Нелюдь - Кэт Фоллз Страница 5
Нелюдь - Кэт Фоллз читать онлайн бесплатно
Ознакомительный фрагмент
– Дилэйни МакЭвой? – Она явно знала, кто я такая, но все равно дождалась моего кивка. – Я – директор Тарин Сперлинг, Глава Службы биозащиты.
Женщина обернулась к приехавшему со мной агенту:
– Вы взяли образец крови?
Он протянул ей пробирку с образцом и мой диск.
– Кто-нибудь сообщил отцу, что я здесь? – Мой голос прозвучал непривычно высоко.
Ледяной взгляд голубых глаз директора Сперлинг заострился:
– Тебе известно, где он находится?
– Он поехал посмотреть несколько галерей в Калифорнии. Отец занимается покупкой произведений искусства.
Женщина напряглась:
– У тебя не очень убедительно получается, Дилэйни. Не хватает актерского мастерства. Видишь ли, у меня есть все нужные доказательства. Я в любой момент могу отдать приказ убить твоего отца – как только он попадется нам в руки.
Меня словно ударили, дыхание перехватило:
– Но за что?
– Враньем ты ему не поможешь.
– Но он на самом деле занимается искусством, – беспомощно ответила я.
– Само собой, – процедила она сквозь стиснутые зубы. – Там же большие деньги крутятся. Но мои источники утверждают, что если предложить ему хорошую цену, Йен МакЭвой может добыть все что угодно.
– Добыть? – Где-то в моем замутненном разуме возникла крохотная искорка понимания. – Вы имеете в виду – с той стороны стены?..
– Вот теперь у тебя хорошо получилось. Ты почти заставила меня поверить, что не знала, чем занимается твой отец. – Она наклонилась так близко, что ее маска мазнула меня по уху. – Что твой отец – добытчик.
Я отпрянула:
– Это неправда!
Я почти видела откровенную ухмылку за ее маской. Но директор Сперлинг ошибалась. Мой отец не мог быть добытчиком. Разве может близорукий, страдающий непереносимостью лактозы человек перебираться через стену и тайком посещать Дикую Зону? Это было невозможно. Но само слово «добытчик» напомнило мне о последнем контрабандисте, которого арестовала Служба. Его поставили к стене Титан и расстреляли прямо там. Разумеется, занятия у нас отменили, чтобы мы как настоящие патриоты могли посмотреть на это зрелище в прямой трансляции. Хуже всего был не тот ужасный момент, когда пули отбросили его к стене, а когда на него надели черный колпак, оставив его одного в полной темноте ожидать смерти. Это было за пределами простой жестокости.
– Отправьте ее в одиночную камеру, – неприятный голос директора Сперлинг вернул меня к реальности.
– Вы что, собираетесь держать меня здесь? – Я вся покрылась потом, ощущая, как искусственная кожа прилипает к телу.
Сперлинг направилась к двери, даже не взглянув в мою сторону, на ходу бросив агенту последний приказ:
– Позовите меня, если она еще будет жива утром.
Я мрачно расхаживала по холодной маленькой комнате. Прошло чуть больше часа, а я уже с трудом выносила вид этих белых стен. Камера была слишком похожа на больничную палату, в которой моя мать провела свои последние дни. Но директор Сперлинг при желании могла упрятать меня в карантин на многие месяцы. Когда дело касалось безопасности нации, Отдел биологической защиты имел право на любые действия.
Я шлепнулась на узкую жесткую койку. Какая разница, если даже они продержат меня в карантине до конца моих дней? Нормальная жизнь для меня и так закончилась. От чихнувшего разбегались в стороны все. Серьезная болезнь, пусть даже незаразная, делала человека парией. Я узнала это на горьком опыте, когда поставленный моей матери онкологический диагноз вызвал цепную реакцию истерики вокруг нас. Через несколько дней после первой химиотерапии ее уволили с работы без предварительного уведомления. Галерейный бизнес отца закрылся, клиенты исчезли. Но труднее всего было понять наших друзей, которые немедленно прервали все контакты с нами, когда узнали про болезнь матери. В тот год меня ни разу не пригласили в гости, не позвали ни на один день рождения. Практически вся наша многочисленная родня погибла во время эпидемии, и в конце, когда матери становилось все хуже и хуже, мы уже остались втроем. А потом в нашей семье осталось всего двое – я и отец. Если же останется кто-то один, то это уже нельзя будет назвать семьей.
В голове у меня крутились кадры расстрела того «добытчика»: тело человека, дергающееся и вздрагивающее под ударами пуль. Я зарылась лицом в подушку, пытаясь заставить себя не думать об этом. Ужас был в том, что чем дольше я сидела запертой в этой комнате, тем труднее мне было убедить себя, что директор Сперлинг просто несла какой-то бред. Мне хотелось верить: никто не сможет расстрелять моего отца, потому что он не был контрабандистом. Но Сперлинг говорила так убежденно, что поневоле верилось – у нее есть доказательства. А если у Службы биозащиты были доказательства, что мой отец побывал по ту сторону стены, – значит, все, игра окончена. Даже если он ничего не принес оттуда. Для гражданских лиц не существовало ни единой причины, чтобы оказаться по Восточную сторону от стены. Ни единой законной причины.
Чем больше я вспоминала нашу с отцом жизнь, тем подозрительнее казалась мне вся ситуация. Я вспоминала его длительные отлучки. Никогда не иссякавший поток ценных произведений искусства. Мы не сорили деньгами, но я всегда подозревала, что бизнес отца приносит куда больший доход, чем он хотел показать. В нашей квартире висели на стенах оригиналы Ротко, Джорджии О’Кифф, Люсьена Фрейда и многих других известных художников. В прошлом году, когда отец показал мне свои финансовые документы, меня потрясла сумма его накоплений, если учесть, что после смерти матери ему пришлось объявить себя банкротом. Ее лечение обошлось в такую сумму, что, казалось, нам никогда не выкарабкаться из долговой ямы. Но всего через семь лет после этого он полностью восстановил свой бизнес и отложил приличную сумму денег.
– Твое имя значится во всех документах. Это на тот случай, если со мной что-то случится, – сказал он, передавая мне ключи от нескольких ячеек в разных банках. В тот момент я подумала, что он имел в виду под «что-то случится» несчастный случай или смертельную болезнь. Но никак не казнь.
Хорошо хоть, агентам Службы биозащиты не удалось схватить отца. Сперлинг совершенно очевидно понятия не имела, где он находится, но думала, что знаю я. Возможно, потому, что обычные родители не оставляли ребенка каждый месяц одного с дворецким на целую неделю без всякой возможности с ними связаться. А я-то считала это еще одним признаком эксцентричности отца: он ненавидел диски и отказывался носить это устройство. Но что, если главной причиной, по которой он не звонил, было то, что в тот момент он сам находился в месте, откуда невозможно позвонить?
Но если мой отец был не в Калифорнии и агентам не удалось поймать его – где же он находился сейчас?
«Пожалуйста, где угодно, только не в Дикой Зоне».
Если он сейчас был на другой стороне стены, он не мог оставаться там без конца – и не только из-за опасности заражения. Единственные люди, жившие по ту сторону стены, были изгнанными из общества преступниками. Отец среди них и недели бы не продержался.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии