Бей первым - Владимир Поселягин Страница 52

Лицо священника от моих слов стало красным, как помидор, однако тот сдержался, даже пытался что-то сказать:

– Бога гневишь…

– Вот об этом я и говорю. На шантаж переходите. Давайте я вам одну притчу расскажу, вам будет интересно и даже поучительно. Вы чайку-то подливайте, подливайте, печенье сегодня удалось, пробуйте… Так вот, как-то к Богу обратились верующие и говорят: устали мы от законов и религиозных постулатов, каждый с каждым спорит, помоги нам разобраться с ними. И Бог говорит, привезите мне их, посмотрим. И почти всё лето на ладьях и телегах свозили на поле у реки свитки с религиозными писаниями, книги, рукописи. Получилась огромная гора. И снова тогда позвали Бога, а когда тот появился, старшие сказали: вот, привезли мы всё, что ты хотел. А Бог сказал: я вам дал только десять скрижалей, а то, что вы привезли, вы сами и понаписали, вот сами и разбирайтесь.

Притча священнику не понравилась, правда тот впал в сильную задумчивость, как, впрочем, и князь Вознесенский. Мы потом ещё поговорили, но я стоял на своём. Я не знаю, что сделал этот патриарх, но больше проблем со стороны церкви не имел. А всё один поп виноват, из прихода, где мою мать отпевали, ещё там, в будущем. Дом он строил, решил на мне подняться, разводила. Описывать не буду, но с тех пор священников и церкви я невзлюбил и старался минимизировать какое-либо общение. Причём у меня в клубе реконструкторов друг был, тоже действующий священник, Василием звали, выступал за русских воинов, специалист боя на булаве, а ещё байкер. Он же меня и учил с кистенем обращаться в своё время. Каждому своё, но отбили у меня тогда желание посещать церкви раз и навсегда, сделав циником в этом направлении, так что вряд ли что можно исправить. Василий об этом всё знал и лишь сказал такую фразу:

– Время всё исправит и возвратит на круги своя.

Чего сказал, до сих пор расшифровываю. Но в одном я ему благодарен, выслушал и в душу не лез, поучая, мол, сам разберусь с этим. При этом в Бога я действительно верил и крестик носил по праву.

Вздохнув, я вернулся к реалиям. Осталось убить великого князя московского Василия, и можно уходить. Буду путешествовать, на татей охотиться и жить в своё удовольствие. И от всего этого я отказался на эти полтора года, занимаясь бизнесом?! Ну и дурак же я. И чего голова раньше не прояснилась и не спала пелена с глаз? А всё цивилизация будущего, разбаловала меня удобствами жизни и захотелось получить тут всё то же самое. Фигу там. Пусть теперь этим местные пользуются. Вон, купчины, что дома у меня купили, за тёплые туалеты выложили дополнительные суммы. Рекламу им во время продажи я провёл хорошую, понимали, за что платят, глаза горели. Да и слухи уже ходили об этих тёплых туалетах.

Подождав до полуночи, когда точно все лягут спать, я покинул сеновал, потрепав по холке одного из подскочивших псов, нападать тот не стал, обнюхал да убежал, а я, открыв калитку, осмотрелся. На перекрёстках всё так же засеки и костры, где грелись московские ратники. Да, разведка себя не оправдала, уйти не получится. Закрыв калитку и задвинув засов, я пробежался до ледника, стараясь осторожно ступать рядом с воинской избой, где спали боевые холопы боярина в количестве десятка голов, открыл тяжёлую дверь и спустился вниз. Сразу срезал пласт копчёного мяса с окорока и стал жадно жевать. А тут до меня кто-то срезал, в глаза не должно броситься. Осмотрев разные горшки и свёртки, нашёл несколько, лежавших горкой, с солёным салом. Вот два небольших, по кило каждый, и прибрал. Сала много было, завёрнутого в холщовую материю, это считать нужно, чтобы понять, что имеется пропажа. Также я прихватил горшочек с конопляным маслом, их тут тоже хватало, это для выживания в лесу, для готовки. Такое конопляное масло сейчас в рационе славян что подсолнечное в будущем, а семечки, из которого также выжимают это масло, жарятся и употребляются как обычные семечки подсолнуха. Я пробовал, ничего так, непривычно, но вкусно. На обратном пути срезав ещё пласт мяса, я вышел наружу с добычей, мясо кинул подбежавшему псу, что сразу завилял хвостом, слопав подачку, а я отнёс добычу к лестнице на второй этаж сеновала и поднял наверх. Убирать в нору не стал, у проёма оставил, и в этот раз направился к кухне, нужно там поискать что съестное. Главное, дверь чёрного входа открыть. Думаю, смогу, но делать нужно всё тихо, не хочу, чтобы меня обнаружили.

