Рельсы - Чайна Мьевилль Страница 5

Люди насвистывали, сворачивая в бухты канаты и смазывая маслом оборудование. На верхней палубе бросали кольца и играли в бэкгэммон, мастерски приноравливая свои движения к ритму поезда. Шэму тоже хотелось поиграть, он покрутился рядом, но отошел, со стыдом вспомнив последний матч со своим участием. Ему еще повезло, что команда, похоже, забыла и думать о его позоре, который при иных обстоятельствах наверняка должен был дать рождение постоянной кличке — Капитан Мусорное Ведро.

Он пошел смотреть на пингвинов. Снимал их на свою дешевую маленькую камеру. Эти симпатичные, слишком тяжелые для полета птицы населяли крошечные островки, где толкались и тыкали друг в друга клювами, живя, похоже, и в тесноте, и в обиде. Охотясь, они вниз головой бросались со своего утеса в землю между железнодорожными колеями, где, работая широким, точно лопата, клювом, мускулистыми лапами и крыльями, прорывали небольшой тоннель и выскакивали на поверхность, вознагражденные какой-нибудь мелкой извивающейся живностью. Но они, в свою очередь, тоже становились добычей клыкастых меркатов, барсуков, стай хищных бурундуков, — охотясь, те поднимали такой шум и визг, что у Шэма даже уши закладывало, особенно когда его товарищи пытались ловить этих тварей сетями.

«Мидас» шел не прямым курсом. Каждый фрагмент утиля, мимо которого их проводили стрелки, Шэм провожал задумчивым взглядом. Точно один из них — вот эта обмотанная проволокой ступица колеса, к примеру, или та заросшая пылью дверца от холодильника, а еще лучше вон тот предмет, похожий на грейпфрут с вырезанной долькой, выброшенный на берег и утонувший в прибрежной гальке — мог вдруг ожить и что-нибудь сделать. А что, и такое могло быть. Иногда и бывало. Он думал, что никто не замечает его интереса к этим вещам, но как-то увидел, что за ним наблюдают доктор и первый помощник. Когда Шэм залился краской, Мбенда захохотал; но Фремло не смеялся.

— Юноша. — Лицо доктора выразило терпение. — Так, значит, вот чего жаждет твоя душа? — и он показал рукой на очередную заброшенную древность, проплывавшую в пыли за окном.

Шэм лишь пожал плечами.

Поезд настиг группу звездоносых кротов ростом с человека. Двоих успели поймать сетями, остальные скрылись. Шэм подивился тому, что вид этих животных, их пронзительные вопли произвели на него куда более неприятное впечатление, чем убийство и последующая разделка огромного рычащего чудовища. Однако это было мясо и ценный мех. Шэм специально сходил к дизелю, посмотреть, полон ли трюм и скоро ли назад в порт.

Фремло давал ему новых кукол, которых Шэм должен был сначала потрошить, а затем снова наполнять внутренностями, чтобы узнать, из чего состоит тело. На жуткие результаты его операций доктор взирал в ужасе. Он раскладывал перед ним схемы, и Шэм делал вид, будто учится. Время от времени Фремло экзаменовал его на знание основ медицины, и Шэм неизменно показывал столь ничтожный результат, что доктор даже не злился, а испытывал к нему своеобразное почтение.

Шэм сидел на палубе, свесив ноги; внизу мелькала земля. Он ждал озарения. С самого начала рейса он понял, что с медициной ему не по пути. Поэтому он производил смотр увлечениям. Пробовал резьбу по раковинам, вел дневник, рисовал карикатуры. Делал попытки учить языки иностранных членов команды. Простаивал у карточного стола, приглядываясь к приемам записных игроков. Но ничто не увлекало его надолго.

Поезд ушел севернее, где мороз отпустил, и растения выглядели не такими замученными. Люди перестали петь и снова начали ругаться. Наиболее интенсивные перебранки нередко переходили в драки. Шэму не раз приходилось уносить ноги, чтобы не стать нечаянной жертвой разъяренных мужчин и женщин, которые по любому поводу кидались друг на друга с кулаками.

