Диаспора - Борис Иванов Страница 50

«Совсем плохой я стал, — еще раз обругал себя Кирилл. — Даже глаза закрыть забыл... И кэп — тоже! Сука последняя — еще чуть, и в размазню нас всех уделало бы! Впрочем, ему что. Мертвым смерть нипочем...»

А кэп был рядом — вот он. Стряхивал пыль с ветровки и искоса поглядывал на Кирилла. За плечо у него был закинут так и не израсходованный, про запас, видно, взятый, миномет. А другой Кирилл сжимал в своей руке. Он даже не заметил, когда успел подхватить его, — такое было для него привычным. Рефлекс боя.

— Готово, — определил кэп.

Он ничуть не запыхался и был академически спокоен.

— Эти вещи, — он подкинул миномет на руке, — надо прикопать поблизости. В дороге будут мешать, но могут и пригодиться. Когда вернемся. Когда вернетесь, точнее.

Кирилл оценил взглядом проделанную работу. Как и не было здесь никакого «Ганимеда». Дикий камень громоздился на диком камне. В гениальности кэпу Листеру не откажешь.

— Кэп, — спросил он. — Так все-таки кто ты?

* * *

— Если вы находите ситуацию «щекотливой», то мы, — генерал постучал пальцем по своей груди, украшенной поверх мундира планками высших орденов Федерации и множеством регалий калибром поменьше, — мы считаем, что операция вами просто-напросто провалена!

Подполковник Дель Рей напряженно замер в кресле напротив массивного, мореного дуба стола, по ту сторону которого возвышался напоминающий разъяренного скорпиона генерал Ковальски. Гнев второго заместителя шефа контрразведки Федерации был вполне обоснован: потеря огромного количества «пепла» и, как минимум, двух участников операции «Тропа» и ни бита полезной информации взамен — это было гораздо хуже провала. Это было признанием несостоятельности всей разведсети «Фронда — Инферна», признанием прямой необходимости ее ликвидации или полной замены. И то обстоятельство, что тяжелый дубовый стол и сам генерал, вместе с его гневом, находились весьма далеко отсюда, мало утешало Гвидо. Голографический образ генерала и его кабинета был настолько выразителен, что подавлял в душе подполковника всякое желание хитрить и отпираться по мелочам.

«Боже мой, — подумал он. — И почему это так устроено все в душе, что ты, Гвидо, который не побоялся бы с голыми руками пойти на вооруженного психа, не можешь и слова вякнуть, когда этакий надутый индюк вычитывает тебе, словно мальчишке, свои нотации...»

Он осторожно провел языком по пересохшим губам:

— Я не стал бы судить так категорически, генерал. До того момента, пока мы точно не узнаем, что именно произошло с «Ганимедом» и следователем Санди, я бы предпочел воздержаться от поспешных м-м... выводов и действий.

Генерал болезненно — словно от зубной боли — поморщился и забарабанил пальцами по столу. Гвидо молча и виновато рассматривал этот генеральский стол. Два терминала украшали его: один, исполненный под слоновую кость, и второй — черный, как телефонный аппарат из кино про двадцатый век. Генерал закончил обдумывать его слова и поднял глаза на Дель Рея.

— И сколько же времени вы просите, подполковник, на то, чтобы, как вы говорите, «точно узнать» это? И чтобы узнать также, куда канул ваш резидент, с которым должен был работать Санди? Учтите, что речь идет о скандале поистине галактического масштаба!

— Я прошу сорок восемь часов, господин генерал, на то, чтобы получить убедительные данные по этим вопросам, — отчеканил Гвидо.

— Больше двадцати четырех часов я вам дать не могу, — отрезал генерал — И то — под мою личную ответственность.

Наступила пауза. Время текло между пальцами — безумно дорогое время по расценкам системы подпространственной связи.

— В таком случае... — Гвидо снова, уже не стесняясь собеседника, облизал пересохшие губы. — В таком случае я прошу у вас санкции на использование агентуры, не подключенной непосредственно к операции...

Лицо генерала окаменело.

— Итак, подполковник, вы расписываетесь в своей полной беспомощности... Заварили кашу в одиночку, а уж расхлебывать ее приглашаете гостей...

В боксе подпространственной связи снова повисла тишина. На Дель Рея она навалилась тяжелой тушей хищного, дьявольски уставшего зверя. Что до его собеседника, то он явно получал удовольствие от вида теряющегося в догадках о своей предстоящей судьбе подчиненного. Генерал даже позволил себе выйти из-за стола и пройтись туда-сюда вдоль задней стены своего кабинета, украшенной громадным гербом Федерации. Каменная мозаика. Ручная работа... Роскошь даже в масштабах Федерации.

— Ладно, — генерал остановился и решительно повернулся к Гвидо. — На эти двадцать четыре часа в ваше распоряжение поступает группа Рейнольдса. Шесть человек. Все они прошли натурализацию на Фронде, были, так сказать, вживлены там. Потом — прошли все необходимые тесты и получили работу на Инферне. Попав туда — «легли на дно». С самого начала возникли большие проблемы со связью с ними. Поэтому было принято решение о консервации этой группы. Теперь вы понимаете, какую услугу я вам оказываю?

— Я хорошо это понимаю, генерал, — все тем же чеканным голосом ответил Гвидо.

Услуга представлялась ему довольно подозрительной, похожей на попытку сбыть под шумок залежалый товарец, но дареному коню в зубы смотреть не принято... Подполковник изобразил на лице живейшую благодарность.

Там — в далекой Метрополии, в своем кабинете — заместитель шефа контрразведки, грузно ступая, подошел к своему столу и принялся цокать клавишами терминала. Черного терминала.

— Коды расконсервирования, явки и адреса... Словом, все необходимое пойдет к вам аттачем. Но все это — только на двадцать четыре часа.

Генерал сверился с часами.

— С этой полуночи до следующей. Надеюсь, вы не будете э-э... злоупотреблять оказанным вам доверием... У вас есть что еще сказать мне?

— Мне нечего больше сказать вам, генерал, — вежливо ответил Гвидо, подавив рванувшееся было на волю армейское: «Никак нет!»

— В таком случае сеанс закончен, — генерал снова потянулся к терминалу. — Желаю вам удачи, подполковник...

Пышные декорации начальственного кабинета истаяли ночным туманом, и Гвидо остался один на один с самим собой в залитом светом флюоресцентных ламп стальном стакане бокса подпространственной связи. Он неловко слез с креслица и подошел к небольшому пульту у стены. В его приемную щель была загодя вставлена мнемокарта — редко когда подпространственные переговоры обходились без передачи гигабайтных аттачей. Индикатор указывал, что аттач от генерала благополучно принят. Гвидо сунул карту во внутренний карман, отпер дверь бокса и, рассеянно кивнув паре техников, обслуживающих канал связи, торопливо направился к своему кабинету.

«Щедр господин первый заместитель! — ругался он про себя. — Прямо-таки — расточителен! Милостиво разрешил расконсервировать шестерку ни на что, видно, не пригодных агентов. Скорее всего, просто пронырливых субъектов, которые охотно пошли на вербовку, лишь бы им помогли с выездом — сначала на Фронду, потом — на Инферну. Ну да ладно! Придется — как говаривал один мой знакомый с Гринзеи — за неимением гербовой писать на обыкновенной... Тем более что все это удовольствие продлится всего двадцать четыре часа. А потом — как только часы начнут бить полночь, золотая карета станет обыкновенной тыквой, упряжные кони в яблоках — серыми мышами, красавец форейтор — длиннохвостой крысой. А сам он — подполковник Гвидо Дель Рей — подследственным номером... Номер-то найдется — был бы человечек подходящий... Таковой есть».