Незаконная планета - Исай Лукодьянов Страница 5

— Вы утвердили в науке свое мнение о том, что тау — один из видов энергии, рожденных звездной активностью, — продолжал Буров, — и оно считается незыблемым. Я ничего не опровергаю, учитель Шандор, просто мне пришло в голову рассчитать принципиально новый вариант взаимодействия…

Он ничего не опровергает, думал Саллаи, идя по красноватой дорожке сада, и прохлада раннего вечера легко касалась его бесстрастного лица. Попробуй опровергни такую стройную гипотезу. Да, собственно, не гипотезу, а признанную теорию. Он, Шандор Саллаи, создал большой инкрат и разработал тончайшую методику наблюдений. Всего себя отдал он науке, долгие годы жил анахоретом, не вылезая из лунной обсерватории, совершенствуя большой инкрат, шаг за шагом накапливал неоспоримые факты. Таким образом, ценой нескольких десятилетий поистине самозабвенного труда он, Шандор Саллаи, установил наличие периодов Активной Материи и на пике такого периода первым выделил в звездном хоре новый, еле слышный и ранее неведомый голос — тау-излучение. Его капитальный труд, кратко и выразительно названный «Тау», лег в основу нового и, по общему мнению специалистов, наиболее плодотворного направления в астрофизике.

Все это так.

Но годы идут, и все труднее становится ему, Шандору Саллаи, работать у большого инкрата, все реже наведывается он в свою лунную обсерваторию. Нет, не потому только, что наблюдения последних лет мало что прибавляют к накопленной ранее информации. Силы убывают — вот что. Никуда не годится печень — по-видимому, надо решаться на операцию, заменить ее новой. А он все тянет, заглушая боль препаратами и отмахиваясь от советов врачей…

Вечерело. Удлинялись тени. Завозилась, раскачивая сосновую ветку, белка — устраивалась, должно быть, на ночлег. Вдруг Саллаи обнаружил, что Буров умолк.

Почему ты замолчал, Илья? Продолжай.

Мне показалось, что вы отключились.

Нет. Я слушаю.

Математический анализ, который я проделал, — сказал Буров, почему-то понизив голос, — не дает оснований для… ну, для поспешных обобщений, что ли… Но он определенно наводит на мысль, что… на ту мысль, что тау — не один из видов энергии, рассеянной в космосе, а… как бы это выразить…

— У тебя и слов-то нет.

— Просто я не думал о словесном выражении. Я ведь шел чисто математическим путем.

— Хорошо, — сказал Саллаи, сворачивая на дорожку, ведущую к морскому берегу. — Я помогу тебе сформулировать. Твоя статья — имею в виду ее математическую часть, а не тон, который я отбрасываю за ненадобностью, — так вот, статья наводит на мысль, что тау — не один из видов галактической энергии, а ее универсальный носитель. В разных условиях взаимодействия тау-излучение может принимать разные энергетические формы — тепловую, электромагнитную, может быть — и гравитационную. Тау — и не излучение собственно, а единая энергия, рассеянная в космосе.

— Учитель Шандор! — вскричал Буров, слушавший его с жадным вниманием. — Блестяще сформулировано! Универсальный носитель галактической энергии — именно так…

— Погоди, Илья, я не кончил. Формулировка эффектна только внешне. По сути своей она несостоятельна. Тау-излучение обнаруживается только в пик периода Активной Материи. Его дискретность подтверждена почти полувековыми наблюдениями. И тут твои расчеты, как бы изящны они ни были, бессильны. Это — первое…

Саллаи поморщился от кольнувшей в правом боку боли. Невольно замедлил шаг.

— Да, — сказал Буров. — Пик активности миновал, тау много лет не обнаруживает себя. Все так. Но не говорит ли это лишь о несовершенстве техники средств наблюдения?

— Может быть. Но вот — второе обстоятельство. Тау — самые сильнопроникающие частицы. Они поглощаются еще слабее, чем нейтрино, ты прекрасно это знаешь. Трансформировать тау в другие формы энергии невозможно.

— Но мой расчет, учитель Шандор, показывает…

— Ничего он не показывает, кроме качества твоей математической подготовки.

Они вышли на приморскую аллею, повторявшую изгиб бухты, и остановились у балюстрады. Широкая белая лестница вела отсюда вниз, к купальне и бонам яхт-клуба. Вода в бухте была темно-синяя, неспокойная.

«Через неделю гонки, — вспомнил Буров. — Надо бы проверить яхту, настроить ее хорошенько. Алешка к гонкам вряд ли поспеет, ну и ладно, пойду с Костей, с ним надежнее, чем с Алешкой… Жаль, не получился у меня разговор со стариком…»

— Если не возражаете, я пойду, — сказал он.

— Вот что, Илья. — Впервые за время их прогулки Саллаи взглянул на него. — Ты волен выбрать для предвыпускной практики другую тему. Любую другую, по своему усмотрению.

— Спасибо, учитель Шандор. Я подумаю.

— И другого руководителя практики ты можешь выбрать.

— Ну, зачем вы так…

— Я не вечен, — сказал Саллаи и почувствовал, как пугающе точна эта тривиальная фраза. — Я дал тебе все, что мог.

— Еще раз спасибо, учитель Шандор, — сказал Буров, помолчав немного. — За то, что вы научили меня мыслить.

Саллаи не видел, как Буров сбегает по лестнице. Щурясь от ветра, опершись на балюстраду, он долго смотрел на темнеющую бухту, на дальнюю гряду скал, у которой вскипали белые буруны, на запоздалую яхту, идущую к причалу.

Когда-то и он, Саллаи, увлекался парусным спортом — пока большой инкрат не поглотил все его время.

Яхта сменила галс, парус перебросился на другой борт. Галс влево, галс вправо. Да, иначе чем в лавировку против ветра не пойдешь. Не то он слышал, не то читал, что когда-то остроносые астраханские рыбачьи шхуны за способность ходить под немыслимо острым углом к ветру называли «с богом супротивницы».

«Неплохо сказано, — подумал Саллаи, морщась от привычного покалывания в боку. — С богом супротивницы…»

Вершина горы Гюйгенса утыкана каменными иглами — не слишком удобное место для отдыха. Примостясь, кто где, курсанты подкреплялись питательной пастой. Для этого нужно было, уперев под шлемом подбородок в грудь, нащупать губами гибкую трубочку и одновременно повернуть на поясе регулятор. Умная штука — десантный скафандр, рассчитанный на долгое пребывание в чуждой среде. Портативная рация, запас дыхательных патронов, система автоматического регулирования температуры, санитарный шлюз, емкость с высококалорийной пастой — да, умная штука. Только надо уметь пользоваться. Морозов получил уже хороший урок: в первый день похода на привале он набрал полный рот пасты и закрыл регулятор, но паста продолжала ползти из трубки, расползаясь по лицу и стекая на грудь. Чуть Морозов не задохнулся. Вскочил на ноги, растерянно замахал руками. Хорошо — подоспел инструктор. Оказалось, Морозов перепутал регуляторы: вместо того чтобы выключить подачу пасты, снял питание с портативной рации. Ну, больше с ним такое не повторится.

Курсанты подкреплялись на вершине Гюйгенса, обменивались впечатлениями, перешучивались.

— Кто барабанит по моему шлему? Это ты, Алеша? Сделай одолжение, подбери ноги.