Ядерный Вий - Алексей К. Смирнов Страница 5

Андреев присвистнул:

— Вы с ума сошли, Александр Терентьевич! Сто долларов! После сочтемся. Погодите, я сейчас вернусь, — и он растворился в коридоре. Клятов, не веря в близкое спасение, сжал кулаки и крепко зажмурился. "Вот и все, вот и все, стучало сердце. — Сейчас случится чудо, сейчас произойдет что-то очень хорошее. Терпение, дурак, терпение — помощь уже близко. Еще чуть-чуть, и ты оживешь. Наверно, это наилучший для меня выход — поселиться здесь. Мне нельзя оставаться одному, один я повешусь или надышусь газом — собственно говоря, давно пора было это сделать, но как-то все же, как-то все же…Спасибо Пендалю, надо будет ему позвонить, извиниться. Я, наверно, его здорово подвел — человек рассчитывал, планировал…а я опять нажрался, как сука, как клещ…о, господи, какой позор, какое скотство!"

И Александр Терентьевич, в который раз охваченный похмельными страхами и угрызениями совести, перевернулся на живот, втиснул лицо в грязную полосатую ткань и сжал ладонями череп. За спиной послышались шаги.

— Я, конечно, не знаю, — послышался полный сомнений голос Андреева. Но думаю, что это подойдет.

Все страдания и угрызения сняло как рукой; Клятов проворно сел и протянул дрожащую руку к стакану, который принес ему участливый сосед.

— Там чего? — спросил он автоматически — на самом деле ему было глубоко безразлично, что именно было налито в стакан.

— Спиртик, — улыбнулся Андреев. — Не медицинский, но вполне, вполне! За неимением лучшего…

Дальше Александр Терентьевич не слушал, и Андреев, видя это, замолчал. Александр Терентьевич махнул стакан в два глотка и задохнулся. Глазные щели разлепились, красные глаза вылезли на лоб, в ушах раздался звон — не то пасхальный, не то похоронный.

— Закусить не взял! — Андреев с досадой ударил себя по лбу.

— Спасибо, — Клятов замычал и замотал головой. — Я…(он закашлялся долгим, подводящим к рвоте кашлем) я не могу есть…вот уже несколько дней…но это пройдет…потом…может быть…

Андреев устроился рядом на матраце, закурил и молчал, пока Александр Терентьевич не пришел в себя. Тот, наконец, от души выдохнул и замер, глядя перед собой и смутно прозревая первоочередные, неотложные дела.

— Кто-нибудь в квартире пьет? — спросил он осторожно, намереваясь хотя бы в общих чертах угадать свою дальнейшую судьбу.

— Теперь — да, — усмехнулся Андреев и пустил колечко дыма. — Но вы не переживайте, никто вам слова не скажет. У нас квартира дружная. К тому же пьющий человек — фигура любопытная…В пьющих людях есть особенная, знаете ли, восприимчивость…своеобразная проницательность, какой не сыщешь в прочих…

Это суждение показалось Клятову немного странным. Он искоса взглянул на Андреева, ощутив неясную угрозу — высокая оценка пьяной восприимчивости звучала в устах последнего как-то не так…не тот был вопрос, чтобы волновать субъекта вроде Андреева. Но сосед непринужденно попыхивал папиросой, и Клятов в конце концов отнес все на счет своих остаточных алкогольных страхов и подозрений. Восприимчивость и вправду особенная боишься каждого шороха, каждого стука. Андреев замурлыкал какой-то марш.

— Любите Некрасова? — спросил он вдруг. — Наши любят. Вообще любят русских поэтов. А в особенности — вот это: "Идет, гудет Зеленый Шум, Зеленый Шум, Весенний Шум…" Правда, талантливо?

— М-м, — отозвался Александр Терентьевич неопределенно и осторожно. "Ахинея какая, — подумал он про себя. — При чем тут Некрасов?"

— Или вот такое: "Гори, гори ясно, чтобы не погасло!" — пропел Андреев и с довольным видом уставился на Клятова в ожидании похвалы.

