не делось, что скоро она туда вернется. Быстрыми, резкими движениями она стала тереть себя, и, по мере того как смывалась грязь, ощущение холода прошло, Уна медленно вытянулась во весь рост, отталкивая попадавшиеся на ее пути горшки с цветами. Она словно парила в воде, на какое-то мгновение почувствовав, что тело ее истончается, становится легким, почти полностью укрытое покрывалом из водяных лилий. Она окунулась с головой, чтобы вымыть волосы, и на мгновение открыла глаза, разглядывая розоватый испод листьев, и тут ей припомнилась Темза, и Уна с холодной отчетливостью подумала, что практически утонула, уже почти пошла ко дну. И ровно столько, сколько длилась эта мысль, она лежала неподвижно, задержав дыхание, с открытыми глазами.

Она пробыла в воде совсем недолго. Выкарабкавшись из пруда, поспешно натянула свое лондонское платье. Ей хотелось бы избавиться от этого наряда не только из-за того, о чем он ей напоминал, но и потому, что со временем он превратился в нечто мешковатое, неопределенного цвета, да к тому же на плече порвался по шву. Но надо же было что-то надеть, пока она будет заниматься стиркой. Она бросила коричневое платье, серую синоанскую одежду в цветы, наблюдая за тем, как они расправляются и темнеют в воде, и попробовала шампунем отмыть грязные пятна.

— Все в порядке? — донесся из перехода голос Марка Новия Фаустуса Лео.

— Да, — сказала Уна, но для пущей безопасности перебралась на другую сторону пруда, перетащив с собой плавающую в воде одежду.

Медленно войдя, Марк окинул взглядом покрытое лилиями пространство.

— Такие есть в Риме, в дворцовых садах, — сказал он, обращаясь к самому себе.

— Дорогие, значит, — прокомментировала Уна со слабой ноткой то ли обвинения, то ли предостережения в голосе.