Красный терминатор. Дорога как судьба - Александр Логачев Страница 53

Состав продержали на станции, бесспорно имеющей какое-то название, совсем недолго. Минут пятнадцать.

И кому, скажите на милость, понадобилось выпрыгнуть из теплого вагона в середине поезда, а потом и сойти с насыпи, камешки которой, этакие иуды, выдают шуршанием ступающего по ним? Так ведь, кроме того, ночной непоседа быстро-быстро прошмыгнул вдоль состава к хвостовому вагону и затаился поодаль от него. А как только поезд стронулся с места, подскочил и вспрыгнул на подножку. Кому же потребовалось проделывать все это? Кому, кому… Ясно, кому.

Федору Ивановичу Назарову не потребовалось много времени на то, чтобы, приложив ухо к двери и осторожно подглядывая в дверное окошко, установить — в тамбуре никого нет. Ключ-трехгранник (ох, и икалось тебе сегодня, Никанор Матвеич, добром поминаемый) отомкнул очередной однотипный запор.

«Не шумнуть бы!» — под таким девизом происходило проникновение Федора Ивановича в спецвагон. Не шумнул вроде. Да и колесный грохот — добрая подмога в сокрытии нежелательных звуков.

В тамбуре никого. Он передислоцировался в закуток перед ватерклозетом. Тут же прильнул к стене рядом с дверью в вагон. Скрытый от возможных взглядов из вагона, замер, обратившись в слух. Ничего настораживающего: перестук колесных пар, монотонное поскрипывание и позвякивание какой-то вагонной утвари да фальшивое насвистывание очень знакомой мелодии. Посвистывал кто-то, явно пребывающий в благодушном настроении, чего никак не могло бы быть, заметь или заслышь этот свистун нечто подозрительное. По хорошей слышимости свиста товарищ Назаров определил, что издающий его находится не далее середины вагона. Федору захотелось взглянуть на музыкального охранника, главным образом, для того, чтобы убедиться — тот один в коридоре. Но стоит ли рисковать? Сколько ему еще будет везти? Кабы выманить свистуна в закуток, да так, чтобы тот до получения удара по голове не предполагал засады…

Эх, быть бы не товарищем Назаровым, а кем-нибудь совсем-совсем другим, с железными когтями на руках, да с мотком прочной веревки на плече, и товарища иметь отчаяннного в придачу, у которого тоже когти и веревка. Тогда выбрались бы на пару через окошко ватерклозета на крышу, ловко орудуя когтями, пробежались бы по крыше, прикрепили бы концы веревок к чему-нибудь надежно-прочному и, обвязав другие концы вокруг пояса, зависли бы напротив двух набитых бандитами купе. Да расстреляли бы уголовный народ спокойно, методично, как в тире. Или как в не снятой пока кинохе «Свой среди чужих, чужой среди своих».

А одного бы уголовничка оставили — на расспросы. Вагончик бы потом неплохо отцепить да по мертвому пути направить, чтобы, скажем, в пропасть бы какую рухнул со всем своим сволочным содержимым. Эх, такое требует талантливой подготовки. А ему, товарищу Назарову, в очередной раз придется сыграть в игру «кто быстрее вытащит пистолет, кто метче прицелится и у кого патрон не заклинит».

И начинать следует немедля. Кто его знает, когда следующая остановка. А остановка означает, что из купе могут повылазить уголовники, могут разбрестись по вагону, обнаружить лазутчика, и тогда все преимущества — коту под хвост.

Федор вспомнил еще раз, что дело его правое и, стало быть, он имеет все шансы победить. Слегка припотевшая ладонь легла на дверную ручку. Ладонь вторая напряглась, сжимая маузер. Федор в последний раз прокрутил в мозгу планируемый наскок.

Он начал отсчет до десяти, успокаиваясь, собираясь, выгоняя страхи и сомнения, подчиняя себя одной-единственной задаче.

