Город святых и безумцев - Джефф Вандермеер Страница 53

— Да? — Голос у него был низкий и звучный.

— Вы не знаете, как пройти на Арчмонт-лейн? Моя карта никуда не годится.

Подняв костлявый палец, ловец указал куда-то вверх.

Лейк поднял глаза. Прямо над фонарем ловца висела табличка: «Арчмонт-лейн». Лейк стоял на искомой улице.

— А! Спасибо.

Но ловец насекомых уже убрел в туман, превратился во всего лишь тень под фонарем, но и та уже начала расплываться…

Отсюда найти дом 45 было сравнительно просто: в отличие от других подъездов слева и справа он почти не пострадал от времени и небрежения, и над дверью сверкал фонарь. Цифры «4» и «5» блестели золотом, дверь была выкрашена бордовой краской, ступеньки подметены, дверной молоток — близнец печати на конверте — и все пропитано запахом мыльной пены.

Ободренный такой чистотой, еще мысленно слыша шепоток совета Рафф, Лейк поднял молоток и опустил его — один, два, три раза.

Дверь чуть приоткрылась, изнутри хлынул свет, и на Лейка глянул безумный глаз, обведенный по краю чем-то запекшимся и красным. Глаз был нечеловечий, и в его черном зрачке отразилось искаженное лицо самого Лейка. Лейк невольно попятился.

Когда неизвестный заговорил, его голос прозвучал нереально, фальшиво:

— Чего вам надо?

— У меня есть вот это. — Лейк предъявил приглашение.

Жутковатый глаз моргнул.

— Что там говорится?

— Это приглашение на…

— Скорей! Наденьте маску! — прошипел голос.

— Маску?

— Ваш маскарадный костюм!

— Ах да! Извините. Минутку.

Вытащив из кармана резиновую маску лягушки, Лейк натянул ее себе на голову. По ощущению она была как скользкое желе. Ему было неприятно, что резина касается кожи. Когда он поправил маску так, чтобы хоть что-то было видно через отверстия в ноздрях лягушки, дверь распахнулась, открывая роскошный вестибюль и протянутую руку мужчины с фальшивым голосом. Его владелец стоял чуть в стороне, и Лейку, видевшему лишь то, что было прямо перед ним, пришлось ограничиться зрелищем манящей его руки в белой перчатке и шепотом «Входите же!». Он сделал несколько шагов вперед. Захлопнув за ним дверь, мужчина ее запер.

Впереди за стеклянными дверьми Лейку была видна лестница из полированного розового дерева и у ее подножия глобус на резном столике, ножки которого заканчивались львиными лапами. В подсвечниках по стенам мерцали свечи, в их водянистом свете было что-то религиозное. Слева он мельком увидел плотно стоящие книжные шкафы, к которым были придвинуты массивные столы, а справа открывалась гостиная с портретами по стенам. Лицо и табличку с подписью у каждого портрета закрывал черный креп: в результате со стен на него смотрела череда плечей и шей. Запах мыла поблек, сменившись слабым душком гниения и плесени.

Лейк повернулся к входной двери и открывшему ее человеку (надо думать, дворецкому) и увидел перед собой мужчину с головой аиста. Обведенные красным глаза, безжалостный клюв, тусклая белизна перьев на лице, которые сливались с поразительно белой шеей на худом, облаченном в черно-белый костюм теле.

— Вижу, вы уже одеты, — выдавил Лейк, хотя и был неприятно потрясен. — И, к несчастью, в естественного врага лягушек. Ха-ха. Но, возможно, теперь вы скажете, зачем меня сюда вызвали, мистер?..

Его шутка прискорбно провалилась. А с ней и попытка узнать имя незнакомца. Аист уставился на него так, будто он приехал из далекой, варварской страны, а потом сказал:

— Ваши пиджак и трость, пожалуйста.

Лейк не любил расставаться с тростью, которая в прошлом прогнала немало потенциальных грабителей, но отдал ее вместе с пиджаком Аисту. Убрав их в стенной шкаф, Аист бросил «Следуйте за мной» и повел Лейка мимо лестницы, мимо библиотеки в кабинет с декоративным камином, несколькими мягкими креслами и десятком блестящих столов черного дерева. Стены здесь украшали восемь картин мастеров прошлого века: охотничьи сценки, городские пейзажи, натюрморты — все как одна подлинные и все как одна абсолютно безвкусные.

Аист указал Лейку на самый дальний от двери диван. Путь к нему преграждал роскошный, хотя и несколько громоздкий, прямоугольный ларь, очевидно служивший столом и выпиравший едва ли не до середины комнаты. У него были декоративные ручки, но ни одного ящика.

Садясь и стараясь при этом не удариться о него хромой ногой, Лейк спросил в удаляющуюся спину Аиста:

— Кому принадлежит этот дом?

Аист стремительно обернулся и, приложив палец к губам, забормотал:

— Не говорить! Не говорить!

В знак извинения Лейк кивнул. По всей видимости, хозяин дома придавал большое значение анонимности.

С мгновение Аист всматривался в лицо Лейка, точно боялся, что он может сказать что-нибудь еще, а потом повернулся на каблуках и исчез, оставив Лейка в его лягушачьей маске, в которой было жарко и кожа чесалась. Пахло знакомым одеколоном — наверное, на праздник ее надевал Мерри и не потрудился протереть.

Клаустрофобия боролась с приятным чувством анонимности. Ему казалось, за маской он способен на поступки, запретные для надменного, но уравновешенного Мартина Лейка. Что ж, новый Мартин Лейк осмотрит комнату, дабы определить вкусы хозяина — или отсутствия оных.

С дальнего стола на него смотрел бюст Трилльяна, в белом мраморе змеились светло-вишневые прожилки. Еще на том же столе лежала книга, озаглавленная «Архитектор развалин», а на ней — украшенное стразами чучело черепахи. Напротив, на небольшом постаменте высился телескоп, повернутый (остроумный каприз!) к карте мира на стене. По столам были разбросаны другие атласы и карты, но у Лейка создалось впечатление, что в беспорядке их разложили из холодного расчета. И действительно, во всей обстановке была какая-то надуманность — от обоев цвета бургундского вина до округлых ламп, ливших приятный, хоть и розоватый свет. Подобное освещение не способствует ни чтению, ни беседе. Но, невзирая ни на что, кабинет лучился теплом, казался расслабляющим и комфортным.

Лейк удовлетворенно откинулся на спинку дивана. Кто бы подумал, что подобную изысканность можно найти среди такого запустения? Похоже, Рафф была права: какой-нибудь богатый меценат желает ему что-то заказать, возможно, даже коллекционировать его работы. Он начал высчитывать в уме цену, которую запросит, которая была бы уместно высока и устроила бы его, даже когда в конечном итоге снизится после торга. Он сможет купить новые холсты, заменить истрепанные старые кисти, возможно, даже убедит выставлять свои работы почтенную галерею.

Однако постепенно, точно начальные ноты мелодии столь незаметной, что поначалу слушатель вообще ее не воспринимает, в его приятные сны наяву закралось постукивание. Оно словно бы бродило по комнате и с извиняющейся настойчивостью бередило слух.

Сев прямее, он попытался определить, откуда оно исходит. Ни из стен и ни от двери. Но определенно откуда-то в комнате… приглушенное, будто доносится из-под земли, откуда-то рядом с ним. Такой мягкий звук — не настолько громкий, чтобы напугать, просто осторожное, умеренное постукивание, «тук-тук» в минорном ключе.