— Это как будто не Некрасов, — осмелился высказать свое мнение тот.

— Конечно, нет. Не свет же на нем клином сошелся! Мы и других читаем, и даже сами иногда пописываем. Вот я, например, сочинил коротенькое стихотворение — называется: «Царскосельское». Прочесть?

Клятов вежливо повел бровью. Андреев запрокинул голову и торжественно, нараспев произнес:

— Дева, струю нагнетая, свою опрокинула чашу. Правда, ничего? Это я придумал, когда проезжал прошлым летом мимо Царского Села. Навеяло, так сказать.

Молчание Александра Терентьевича затянулось. Андреев сообразил, что смутил и озадачил новосела, и быстро поправился:

— Да вы не думайте, мы не психи. Просто по-настоящему дружная квартира, вот и все. Мы, конечно, не каждый день занимаемся декламацией. Так, по праздникам, когда есть настроение…В коммуналках достаточно минусов, но есть и плюсы. Рождается своеобразное братство, связанное общим проживанием об этом часто забывают. Так что можете не сомневаться — вы не столько потеряли, сколько приобрели.

Клятов, успокоенный этими словами, слабо улыбнулся. И вдруг вспомнил про свое брошенное бюро.

— Есть еще одно дело, — начал он нерешительно. — Уж не знаю, удобно ли просить. Но опять же: деньги — вот они.

Андреев закивал, демонстрируя неподдельное внимание.

— Вещички мои остались под дождем мокнуть, — сообщил Александр Терентьевич горестно. — Вы понимаете, что мне было не до того. Там не Бог весть что, но все же… Вот если бы поймать машину, да съездить погрузить…

Сосед ненадолго задумался, прикинул что-то в уме.

— Это дело поправимое. — сказал он наконец. — Правда, тут и вправду понадобятся деньги. Но вы не тревожьтесь, ради первого знакомства оформим все в наилучшем виде. Прямо сейчас и займусь, гоните монету.

Клятов, кряхтя, начал подниматься с матраца, но Андреев усадил его обратно.

— Нет-нет, отдыхайте. Я справлюсь сам. Говорите адрес, и, если там что-то осталось, привезу в целости и сохранности. Давайте же, говорите адрес.

6

Оставшись в одиночестве, Александр Терентьевич повернулся на бок и попытался заснуть. Сон не шел; в мозгу роились ошметки планов и намерений, а моральный императив настойчиво звал куда-нибудь зачем-нибудь. Тревога, отчасти укрощенная спиртиком, ненадолго отступила; на первый же план вышла лихорадочная жажда деятельности, болезненное желание что-то — неважно, что сделать, чтобы окружающий мир сделался более комфортным и не было после мучительно больно за личную пассивность. Однако делать было нечего, он сделал все, что было в его власти. Обмен состоялся, деньги — за пазухой, до места проживания добрался без потерь, Андреев уехал и — чем черт не шутит может даже привезти предательски оставленную мебель. Можно спокойно лежать и отдыхать, но именно отдых-то и невозможен, какой может быть отдых, когда тебя точит желание вскочить и бегать без всякой цели взад-вперед по комнате в надежде отвлечься от адского пламени, что угрюмо тлеет глубоко внутри и не погаснет вовеки. Поэтому Александр Терентьевич, пролежав не более десяти минут, решительно встал и осторожно выглянул в коридор. Неплохо бы добавить, но как попросишь о таком людей совершенно незнакомых, пусть и дружелюбных, как уверял его Андреев? И выйти на угол нельзя: послав Андреева за вещами, Клятов связал себя известным обязательством хотя бы дождаться этого доброго человека и поучаствовать в разгрузке собственного скарба. Если он отправится на поиски очередного стакана, это может закончиться потерей благорасположения единственного человека, которому он сейчас может довериться. Нет, придется потерпеть. А вдруг повезет, и в коридоре он нарвется на кого-то столь же хлебосольного, сколь и Андреев? Мысль показалась Клятову дельной, и он потащился на кухню. На кухне стоял лысый старик в джинсовом комбинезоне и что-то варил себе на плите в жестяной кружке.