Десять! Ладонь рвет ручку вниз, дергает дверь на себя, распахивая ее настежь, ноги выталкивают тело в проход. Вот он — противник номер один. Амбал в кожаной куртке, ножом вычищающий грязь из-под ногтей. Раскормленная морда поворачивается в сторону неожиданных звуков и темного силуэта в дверном проеме. Челюсть амбала отвисает. Отброшенный нож падает на пол, освобожденная от него мясистая лапища ныряет к поясу. Здоровяк вскакивает с откидной скамеечки.

За это время Назаров успевает сделать два шага к противнику. Остается не более пяти.

От неожиданности, от глупости или от чего-то еще амбал не завопил во все горло «шухер! атас!» или просто «мама!» и тем сделал Федору подарок — отсрочку общей тревоги.

«Эх, жаль, не обойтись без пальбы в коридоре», — Назаров увидел, как высвобождается из-за бандитского пояса парабеллум и ствол его начинает набирать высоту.

Пора, тянуть нельзя.

Федор застывает. Правая его рука выбрасывает маузер на уровень головы противника. Треть секунды на то, чтобы зафиксировать мушку, затаить дыхание. Все, амбал безнадежно запаздывает с выстрелом. С трех шагов Назаров положит пулю точно в центр бандитского лба, второго выстрела не потребуется…

Многие светлые умы, а еще более того умы темные бились над природой случайностей и совпадений, пронизывающих этот мир, желая докопаться до первопричин, мечтая подчинить себе провидение. Большими успехами эти старания пока не отмечены. И как наблюдались на всех широтах и параллелях случайности, счастливые и наоборот, а также удивительные стечения обстоятельств и тому подобные непредсказуемости — так и наблюдаются.

Поэтому невозможно ответить, отчего не раньше и не позже, а именно тогда, когда мышцы, отвечающие за указательный палец Назарова, начали сокращаться, чтобы с помощью этого пальца привести в движение механизм, выплевывающий пулю, — поезд затормозил. Резко и внезапно, так, будто машинист в свете фар увидел выскакивающего на путь человека или выпрыгивающую из засады и ложащуюся на рельсы корову. По всему поезду посыпались с полок мешки, корзины и люди. Крики боли смешивались с бранными восклицаниями. Ударился лбом об стену товарищ Раков. И не ведал того, что через полсостава от него полетел на пол его командир.

Назаров падал на спину. Но успел разбросать руки и смягчить предплечьями удар об пол. Зато пистолет отлетел от своего хозяина непозволительно далеко.

По всему поезду люди поднимали упавшие вещи, охали, стонали, потирали ушибленные места. Гладил пострадавший лоб товарищ Раков.

Но его командир не мог позволить себе такой роскоши — заниматься болячками. Как-нибудь потом, в мирное время. А сейчас Назаров так быстро, как только смог, вскочил на ноги, готовый продолжать прерванную машинистами схватку.

Шкаф нелегко свалить. Человека, напоминающего шкаф, сбить с ног тоже непросто. Но машинистам это удалось внезапной остановкой поезда. Шкафоподобный противник Назарова загремел носом вперед.

Тоже выронив при этом пистолет, который ударился о стену вагона и лег на расстоянии вытянутой руки от своего упавшего владельца. Но не всегда что близко лежит — легко достижимо. Особенно когда находишься в легком нокдауне. И в то время, как товарищ Назаров уже поднялся, бугай в кожанке еще только встал на четвереньки и тряс головой, пытаясь привести себя тем самым в чувство.

Федор не стал тратить бесценные секунды на поиски пистолета. Он сблизился с врагом и изготовился. Изготовился нанести размашистый, смачный, неотразимый удар ногой в голову, вроде того, каким он послал с пенальти мяч в ворота третьей роты в единственном в его новой жизни футбольном матче. Два года назад, в шестнадцатом, когда он после госпиталя ждал в Саранске вместе с формирующимся полком отправки на фронт. Эта большая круглая голова здорово напоминала тот трофейный немецкий мяч…