Заступа - Иван Белов Страница 54

Слизываю присохшую кровь, гнилые кости грызу, умираю, а смерти нет. Крошу клыки камнем, а поутру снова зубаст. Лежа в могиле, внимаю насмешке черных небес. Молюсь, а кому – не ведаю. Господь и Нечистый одинаково глухи к моим исступленным мольбам. Порой будто слышу отклик, но в отклике том волчий подвизг и новый вопрос.

Проклятая каменюка нестерпимо резала зад, но Рух Бучила, известный гроза окрестной нечисти и всех смазливеньких баб, слезать не спешил. В великом терпении великое благо, за терпение воздастся и на небе, и на земле. А на облачка по нынешним лихим временам проще некуда загреметь. На дорогах и трактах лютовали разбойники и банды искаженных, резали купцов, грабили обозы, перехватывали почтовых гонцов, украшая деревья на перекрестках гирляндами обезображенных тел. Осмелевшие от безнаказанности шайки нападали на деревни и села, нахально стучались в ворота небольших городков, требуя откуп. К востоку от Новгорода горели леса, вонючий дым застилал небеса, и в столице нечем было дышать. Поговаривали, войска выжигают зараженные Скверной леса. Слухам верили, ведь черный дым вонял падалью, горелым мясом и волосом. Под Архангельском шторм выкинул на берег невиданную тварь размером с кита, вонючую, студенистую и на вид богомерзкую. Зеленое брюхо лопнуло, а внутри копошились зубастые черви длиною в сажень. Срочно вызвали ученых людей для замеров и изучения, но местным рыбакам на науку было плевать. Чудище обложили сушняком, полили маслом и от греха подальше сожгли. Ученые люди начали было орать, но быстренько успокоились, поглядев в честные глаза простых архангельских мужиков и на оставшиеся дрова. Все ж ученые люди, не какие-то там дураки.

На границах спокойствия не было. В конце июня в Бежецкую губернию вторглись московиты. Новгород начал стягивать войска, но на следующий день добрые соседи ушли, а из Москвы пришла велеречивая депеша с искренними извинениями и заверением в дружбе. Дескать, ошибочка вышла, потому как на данном участке за одну ночь таинственным образом исчезли пятьдесят три пограничных столба. Виновные будут наказаны. Новгород, ясное дело, извинения принял, поспешив перебросить на опасное направление три пехотных полка и кавалерию герцога Кетлинского. В невиновность московитов поверили разве только юродивые, пускавшие слюни на паперти Знаменского монастыря. Разведка боем – поняли все. В воздухе как никогда запахло войной.

Рух лезвием Чертова клинка расшатал кусок древней кладки и бросил добытый камень в трясину. Мерзко хлюпнуло, пошла нестерпимая тухлая вонь, булыжник медленно погружался на дно. Клятски интересное занятие, ежели надоело следить, как солнце из зенита стекает за горизонт. Камень и болото – метафора всякого жизненного пути: побарахтаешься в жиже вонючей без всякого толка и тонешь, не оставив о себе никакого следа. Кругом, насколько хватало глаз, раскинулась буро-зеленая топь с редкими островками мертвых почерневших берез. Над головой нудело облако изголодавшихся комаров. Бучила, добрая душа, был не прочь крылатеньких покормить, все ж родственные кровопийные души, но охреневшие тварюшки им брезговали, отчего Рух затаил на носатых сук нешуточную обиду.

В Мглистые топи Бучилу неизбывная тяга к познанию завела. Ну и возможность пограбить, чего тут скрывать. Мглистые топи отродясь слыли местом проклятым, откуда не возвращался живым человек. По окраинам не косили траву, бабы не ходили по ягоды, а мужики не ловили рыбу в мелких торфяных озерцах. В сердце растянувшихся на версты болот заброшенным склепом высились развалины города. На руины Рух и купился, давно хотел посмотреть. Видами остался доволен. Над склизкой болотной жижей невесомо парили остатки игольчатых башен, арочные своды и растрескавшиеся громадные купола, заросшие ядовитым плющом, ряской и плесенью. Упоминаний про народ, построивший эти хоромы, не нашел даже ученый призрак Антоний. Развалины словно стояли тут от начала времен, вселяя ужас и суеверную дрожь. Тысячи лет грызла трясина камни, а сожрать не смогла. В остатках крепостных стен и дворцов жили древние чары и таились сокровища, привлекая лихих людей со всех концов Новгородской земли. Мглистые трясины надежно оберегали добычу: коварные, бездонные, полные жидкой грязи, чудовищ и старых костей. Рух давно порывался разведать окаянное место, и тут нежданно-негаданно повезло. Возле болота появились чужаки, и Бучила пошел проверить, что за народ. Оказалось, причапали копали – охотники за диковинами и грабители древних могил. За старшего Тимофей Смага, собаку съевший на таковских делах. Разменял Тимофей шестой десяток, начинал еще с дедом и отцом, разорял чудские могильники, выметал подчистую заброшенные капища, раскапывал курганы на Ладоге, ходил к Балтийскому морю, где вода вымывала из берегов чудесный солнечный камень янтарь и кости громадных чудовищ. Много раз хватал Тимофей удачу за хвост, добычу богатую брал, мог торговлю открыть, в купцы первой гильдии влезть, да не лежала душа. Влекли Тимофея непролазные чащи, кровавые схватки и блеск древнего серебра. Три года назад единственный сын Егор подхватил на могильном раскопе злую болезнь, слег с горячкой, метался в бреду, начал заживо гнить. Лекари помочь не смогли. Черное проклятие превращало Егора в ополоумевшую злобную тварь. Задушил Тимофей сына, не вынес мучений и после этого окончательно сорвался с цепи. Лез в самые паскудные дыры, со смертью, как с котенком, играл. С последнего дела вернулся один: грязный, в лохмотьях, покрытый кровавой коркой и рваными ранами, принес в горсти три жемчужины черные. Любой из них хватило бы терем в два этажа прикупить. А Тимофей отлежался, кровью похаркал, пропился без остатка, начал новую ватагу искать. Сманил троих молодых и не больно удачливых копалей – Федьку Шелоню, Анисима Булыша и Матвейку Притыку. На мелочи размениваться не стали, поперлись в глубь Мглистых трясин дорогу искать. Проблуждали по краю неделю, чуть не утопли, наткнулись на овраг, полный живых мертвецов, нашли разложившуюся тушу чудовища с тремя головами и множеством глаз в самых непотребных местах, видели в тумане костлявые фигуры ростом выше берез, совсем уж отчаялись, но тут, к обоюдной выгоде, встретили любознательного и свободного от всяких дел упыря. Сговорились быстро, ударили по рукам, Бучила обещал привести на развалины и, что важно, вернуться обратно, получая десятую долю добычи взамен. Всем хорошо. Сказано – сделано, Рух вурдалачьим чутьем отыскал вьющуюся среди трясины тропу, избежал дремлющих в гнилой глубине страховидл и теперь скучал, забавляясь утоплением каменных глыб в зловонной бурде. Копали́, пошарив в округе, натаскали груду заржавленных железяк, зеленых костей и битой посуды. Часто этим добыча и ограничивалась. Но только не когда дело брал в свои руки Тимофей Смага. Опытный копаль заложил два пробных шурфа ^[15] и на третий пробил свод коридора, наполовину затопленного болотной водой. Туда и уползли, оставив Бучилу на страже.