Спецназ Третьей Мировой. Русские козыри - Андрей Загорцев Страница 5

Проснулся практически мгновенно с чистой незамутненной головой. Мои разведчики уже пили кофейный напиток и разминали затёкшие суставы. Я пооткрывал рот, уравновесил давление. Бахраджи молча протянул мне кружку с напитком и маленький бутербродик с салом. Хоть и перед высадкой запрещается принятие пищи, плевать – когда удасться ещё прекусить чем-нибудь. Из кабины лётчиков вышел офицер по выводу. «Информатора» нигде видно не было. В грузовом отсеке он что ли? Глянул на иллюминатор. Шторки на нем уже нет. Грузовой отсек уже пуст.

– Пехотиин! Ровно час до места! Лётчики начали заход на точку отделения согласно расчётам, – проорал ВДСник, – начинай переодевать своих! Десять минут тебе время и идём паковать модуль.

Пришлось, поёживаясь, переодеваться в специальную форму. Если в гермокабине такая холодрыга, то как же тогда в грузовом отсеке. Переоделись, повертелись. Напялили куртки-«аляски» и уже в последнюю очередь натянули непромокаемые комбинезоны. Одеты, готовы. Рюкзаки в руки, оружие – на грудь. Офицер вывода выпускает нас в грузовой отсек. Ох ты! Да тут действительно мороз. Группы, скорее всего, высадили чёрт знает ещё когда. Майора-«информатора» нигде нет. Да и хрен с ним с этим странным майором. Может, у него своя какая-то неведомая задача, про которую нам не дано знать.

Наш модуль стоял на системе сброса, опутанный ремнями и фалами. Начали устанавливать рюкзаки и контейнер с аппаратурой на штатные места. ВДСник ползал вокруг, проверял «закантрованность» приборов, систему сброса, фалы плота и прочее.

Так просуетились достаточно долго. Дотошный офицер придирался к каждой незначительной мелочи. В работе и на морозе страх перед высадкой и падением в морскую бездну с высоты нескольких тысяч метров улетучился. За двадцать минут до назначенного времени мы расселись по местам, и я надел летный кожаный шлем и подсоединил штекер ЛПУ (лётного переговорного устройства) к розетке на борту модуля. Вскоре в наушниках раздался голос ВДСника:

– Три, два, один! Как слышишь, как слышишь «ноль два», как слышишь?

– На связи «ноль два»! слышу на пятёрочку! Все на штатных, к высадке готовы!

– Принял тебя «ноль два», принял! До отрыва десять минут! Обратный счет даю через одну малую, одну малую! Командир экипажа вышел в расчётный эшелон, противника нет.

– Да понял я, понял! Осталось девять малых, – ответил я словоохотливому десантирующему и отпустил тангенту, – Бахраджи! Команда «сорок»! Выполнять! Немедленно!! – проорал я своему разведчику.

Матрос молниеносным движением достал из-за пазухи непромокаемого комбинезона фляжку и открутил колпачок. Быстро отхлебнул сам, передал Ковалёву. Радист сделал мощнейший глоток и предал Рыхтенкеу. Матрос-разведчик, чукча Рыхтенкеу тоже сделал добросовестнейший глоток и передал фляжку мне. Я её уже допил до конца. Выдержанный армянский коньяк легонько просочился в желудок и разлился блаженным теплом. Матрос уже протягивал мне прикуренную сигарету. Ещё в Афганистане на одной из первых засад, проведённых разведотрядом «Ильич», я, потроша расстрелянный автомобиль, нашёл несколько блоков американского «Кэмела». Теперь их только и курю. Даже «блатные» болгарские и наша «Новость» с «Кэмелом» не сравнятся. Последняя пачка закончилась у меня в санатории. Но, благодаря тому, что группу готовили так серьёзно, я смог надавить на обеспеченцев, и нам выделили два блока того самого настоящего курева. Легендирование оно и есть легендирование! И пусть попробуют тыловики это оспорить. Куря в кабине десантирования грузового модуля, я нарушал все мыслимые и немыслимые запреты и инструкции. Несколько сотен метров парашютного перкаля, грузовой отсек летящего самолёта. Да плевать! Может нас уже через пару минут в живых не будет.

– «Ноль два»! «ноль два»! осталось две малых! – раздался голос в наушниках. Или не замечает тлеющих огоньков сигарет в кабине модуля, или ему асбсолютно по херу и он прекрасно нас понимает.

Тщательно затушил окурок о кожу перчатки.

– Готов, – ответил по связи десантирующему и подал знак группе: – Отключаю связь! «одна малая»! По ревуну – отрыв! Ни пуха!

– Нахер! – ответил я весьма непочтительно старшему по званию.

Самолёт пошёл в горку, в отсеке замигали фонари, загудели приводы рампы, лица стали каменными, чувствовались потоки воздуха, ударяющие в стену гермокапсулы, сердце сжалось. Завизжал ревун, в открытый проём рампы выстрелил вытяжной купол. Модуль рвануло с места и выдернуло в пустоту.