«Я знаю, что нам нужно, — думал Шэм, когда обозленные офицеры разгоняли зачинщиков мыть сортиры. Ему уже доводилось слышать паровозные байки о том, как выпускать пар, когда напряжение на борту становится невыносимым. — Нам нужен Р & Р». А ведь еще совсем недавно он знать не знал о том, что эти два Р значат. Быть может, измученным бездельем людям нужны были Ром и Рыба. А может, Ролики и Решетки. Или Размер и Рифма.

Как-то пасмурным днем под сумрачными облаками Шэм сидел на крыше в компании сменившихся с вахты паровозных, которые стравливали жуков. Натянув между поручнями веревки, они соорудили арену; по ней, громко топая, кружили два сердитых насекомых. Это были жуки-танки, тяжелые переливчатые твари размером с ладонь; одиночки по природе, они становились драчливыми, когда их лишали любезного их натуре уединения, а потому идеально подходили для жестокой забавы. Однако теперь жуки мешкали, явно не испытывая желания сражаться. Владельцы подбадривали их, тыча горячими металлическими прутами сзади в панцирь, пока те не ринулись друг на друга, грохоча, точно две разгневанные пластмассовые коробки.

Наблюдать за поведением жуков было интересно, но смотреть, как беспощадно подначивают их хозяева, было совсем не приятно. А рядом другие уже держали наготове клетку с роющей ящерицей, на чьей морде застыла тревожная усмешка, характерная для рептилий. Были еще меркат и шипастая роющая крыса. Так что жуки выступали только на разогреве.

Шэм покачал головой. Конечно, жукам тоже приходилось сейчас несладко, и желания драться у них было не больше, чем у крысы или скального кролика, но, сколько бы Шэм ни раздражался из-за того, что млекопитающие вызывают у него больше жалости, чем рептилии и насекомые, поделать с односторонностью своего сочувствия ничего не мог. Он попятился — и врезался спиной в Яшкана Ворли. Шарахнувшись от него, он толкнул другого зрителя; вокруг недовольно заворчали.

— Куда это ты? — крикнул ему вслед Яшкан. — Смотреть кишка тонка?

«Нет, — подумал Шэм. — Просто нет настроения».

— А ну, иди сюда, ты, трус сопливый! — продолжал кричать Яшкан, и его крики подхватили Вальтис Линд и пара других любителей походя сделать кому-нибудь больно. Вслед Шэму полетели оскорбительные прозвища, неприятно напомнившие ему о школе. Он залился краской.

— Они пошутили, Шэм! — крикнул Вуринам. — Нечего дуться! Возвращайся.

Но Шэм ушел, размышляя о выслушанных только что оскорблениях, о жуках, бессмысленно калечащих друг друга в драке, и о других зверьках, безнадежно ожидающих своей очереди.

Они повстречали другого кротобоя; дизельный, как «Мидас», тот шел под флагами Роквейна. Команды приветственно махали друг другу.

— Куда этим охотиться на кротурода; разве только какой-нибудь зверюге жить надоест, и она сама напорется на их гарпун, — цедили на «Мидасе» сквозь зубы, прикрывая злословие улыбкой. Изобретательные поношения южного соседа еще долго служили развлечением команде.

Рельсы здесь были проложены так, что исключали тесное общение, в том числе обмен письмами и информацией. Поэтому Шэм с удивлением наблюдал за тем, как Гансифер Браунолл, угрюмая, татуированная с головы до ног вторая помощница капитана разворачивала охотничьего воздушного змея вроде тех, каких умели запускать на Кларионе, ее далекой и суровой родине.

«Что это она делает?» — думал он. Капитан прикрепила к змею письмо. Змей взмыл в воздух, как живой вырвавшись из рук Браунолл, и замер под клубящимися тучами верхнего слоя атмосферы. Повисев там, он кивнул раз, другой, третий и камнем упал на палубу роквейнца.