Инквизитор. Ордо Еретикус - Дэн Абнетт Страница 51

Я чувствовал, что не могу отплатить ей такой же откровенностью. За прошедшие годы в моей жизни случилось слишком много такого, о чем мне нельзя было или не стоило распространяться. Вместо этого я рассказал ей о Нейле.

— Этот человек заслуживает доверия?

— Целиком и полностью.

— И ты уверен, что это именно он писал тебе?

— Да. Он использует глоссию. Красота этого кода заключается в том, что он индивидуально идиоматичен. Его не могут взломать, использовать и понять посторонние. Чтобы перенять его основы, необходимо проработать на меня достаточно долго.

— А тот телохранитель. Который оказался предателем.

— Кронски?

— Да. Он же работал на тебя.

— Всего лишь месяц. За это время он не успел овладеть глоссией настолько, чтобы водить меня за нос.

— Значит, у нас есть шанс спастись?

— Я уверен, что скоро мы сможем покинуть эту планету.

— Что ж, Грегор, думаю, добрые вести необходимо сдобрить десертом. Побалуем себя?

Стюарт принес нам «ribaude nappe», [10]липкий и сладкий, густой черный гесперинский кофеин, ликер, а в заключение ужина — дубовый амасек для меня и рюмку паши для Креции.

За десертом мы уже дружно смеялись.

Прекрасный ужин, великолепная ночь в восхитительной компании.

На рассвете я проснулся от тихого свиста тормозов. Затем снаружи раздался приглушенный гудок, а в коридоре послышались голоса.

Креция все еще спала. Когда я осторожно выскользнул из кровати, она перевернулась и, сонно бормоча, растянулась на еще теплой, но уже опустевшей простыне. Шторка на окне была опущена. Наша одежда вперемешку валялась на полу, и мне пришлось на ощупь искать свои брюки и рубашку.

Подцепив одним пальцем край шторки, я выглянул наружу. Морозное утро оказалось бесцветным. Поезд стоял на станции, на заснеженной платформе толпились люди.

Мы добрались до Фонетта.

Одеваясь, я дрожал от холода. На остановках вентиляторы подавали в купе студеный горный воздух.

Открыв дверь, я бросил взгляд на Крецию. Она свернулась калачиком на кровати, уютно закутавшись в кокон из простыней, отгородившись ими от холода и всего мира.

Погода стояла морозная, было очень светло. По широкой платформе сновали пассажиры. Одни покидали экспресс, другие спешили занять свои места. Сервиторы толкали впереди себя тележки с пирамидами из чемоданов.

Падал легкий снег. Переминаясь с ноги на ногу, я похлопал себя по плечам. Из поезда, чтобы размять конечности, вышли еще несколько путешественников.

Железнодорожная станция Фонетт располагалась на естественной террасе, нависшей над городком. С севера над ним возвышалась Монс Фулько, а с юга Малые и Большие Утты, за которыми поднималась опоясанная грозовыми тучами громада Центральных Атенат.

— Как долго мы будем здесь стоять? — спросил я у проходившего мимо проводника.

— Двадцать минут, сэр, — ответил он. — Мы должны поменять локомотив и набрать воды.

Этого времени было недостаточно, чтобы успеть сбегать в город. На платформе я оставался до первого гудка, а затем постоял в тамбуре, наблюдая, как здание вокзала медленно уплывает назад, открывая ту часть города, которую было не видно с платформы. Крутые, покрытые снегом крыши, часовня Министорума, укрепленный блокпост арбитров. Посадочная площадка, прямо под вокзальной грядой, заполненная припаркованными и заправляющимися спидерами. Один из них был маленьким и желтым.

Я вернулся в купе, снял плащ, ботинки, осторожно улегся на край кровати и смотрел на Крецию до тех пор, пока она не проснулась.

— Что делаешь? — сонным голосом спросила она и поцеловала меня в губы.

— Сверяюсь с расписанием.

— Не думаю, что на этой линии возможны какие-либо изменения.

— Никаких изменений, — согласился я. — Мы прибудем в Локастр приблизительно через четыре часа. Там будет продолжительная остановка. Сорок пять минут. Затем длинный перегон до Новой Гевеи.

Креция села, протирая глаза. Заспанная и беззащитная, она казалась еще прекраснее, чем когда-либо.

— Ну и что? — спросила она.

— Там я проверю свою почту у астропатов. Времени должно хватить.

Раздался стук в дверь. Вошел стюард с нагруженной тележкой. Последнее, что мы сделали прошлой ночью, — заказали себе полноценный горячий завтрак.

Ну хорошо, не совсем последнее.

Креция натянула платье и отправилась проверить Медею, состояние которой все еще оставалось неизменным. Элина и Эмос уже проснулись и, по всей видимости, отравились завтракать в вагон-ресторан.

— Медея в порядке, — вернувшись, сообщила Креция. — Завтра или послезавтра она придет в себя.

Мы вместе поели в ее купе, продолжая нашу ночную беседу. Между нами не было никакой неловкости или напряжения, словно мы оба вернулись на двадцать пять лет назад. Только теперь я понял, как соскучился по ней, как мне не хватало ее веселости и энергии.

— В чем дело? — спросила Креция. — Ты выглядишь озабоченным.

— Ничего, — ответил я, думая о желтом спидере.

На пути к Локастру, во время долгого, медленного подъема по Уттам я обложился информационными планшетами и принялся изучать собранные Эмосом материалы. Особое внимание он уделял любым упоминаниям имени Ханджар Острый. Убер составил список планетарных культур, в которых использовалось слово «ханджар». Всего девять тысяч пятьсот миров. Я методично изучал этот перечень, хотя знал, что Эмос, всегда внимательный к мелочам, уже проштудировал его.

Ханджаром назывался церемониальный клятвенный кинжал на Бенефаксе, Лувес и Крайтоне. На местном сленге Меканику так именовали главарей банд. В одном только секторе Скарус на пяти планетах это слово обозначало нож для подрезки древесных крон. В качестве прилагательного его использовали на Моримунде, имея в виду мошенничество. В трех тысячах миров так называли простой нож.

Нож, который нанес мне глубокую рану. Кто же такой Ханджар Острый? Почему он столь усердно пытался уничтожить меня и расстроить все проводимые мной операции?

Я снова вернулся к перечню нанесенных мне ран. Можно было не сомневаться, что все убийства совершались по его приказу. При мысли об этом меня бросало в дрожь.

Размах его смертоносной деятельности поражал меня. Так много целей, так много миров… и все были атакованы в один и тот же сидерический момент.

Я понял, что постоянно возвращаюсь к уведомлению о смерти Иншабеля. Оно никак не вписывалось в общую картину потерь.

Во всех остальных случаях нападения совершались на объекты либо принадлежавшие мне лично, либо взятые мной в аренду. Все погибшие являлись моими сотрудниками или агентами.