Бля, да как же я ненавижу это ощущение!.. Однако в модуле падение ощущалось по-другому. Да мы же в свободном падении, а это невесомость. Эххх! Нас тряхнуло, вибрация кабины прекратилась. Вышли основные купола. Как положено, я отодвинул стекла иллюминатора кабины, провёл разгерметезацию и, чуть подтянувшись, выглянул и зафиксировал выход и раскрытие парашютов. Никаких обрывков, строп и купола. Все в штатном режиме. Внизу пугающая чернота. Хорошо, если всё-таки море. А если лётчики ошиблись и под нами скалы острова? Модуль-то ведь рассчитан на приводнение, а не приземление. Отмечаю по часам – минута, полторы, две. Ещё один рывок. Пошёл плот. Снова выглядываю. Фал уходит вниз, плот еле виднеется. Водной поверхности не видно. Где-то очень далеко на горизонте сереет. Значит, восходит солнце и запад у меня уже определён.

– Готовимся к приводнению!! – проорал я разведчикам и затянул молнию непромокаемого комбинезона на полную, напялил капюшон комбеза на бейсболку, вжался в сиденье.

Хлопнуло, и сразу в борт модуля грохнуло, словно великан впечатал удар ноги. Несколько раз подбросило вверх-вниз, и кабину стало резко заваливать влево. Если бы рюкзаки и Ковалев с Бахраджи не были закреплены в подвесных, они бы полетели на меня. В борт начали с шумом биться волны. В щелях разгерметизированного иллюминатора засвистел ветер, занося микроскопические брызги. Капсула готова была перевернуться кверху днищем. Скорее всего бы и перевернулась, если бы не мощные противовесы – баллоны затопления. Из-за чего такой перекос случился, что пошло не так, как рассчитывала команда выброски. Яснее ясного, один из свободных концов купольной системы не отстегнулся и теперь парашюты напоминают несколько огромных парусов, которые тащат десантируемый модуль по волнам. Ещё чуть-чуть, и мы перевернемся. В темноте вскидываю руку к потолку кабины, нашариваю рычаги замков. Так, нас валит влево, значит надо отстегивать концы правого борта. Купола заполоскают и вывернутся. Выдернул шпильку на проволоке и дернул рычаг. Снаружи, среди шума волн, раздался явственно слышный хлопок. Капсула плюхнулась на днище. Модуль выровняло, и нас стало просто подбрасывать вверх-вниз.

– По расчёту! – закричал я разведчикам и, согласно своим обязанностям, отжал крышку верхнего выходного люка, схватился за поручни и протиснулся на крышу, распластался почти по всей длине модуля и начал нашаривать рычаг ручной лебедки фала плота. Вот он. Крутанул ручку и в живот моментально скатился холодный ком страха. Если плот на месте, ручка должна крутиться туго, резиновый плот с надувающейся палаткой обладает большой парусностью и к тому же в резиновых рундуках дополнительно загружено имущество. У меня же ручка вышла из паза и прокрутилась достаточно легко и без напряжения. Неужто оборвался фал? Да не может такого быть! У него прочность на разрыв несколько тонн! Скорее всего, блоковое крепление на днище вырвало. Я еще раз бешено прокрутил ручку. Отлегло. Ручка начала вращаться туго, почувствовалось натяжение. Скорее всего образовалась слабина фала и на первых двух витках я её просто выбрал. Для проверки выпустил ручку из рук. Её крутануло в обратную сторону. Значит, плот на месте и его относит волнами. Рука заныла. Вращать было намного тяжелее, чем на тренировках. Вот он наш плот, еле видимый в своей серой раскраске среди волн. Тут же из боковых иллюминаторов-выходов высунулись по пояс Бахраджи и Ковалёв и, схватив за резиновые ручки на туго надувшихся бортах, резко притянули посудину к модулю и принайтовали, готовясь к пересадке. Бахраджи, тут же выскочив из иллюминатора, плюхнулся на плот, расстегнул горловину входа и включил освещение, проводя осмотр. Сквозь туго надутую резину палатки не видно света лампочек, но горловина чуть отсвечивает неярким зелёным светом. Сейчас, после контрольного осмотра, начнем пересадку на плавсредство. Готово. Я застопорил ручку и снова нырнул в кабину. Ковалёв ужом скользнул в иллюминатор и начал принимать имущество. Бахраджи страховал сцепление плота и модуля. Рыхтенкеу передавал рюкзаки и оружие. Я готовил капсулу к затоплению. Все имущество на плот в свернутом и подготовленном к десантированию состоянии загружать нельзя по каким-то техническим причинам, поэтому плот загружался только морскими причиндалами: насосами, батареями, веслами-рулями и парусами со складной мачтой, боеприпасами в пачках. Остальное все упаковывалось в рюкзаки и десантировалось вместе с разведчиками. В случае порчи плота или его нераскрытия по приводнению у разведчиков оставался ещё свой запас продовольствия, аккумуляторов, батарей и боеприпасов. Все имущество и личный состав на борту плавсредства. Я пристегнул карабины вытяжных шнуров на баллонах на днище кабины модуля, задраил все иллюминаторы, перебрался на плот.