* * *

Проснулся я от шебуршения внизу и чьих-то возгласов с покашливанием. Тут ещё лошадь всхрапнула. Стараясь не шуметь, я откинул полу шубы и одеяла, которым завернул ноги, и, выбравшись наружу на руках, почти не шурша сеном, подкрался к люку вниз. Крышки тут не было, открытый, и осторожно посмотрел, что происходит внизу. Оказалось, невысокий мужичок с забавной подпрыгивающей походкой седлал лошадь в сани, что находились внизу. Этого мужичка я помнил, за вчерашний день, пока князя караулил, успел всех их изучить, и точно знал, что тот работал истопником в доме, чего это его заставляют лошадь седлать? Вроде конюх этим заниматься должен. Тут стало понятно, зачем его напрягли в работе, в сарай забежал пострелёнок лет восьми, я едва успел отшатнуться, а то он мою голову мог от входа заметить, с той стороны её видно было, и воскликнул звонким голосом:

– Дядь Тимоха, там тётка Лукерья велела передать, чтобы ты поленья брал не у лавочника Буда, у него гнильё, а бери берёзу у плотника Полякова.

– Сам знаю, – буркнул тот недовольно.

Однако мальчишка ещё не закончил.

– А ещё она сказала, чтобы не пил хлебного вина. В этот раз боярин точно высечет.

– Брысь, – топнул тот ногой, и парень выметнулся из сарая.

Я же, лёжа на спине у люка, невольно растянул губы в улыбке, вот он мой шанс не только это подворье покинуть незаметно, но, возможно, и сам город. Да это просто отличный шанс, что давался мне судьбой. Одна створка ворот сарая была полуоткрыта, через неё истопник, видимо, и завёл лошадь да парнишка забегал, вторая закрыта, так что что происходит в сарае, дворня снаружи фактически рассмотреть не сможет, а тот пока ещё лошадью занимался, застёгивая последние элементы упряжи. Этот шанс я не стал упускать. Мягко спрыгнул сверху, перекатом уходя к истопнику, и не успел тот обернуться на шорох, говоря:

– Опять ты?.. – как я приласкал его рукояткой боевого ножа по затылку.

Удар смягчила шапка, но не защитила хозяина, тот осел, потеряв сознание. Отлично, убивать его я не хотел, другая идея возникла на его счёт, и мне не нужны следы на его теле, синяки да шишки, так что, подхватив его под мышки, я потащил его волоком и уложил в сани. Тот причмокнул в отрубе, но пока так и не очнулся, вроде крепко я его приложил. Дальше сделал так: раздел его, сам разделся, и надел на себя его одежду. В общем, мы поменялись ею. А что, роста мы схожего, очертания фигуры скрадывает зимняя одежда, имитировать его походку я смогу, думаю, сумею уехать неопознанным. Я ещё и платок навяжу на лицо, как будто от морозного ветра защищаюсь. Многие так делали, а в пути вырезали из коры маску и ехали в ней, чтобы лицо не поморозить на ветру. Ещё узкие щели в маске защищали глаза от слепящего снега.

Дальше нужно было торопиться, и я не оплошал, сразу рванул наверх и в два захода перенёс все вещи, третьим заходом спустив охапку сена, коей и прикрыл мужичка и свои вещи. Кстати, в рот истопника я сунул кляп, чтобы он шума не издал в полубреду или спросонья, а руки аккуратно куском верёвки связал, тоже чтобы следов не оставлять. Потом, проверив сбрую, я открыл ворота сарая, вывел лошадь с санями, закрыл створки и повёл лошадь в поводу к выездным воротам, шагая характерной подпрыгивающей походкой. Очень похожей, хотя я изображал её, заранее не тренируясь. Открыв ворота, хватило одной створки, вывел сани и, вернувшись, закрыл ворота и вышел через калитку. Никто из дворни, а было пятеро, трое холопов и двое боевых, что тренировались с палками, имитирующими мечи, ничего так и не заподозрил. Я же, устроившись на санях, хлестнул поводьями по крупу молодой кобылки, и мы покатили в сторону торга, всё равно тот туда же направлялся. Я понимал, что от саней и мужичка нужно побыстрее избавляться, но помня, что тот запойный, я собирался купить хлебного вина и силой напоить его бессознательного. Или так, с кнутом потом от хозяина, или нож в сердце, свидетели мне не нужны, а я не хотел, чтобы тот рассказывал, как непонятно как оказался в городе с подворья. А пьяному кто поверит?