Первый судья Лабиринта - Алексей Кирсанов Страница 52

* * *

Я зажег настенный светильник — обычную тусклую лампочку под круглым плафоном, типа ночника в больничной палате. Комната (камерой я бы это не назвал) со светло-голубыми стенами и напоминала палату: железная кровать, тумбочка, раковина… Даже унитаз имелся за деревянной перегородкой. Ничего ужасного, в общем.

Высокое узкое окно, забранное тремя вертикальными прутьями, выходило прямо на море. Это мы, значит, к самой бухте спустились. Уже стемнело, небо казалось бирюзовым. То там, то здесь еле-еле мерцали какие-то светила. Звезды, наверное.

Помнится, в подростковом возрасте довелось мне с родителями побывать на Черном море. Так вот там небо было совершенно темным, а звезды казались размером с кулак и висели низко. А главное, сразу было ясно: небо не наше. Другое там небо. Вот и здесь появилось такое же ощущение.

Слева над морем перечеркнутые линией огней чернели силуэты домов, таких же прибалтийско-готических, мимо которых мы сегодня проходили.

«Ты ведь был в Прибалтике»? «Был»… — отчего-то вспомнил я.

Сам я как раз там не был, но это ни хрена не Балтия, и так ясно.

Я уселся на широкий подоконник, подтянув колени к подбородку. Как там Света, интересно? Надеюсь, ей не страшно…

Однако хорошо я отпуск провожу. В тюрьме, зато на берегу экзотического моря. Сколько же нас здесь продержат? До выяснения личности, ха-ха-ха. Может, пора начинать делать зарубки на стенах? Какое сегодня число?

Никак не вспоминалось. Я напряг память. Отпуск мой начался с двадцать третьего, а это понедельник. Ах нет, это же вторник. Босс слезно просил в понедельник еще поработать, поскольку как раз взяли этого коммерческого директора. Во вторник утром я был у папы с мамой. В среду двадцать четвертого днем я вернулся и пришел к Свете. А сегодня, значит, четверг, двадцать пятое, завтра — пятница, двадцать шестое сентября… Екарный мазай! Да у меня ж завтра день рождения!

Я истерически рассмеялся. Вот так подарочек!

И что делать-то? Совершенно не знаю.

Невольный вздох вырвался из моей груди.

Я просидел так не меньше получаса. Поспать бы надо, неизвестно, что ждет нас завтра.

Но спать я совершенно не мог.

Я сегодня видел эссенциалию. Может, завтра я увижу костры Трибунала? И никто не узнает, где могилка моя. Наша со Светой..

Промаявшись еще некоторое время, на этой «оптимистической» ноте я все-таки заснул, прямо в своей скрюченной позе.

* * *

Будили достаточно вежливо, но настойчиво. Я еле продрал глаза: вчерашний полицейский. Только заспанный. Темно еще, горит ночник.

— Что, уже утро?

Я еле разогнулся, спуская ноги с подоконника. Шея с трудом поворачивалась, ноги затекли. Поспал, блин.

— Пять тридцать семь. — Коп посмотрел на часы. — Приводите себя в порядок и поднимайтесь в караулку, за вами приехали. Дверь я не запру.

Своеобразные порядки у них. Хотя куда я тут денусь.

— А Света?..

— Ваша девушка уже там.

Интересно, кто это по нашу душу…

Я умылся и… ну, все остальное. Пасты вот только не было, а мою несчастную жвачку отобрали.

Когда я поднялся в караулку, Света действительно уже сидела на стуле, сжавшись в комочек и сложив кулачки на коленках. А за столом развалился добродушного вида белобрысый здоровяк в какой-то черной хламиде. Лет тридцати пяти — сорока.

Никак — местный фээсбэшник.

Полицейского не было видно.

— Онищук Петер, Государственный Трибунал, — представился он.

Оба-на! Картина «Не ждали»…

— Латушкин Станислав, аудиторская фирма, — буркнул я.

Поздравляю, дорогой Стас! Ты успел прожить славных двадцать семь лет.

— Садитесь, садитесь, — весьма дружелюбно кивнул Онищук, заполняя какую-то бумажку. Я плюхнулся рядом со Светкой. Она прильнула к моему уху и прошептала:

— Стасик, с днем рождения! Желаю тебе всего-всего хорошего.

А приятно… Помнит, надо же!

— Спасибо, — фыркнул я.

— Так, ребята. — Онищук закончил писать и уставился на нас зеленющими глазами. — Нарушаем, значит?

— Э… что нарушаем? — вежливо поинтересовался я.

— Границы, границы нарушаем. И мировое соглашение. Как вы сюда попали? Ну, не сюда, ясное дело, — он хохотнул, обводя жестом помещение, — а в Лабиринт?

— В какой лабиринт? — не понял я.

— Не хотим, значит, говорить, да? Ладно, поехали в замок, Главный дознаватель с вами разберется, — многозначительно протянул государственный трибунальщик, наблюдая за произведенным эффектом. Видимо, он его углядел-таки на моей физиономии, эффект этот, потому что довольно ухмыльнулся. А у меня при слове «замок», если честно, душа в пятки метнулась.

— Почему вы нас считаете преступниками?

Спокойный голос у меня еще получается, но вот соображать спокойно… Не очень.

— Совсем нет. Пока вы — не идентифицированные личности. Преступники у нас содержатся в других условиях.

— В клетке и в кандалах? — брякнул я. Ну почему всегда некстати вспоминается сказанное Андреем?

— Именно так, — серьезно ответил Онищук. — А вы в курсе, я смотрю? Так откуда вы?

Звездец. Полный звездец.

Я назвал город, страну, планету… Чего ему еще надо?

Онищук почесал за ухом.

— «Бензиновый рай», что ли?

— В смысле?

Фига себе — рай! Бензин дорогущий.

— Ну, нефти у вас много, вы даже в транспорт ее льете? Продукты перегонки.

— А, да. Это есть.

— Ясно. Поехали.

Он поднялся.

Вернулся полицейский с нашими вещами. Отдали все, даже пачку моих исписанных листков. Жвачку я поскорее сунул в рот.