Чистилище - Геннадий Марченко Страница 50

В этот момент тягостных раздумий Северцев, проходивший вдоль строя, на пару секунд задержался возле меня.

– Ваше дело я что-то не помню, или фотокарточка в деле не очень качественная… Фамилия?

– Осужденный Кузнецов, статья 142-я.

– Ага, Кузнецов, теперь вспомнил, вот только не успел ваше дело пролистать. Человека покалечили?

– Ну, если сломанную челюсть можно считать тяжким увечьем… Не считая ещё трёх разбитых морд.

– Вы что же, нескольких человек в одиночку избили?

– Выходит, так.

– И за что?

– Сидели с девушкой в кафе, а компания за соседним столиком начала её оскорблять. Попросил их вести себя скромнее, они не поняли, предложил выйти разобраться на улицу, они предпочли устроить драку в кафе. Ну я и помял их немного. А тот, кому я челюсть сломал, оказался сынком местного партийного начальника.

– Хм, – крякнул капитан, покачав головой. – С виду вроде не богатырь… Боксом не занимались?

Не буду же я говорить, что помимо бокса много чем занимался, о чём в это время ещё даже не имеют представления. И инструктором по рукопашному бою уже не представишься, теперь легенда другая.

– Да какой бокс, гражданин начальник! Просто у нас в деревне сызмальства все пацаны драться обучены, иначе, ежели за себя не постоишь, так и будешь постоянно с разбитым носом ходить. А ещё хуже, когда над тобой смеются. Так вот и пришлось с малых лет учиться кулаками махать.

– Надеюсь, это умение вам здесь не очень пригодится, у нас такие вещи пресекаются на корню. Осуждённые свои силы тратят на производстве, а не в драках… Кстати, – обратился ко всем капитан, – сегодня прибывает ещё этап, восемнадцать человек из Ростова-на-Дону, тоже будут зачислены в наш одиннадцатый отряд. Как раз барак полностью и заполнится. И чтобы к вечеру у каждого на бушлате был вышит его порядковый номер и номер отряда. Нитки и иголки возьмёт у завхоза под расписку ваш дежурный по бараку, вышивать будете сами. Номера я вам раздам. А сейчас строем в столовую. Все, кроме Козьева, Клыкова и Семенихина. Сержант, отконвоируйте заключённых в карцер. Там вас, граждане осуждённые, и покормят. Только меню, уж извините, будет попроще, чем у остальных.

Однако наш завтрак, состоявший из тарелки сечки и кружки мутного чая с куском чёрного хлеба, на который предлагалось намазать нечто напоминающее по вкусу маргарин, думается, не сильно отличался от того, чем потчуют в карцере. Если уж нас так кормят, то что же дают проштрафившимся?!

Заглотив нехитрую снедь, подумал, что надо было всё же попытаться сбежать, а не ехать сюда, как баран на заклание. Уж всяко на воле что-нибудь придумал бы, всё ж в 37-м, в эпоху отсутствия Интернета, телевидения, камер видеонаблюдения и прочих достижений технического прогресса, скрыться на просторах необъятной Родины легче, чем в моё время. Да и с документами нет такой запарки, всеобщая паспортизация ещё не наступила. Нашёл бы себе работёнку с одним выходным и кормился бы в любом случае лучше, чем здесь. Отощаешь на таких харчах, чего доброго, тем более у меня после работы докером подкожного жира не так уж и много накопилось.

Конечно, при попытке побега мог и пулю словить. Меня ж вон с самого вокзала под стволами вели. Хрен его знает, может, и к лучшему, что хоть теперь и в зоне, но живой. Пока рано заказывать отходную, ещё побарахтаемся. Главное – не очень-то портить отношения с лагерным руководством и уголовниками, хотя и примазываться к ним не стоит. Что же касается политических, то они по традиции ведут себя смирно и от них особой подлянки ждать не стоит.

После завтрака капитан снова выстроил нас в бараке. В руках он держал пачку наших личных дел. На этот раз нам предстояло узнать, кому и где предстоит трудиться в ближайшее время.

В течение получаса Северцев выкрикивал имя каждого заключённого и объяснял его дальнейшие перспективы. Каким-то непонятным образом получилось, что политические будут впахивать на бурении новой нефтяной скважины в семи километрах от лагеря, причём туда и обратно будут двигаться пешим ходом в сопровождении конвоя. Ну а уголовникам, и мне в том числе, нашли применение в пределах лагеря и его окрестностях. Кого-то отправили на судоверфь, кого-то на нефтеперегонный завод, кого-то на завод по производству брома, на радиевый и гелиевый заводы… А меня и ещё троих командировали на механико-ремонтный завод чернорабочими, где требовались не только мастеровитые люди, но и грубая физическая сила. На предприятии, представлявшем собой кирпичное здание на площади в полтора футбольных поля, производилось – но по большей части ремонтировалось – оборудование для нефтяных вышек. Одного из блатных забрал под своё начало начальник производственного цеха, а мне и ещё двоим предстояло заниматься погрузкой-разгрузкой металлоконструкций и ящиков с деталями для оборудования по добыче нефти. В принципе работа привычная, что в доке мешки-ящики таскал, что тут железки. Только вот пахать предполагалось не за деньги, а за жратву и обмундирование, да и в свободное от работы время за пределы лагеря не погуляешь. Не говоря уже о явно не черноморском климате.

На заводе большинство рабочих составляли осуждённые, но присутствовали и вольнонаёмные, жившие на правом берегу соседней с Чибью реки Ухты в посёлке-поселении. Даже представительницы слабого пола попадались, работавшие на не особо тяжёлых в плане физических энергозатрат должностях. Честно говоря, писаных красавиц среди них не наблюдалось, но зэку хоть косая, хоть кривая, лишь бы щель промеж ног имелась, как с плотоядной усмешкой прокомментировал мой соэтапник Гриша Сретенский с погонялом Казбек. Данное прозвище получил ещё на воле за то, что курил исключительно эту марку папирос. И в ИТЛ прибыл со всё ещё солидным запасом курева, который несколько подтаял после первоначального шмона, несмотря на вопли Гриши, что он вор по понятиям чёрной масти и требует к себе, так сказать, соответствующего отношения.

Представляю, как жируют вертухаи, которые с каждого зэка имеют свой кусок. И порой весьма нехилый. Ну ничего, отольются кошке… Они ж друг друга к стенке пачками ставили в эти годы, если историки не врали. Сегодня ты царь горы, а завтра на твоём месте другой, и тебе уже, глядишь, лоб зелёнкой мажут. Так что, как говорил то ли Сунь Цзы, то ли Конфуций: «Если долго сидеть на берегу реки, то можно увидеть, как по ней проплывёт труп твоего врага».

Радовало, что над душой не стояли конвойные и даже на обед в столовую мы отправились сами по себе. Чёрт, уже и на вкус внимания не обращаешь, в голове сидит раскалённым гвоздём мысль, что от такого «изобилия» скоро могут начаться голодные обмороки.

На обратном пути к заводу остановился у стенда, почитать местную прессу. Она была представлена газетами «Вышка» и «На вахте». Не выдержал, поржал над заметкой, как заключённые из числа евреев справляли субботу в недостроенном бараке лагеря, изготовив вино из спрятанного в посылки изюма, и не вышли на работу. Соответственно, «виновникам торжества» влупили по 10 суток карцера. В этой канве напоминали, что в молодой Советской республике и Ухтпечлаге в частности идёт непримиримая борьба с религиозным мракобесием.