Ночной Странник - Ярослав Гжендович Страница 5

Через час он замерил скорость движения и решил, что так до удаленной на восемь километров исследовательской станции будет добираться еще минимум пару часов.

Конечно, существовала вероятность, что, добравшись до места, он получит чай и бутерброд с ветчиной. «Мы научились делать местный хлеб! Думали, что уже никто за нами не прилетит». Тогда миссия будет завершена в два дня, не считая времени, ушедшего на планирование, обучение и подготовку.

Дорога тянулась. Лес был монотонным и скучным. Одни и те же черные изогнутые стволы и неряшливые фестоны колышущегося на ветру лишайника. Пахло мокрой грибницей, трухой и – остро, мускусно – маленькими грызунами.

Он взглянул на мир в инфракрасном диапазоне. Немного от скуки, а немного оттого, что лес начинал тонуть во мраке. Подкрашенные зеленью деревья не стали красивее, зато проявились похожие на маленьких капибар грызуны, прячущиеся в подлеске и поблескивающие расплавленным серебром глазок, а также прыгающие по ветвям птички, снующие как зажигательные пули насекомые и змеи, таящиеся в зарослях.

Марш действительно затянулся на три часа, и, когда он добрался до места, опустилась ночь. В пейзаже вокруг Странника ничего не изменилось. Просто в какой-то момент он остановился и произнес: «Здесь».

Он знал, что находится в паре десятков метров от расчищенной площадки на вершине холма, где был построен крытый гонтом бревенчатый дом, окруженный палисадом и называемый исследовательской станцией «Мидгард-II».

Драккайнен снял с себя неудобное барахло и тщательно уложил его между двумя прогнившими стволами, маскируя разлапистыми листьями, похожими на папоротник. Стояла тишина. Птицы смолкли, только время от времени слышался протяжный рев ночного хищника.

Он сидел меж папоротников, ждал, пока высохнет мокрая полотняная рубаха, и слушал. Ветер не приносил никаких знакомых звуков. А с такого расстояния он не мог не услышать треска огня, бряцанья вилок, ложек и ножей, разговоры. Ведь самое время для ужина на исследовательской станции. Однако никто не разговаривал. Мертвую тишину прерывал лишь едва слышный странный звук. Что-то слегка постукивало и клокотало – на самой границе слышимости.

Зато был отчетливый запах падали. Острый и тошнотворный одновременно – его невозможно ни с чем перепутать.

Минуту он поводил головой, принюхиваясь, пока не установил направление. Смердело как раз со стороны станции. Не так сильно, как могли бы вонять человеческие останки, и тем более – восемь трупов, но все же.

Может, просто забытые припасы.

Он отложил щит и шлем. Перекинул меч за спину и проверил, удобно ли дотягиваться до рукояти. Затем подтянул все пряжки и несколько раз подпрыгнул на мху, проверяя, не звенит ли чего. Голову повязал косынкой, а потом, найдя под корнями лужу, вымазал лоб и щеки грязью.

Станция стояла на холме, поросшем стелющимся по земле кустарником. Драккайнен не замечал никакого движения. Видел только щербатый, не слишком высокий частокол – словно ряд испорченных зубов – и провалившуюся посередине крышу. Не было ни дыма, ни огня, ни малейшего движения. Станция выглядела давно покинутой. И все же он чувствовал беспокойство.

Во-первых, по всему склону холма, на расстоянии десятка метров от палисада лежали мертвые животные. Они окружали это место. Крысы, кабаны, олени, волки, даже птицы. В разной стадии разложения. Он видел кости, перья, куски плоти и меха. Большинство животных изрублены или разорваны. Ни одно толком не освежевано и не разделано. Зато все без голов.

Кроме того, на холме было градусов на пять холоднее, чем в других местах. Эдакое пятно холода и вьющегося лентами тумана с эпицентром на станции, выделяющееся голубоватым свечением.

Он прокрался, бесшумно идя от куста к валуну, от валуна к дереву – словно кот на охоте. Обезображенные останки лежали повсюду, некоторые светились зеленоватым фосфоресцирующим теплом, производимым процессами гниения. Он решил отфильтровать запах падали, поскольку из-за него больше ничего не чувствовал. Чем ближе к станции, тем становилось холоднее: он видел вылетающие изо рта облачка пара.

Ворота, сбитые из кривых, щелястых досок, выломали давным-давно. Вот только выломали изнутри. Он прижался спиной к частоколу и передвинулся ближе ко входу, легонько касаясь оплетенной ремнями рукояти меча. Обычно ворота запирал толстый брус – теперь подгнивший. Не меньше года назад его переломил сильный удар, будто кто-то въехал в ворота вездеходом. Но ученые не располагали вездеходами.

Он наклонился к выломанным доскам и быстро заглянул во двор. Пусто. Разгром. Руины.

Внутри палисада стоял дом, теперь пустой, частично разрушенный и темный, посреди подворья – квадратный колодец с журавлем и несколько меньших по размеру строений под самой линией частокола. Все это успело превратиться в кучу балок и камней.

Где-то капала вода, откуда-то доносился легкий перестук, наводивший на мысль о деревянных молоточках. Вне этого царили тишина и мертвенность.

Драккайнен скользнул внутрь, словно кот, осторожно ступая по дорожке, сложенной из мокрых трухлявых досок.

Затрещало снова – лишь теперь он их заметил. Они висели на стропилах дома, на ветках дерева, растущего в центре двора, на заостренных столбах частокола. Ветровые трещотки: колыхаемые ветром небольшие конструкции, сплетенные из тонких ремешков и травы.

И костей.

Трубчатые кости, ребра, черепа небольших зверьков. Они висели на ремешках, украшенные пучками перьев, колеблемые дыханием ветра, и сталкивались, издавая тихий навязчивый звук, который он слышал уже некоторое время. Постукивание в разной тональности, складывающееся в случайные мотивчики. Звук, милый слуху, если бы не его жутковатый источник.

Он скользнул в избу. Пахло старым деревом, давно выветрившимися реактивами и плесенью. Длинное внутреннее помещение делилось на несколько комнаток. Он расширил зрачки, увеличивая восприятие света, благодаря чему различил – как в сером сумраке – подробности. Если бы не цифрал, в доме было бы темно словно в колодце. Деревянные скамьи под стенами, длинный, сбитый из бревен стол посередине. Очаг.

И за этим столом, над металлической кружкой кто-то сидел. Неподвижно, как памятник, склонившись вперед и упершись локтями в столешницу, словно в раздумьях над чашкой чая. Кожа его казалась гладкой и неестественно серой, чуть лоснящейся в свете звезд, проходящем сквозь дырявую крышу.

Не издав ни звука, Драккайнен обошел стол и присмотрелся к сидящему с другой стороны: ободранный от мяса череп, ряд ощеренных зубов, лесенка ребер, кости второй руки. Труп.

А скорее – полутруп-полустатуя. Выглядел так, словно кто-то окунул его правой стороной в подобие бетона, а потом усадил за стол. Вуко протянул руку и слегка коснулся его предплечья. Оно было холодным и твердым. Монолитно серым, с примесью мелких кристалликов. Гранит.

Отполированная и тщательно вырезанная статуя правой стороны мужского тела. Левая разложилась, остался только скелет с высохшими лоскутьями кожи и мышц, кусочками скальпа с длинными светлыми волосами, все еще держащимися на черепе.