Исчезновение - Майкл Грант Страница 5

Патрик получил своё имя в честь Патрика Морской Звезды, не блещущего умом персонажа из мультфильма «Губка Боб». Брать пса в кабину дедушка отказался наотрез.

Заиграло кантри, – дедушка включил радио. Он был ужасно старым. У других детей дедушки и бабушки выглядели гораздо моложе. Даже вторые дедушка и бабушка самой Ланы, те, что жили в Лас-Вегасе. Лицо у дедушки Люка всё сморщилось, точно сумочка из жатой кожи. И оно, и руки были тёмно-коричневые. Отчасти – от загара, отчасти потому, что он был индейцем из племени чумашей. Дедушка носил пропотевшую соломенную шляпу и солнечные очки.

– А чем мне там заниматься? – спросила Лана.

– Да чем хочешь, – дедушка резко крутанул руль, объезжая выбоину.

– У тебя же ни телика нет, ни видео, ни интернета.

Так называемое ранчо дедушки Люка стояло наособицу, сам он был беден, и единственным достижением современных технологий в его доме являлся древний радиоприёмник, принимавший, к тому же, одну-единственную религиозную станцию.

– Ну, ты ведь захватила с собой книжки, верно? Еще можешь прибраться в конюшне или сходить в холмы, – он кивнул за окно. – Оттуда открывается красивый вид.

– Я видела там койота.

– Койты – безобидны. В основном. Старый братец койот слишком умён, чтобы лезть к людям.

Слово «койот» он выговаривал, растягивая гласные, так что получалось «кай-оут».

– Я, что, должна буду проторчать тут ещё целую неделю? – спросила Лана. – Не перебор? Я уже домой хочу.

– Твой отец застукал тебя, когда ты тайком выносила его водку какому-то засранцу, – старик даже не взглянул на неё.

– Тони не засранец! – вспыхнула Лана.

Дедушка выключил радио и менторским тоном произнёс:

– Мальчик, который подбивает девочку на нехорошие поступки, – самый настоящий засранец.

– Если бы я этого не сделала, он бы воспользовался фальшивым удостоверением личности и мог попасть в беду.

– В яблочко. Пятнадцатилетний пацан, хлещущий водку, наделает бед, это уж точно. Я сам начал пить аккурат в твоём возрасте, четырнадцать мне было. И что? Три десятка лет – псу под хвост, утопил жизнь на дне бутылки. Но, благодаря Господу Богу и твоей бабушке, да упокоится её душа с миром, я не пью уже тридцать один год, шесть месяцев и пять дней, – он вновь включил радио.

– Угу. А ещё благодаря тому, что до ближайшего винного магазина тебе пилить десять миль.

– А то! – захохотал дедушка. – Это, знаешь ли, тоже помогает.

По крайней мере, чувство юмора у него имелось.

Подпрыгивая на ухабах, пикап ехал вдоль пересохшей балки футов в сто глубиной. Дно её было песчаным, склоны поросли полынью, чахлыми сосенками, кизилом и жухлой травой. Дедушка говорил, что несколько раз в год, когда идёт дождь, балка наполняется водой, превращаясь чуть ли не в речку. Верилось с трудом. Лана лениво скользила взглядом по крутому склону.

Ни с того, ни с сего пикап вильнул и съехал с дороги. Лана уставилась на пустое водительское сиденье, где секунду назад сидел дедушка. Он пропал.

Пикап же нёсся вниз. Ремень безопасности врезался в грудь. Скорость всё нарастала. Машина налетела на молодое деревце и сломала его.

Подняв тучу пыли, пикап подскочил, да так, что Лана ударилась затылком о подголовник, а плечом – о стекло. Зубы клацнули. Она дотянулась до руля, но тот так дёргался, что удержать его было невозможно. Пикап перевернулся и кубарем покатился под склон.

Ремень безопасности не выдержал, и беспомощную Лану бросало по кабине. Вращающееся рулевое колесо швыряло её туда-сюда, точно бельё в стиральной машине. Она стукнулась плечом о ветровое стекло, ручка переключения скоростей дубинкой ударила по лицу, зеркальце заднего вида – по макушке.

Наконец, пикап замер.

Лана лежала ничком, изогнувшись под немыслимым углом и разбросав в стороны руки и ноги. Ноздри забились пылью, во рту ощущался вкус крови. Один глаз не открывался. Другим глазом она увидела то, что сначала показалось ей лишённым всякого смысла. Лана лежала вверх тормашками и смотрела на кактус, росший под прямым углом.

Надо было выбираться. Кое-как сориентировавшись, она потянулась было к двери. Правая рука не двигалась. Лана опустила взгляд и завизжала.

Рука больше не была прямой. Она немного изгибалась между запястьем и локтем, образовав широкую букву «V», да ещё и перекрутилась так, что ладонь смотрела в обратную сторону. Острые осколки сломанных костей выпирали из-под кожи.

Лану охватила паника. Боль была настолько сильной, что её глаза закатились, и она потеряла сознание. Увы, ненадолго.

Лана очнулась от боли в руке, в левой ноге, в голове и шее. Её вырвало на то, что прежде было подголовником сиденья.

– Помогите, – хрипло пробормотала она. – Кто-нибудь, помогите мне!

Но даже в помрачённом состоянии девочка понимала, что помощи ждать неоткуда. Она находилась за много миль от Пердидо-Бич, где её семья жила год назад, до того, как перебраться в Лас-Вегас. Дорога никуда не вела, кроме дедушкиного ранчо. Машины здесь проезжали дай бог если раз в неделю: какой-нибудь заблудившийся турист или старуха, игравшая в шашки с дедушкой Люком.

– Скоро я умру, – сообщила Лана пустоте.

Однако пока ещё она не умерла, и боль не собиралась утихать. Значит, надо было выбираться из пикапа.

Патрик! Что случилось с Патриком? Лана попыталась позвать пса, но тот не откликнулся.

Ветровое стекло всё пошло трещинами и прогнулось. Извернуться и выбить его здоровой ногой не получилось. Единственный остававшийся выход наружу – дверца водителя. Лана знала, что попытка изменить позу будет сопровождаться невыносимой болью.

И тут появился Патрик. Ткнулся своим чёрным носом в её нос и жалобно заскулил.

– Хороший мальчик, – сказала она.

Пёс завилял хвостом. От Патрика не приходилось ожидать, что он резко поумнеет и примется совершать подвиг, вытаскивая хозяйку из-под дымящихся обломков пикапа. Однако он пробыл с ней весь этот чёртов час, в течение которого она выползала наружу.

Наконец, Лана вытянулась на земле в тени кустиков полыни. Патрик облизал ей лицо. Здоровой рукой она ощупала свои раны. Один глаз заливала кровь из пореза на лбу. Нога – вывихнута, если не сломана, можно считать, что её нет. В нижней части спины, там, где почки, сильно болело. Верхняя губа онемела. Лана выплюнула осколок зуба.

Хуже всего дело обстояло с правой рукой. Девочка так и не набралась смелости поглядеть на неё. Попыталась поднять и тут же отказалась от этого намерения: боль сделалась непереносимой.

На какое-то время Лана опять потеряла сознание. Потом пришла в себя. Солнце безжалостно палило, Патрик свернулся клубком у неё под боком. В небе, распластав чёрные крылья, кружило с полдюжины грифов, предвкушая поживу.