Моролинги - Максим Дегтярев Страница 5

Начавшись вчера вечером, дождь продолжал лить и сегодня. Последний дождь в этом году, как заверили меня коллеги из Отдела Стратегического Планирования. Я с ними связался еще с пересадочной станции – хотел узнать про погоду. Ответил мне зануда Нимеш. Он сказал, что, мол, зря я думаю, будто спрашивать у него про погоду – это очень остроумно, а если и остроумно, то не ново: мол, их подобными вопросами уже достали. Я ответил, что если он не знает, то пусть так и скажет и перекоммутирует меня на справочную метеослужбы. Тогда он предложил поспорить на сотню, что в день моего прилета пойдет последний в этом году дождь.

Спорить я отказался под тем предлогом, что ему нечем ответить – так я намекнул, что все деньги в Редакции зарабатывает наш Отдел Оперативных Расследований, а Нимеш и прочие только штаны протирают. Но если говорить серьезно, дожди на Фаоне такая же редкость, как температура выше пятнадцати тепла, поэтому уже второй дождь за год может стать последним. Нынешний дождь был по меньшей мере третьим, и Нимеш, предсказывая, ничем не рисковал, в отличие от меня, рисковавшего целой сотней. Кстати сказать, за «дело Евклида» я больше и не заработал, потому что мой босс согласился на время конференции отрядить своих сотрудников в штат правительственной охраны исключительно из политических соображений. Получается, Доусон не первый, кто избавляет меня от политических забот. Взамен, мне позволено исполнять черную работу: обезвреживать бомбы, ловить преступников, спасать простых и не очень простых граждан от всевозможных бед, – в общем заниматься всем тем, чем обычно занимаются рядовые сотрудники Отдела Оперативных Расследований, сокращенно ООР или просто Отдел.

Только вчера я прилетел с Земли, а уже сегодня, с утра пораньше, спешу предстать пред Шефом с полным отчетом о проделанной работе. С тех пор как Шеф возглавил ООР, сотрудникам запрещено упоминать его имя всуе, поэтому он до пенсии проходит в Шефах.

Название нашего агентства еще секретней, чем имя Шефа, поэтому я, как все остальные сотрудники, называю агентство «редакцией». Почему именно «редакция», а не, скажем, «ассенизация» или «трепанация» – я объясню позднее.

Выбравшись на крышу термитника – ну-очень-многоквартирного дома, где я живу, и послав сотое за последние сутки проклятие на голову Нимеша, я занял место в своем (служебном) флаере и велел автопилоту везти меня к черту на рога , – этим ключевым словосочетанием вот уже два месяца обозначалось местонахождение Отдела. До этого было: "к Шефу в"…

…Нет, стыдно сказать. Лучше уж умолчу.

– Что-то со зрением? – спросил я Шефа после традиционного обмена приветствиями.

Шеф отнял от глаз согнутую восьмеркой медную проволочку и сказал, что со зрением у него все в порядке. На людях эту проволочку он выпускает из рук лишь в исключительных случаях, как то: прием пищи, если нельзя обойтись одной только вилкой, рукопожатие с какой-нибудь молодой красивой дамой, когда правой рукой он сжимает даме ладонь, а левой нежно поглаживает по тыльной стороне ладони, подсчет моих ошибок, когда пальцев на одной руке не хватает, ну и так далее. Как он поступает с проволочкой, оставаясь один, – сказать не берусь, потому что не знаю.

– Рассказывай, – велел он без каких-либо уточнений.

Я подал ему кристаллозапись с отчетом. Он вывел отчет на экран и поморщился.

– Про бомбу и Евклида я уже слышал. Ты мне про конференцию расскажи. Что удалось узнать?

Пересказ сообщений из «Вселенских Новостей» меня нисколько не затруднил, но Шеф выдержал не более минуты. Он вскочил и двинулся на меня. Я подумал, а не встать ли и мне. Это лучший способ усадить его обратно в кресло. Когда мы оба стоим, ему трудно сохранять высокомерный тон. Но я не слишком-то обольщаюсь. Наш научный консультант Ларсон как раз заметил, что Шеф будет выше меня на голову, даже если ляжет. Шеф, разумеется, понял, что ему отвесили комплемент, и преисполненный скромности ответил, что, увы, какую бы глупость я не сморозил, мой рост останется при мне. Ларсон, в тон Шефу, добавил: «если в следующий раз ему не оторвет ноги». Он так сказал не со зла, а из-за того, что во время экстренного катапультирования на Хармасе я зацепился ботинком за педаль амплефаера. К счастью, ботинки были на липучках, и все обошлось.

В их словесной игре я предпочел не участвовать (дабы не сморозить глупость, например).

Так вот, встать я все-таки не встал, а Шеф подходит ко мне и глядя сверху вниз спрашивает, за каким чертом он меня посылал, если я ничего путного разведать не сумел. А я ему отвечаю, что, вероятно, он именно меня послал охранять губернатора, поскольку я один способен, превозмогая тропическую лихорадку, день и ночь рыскать по ночлежкам Матары и Велигамы в поисках Евклида – ведь нашелся же идиот (советник Доусон, догадался Шеф), который вообразил, что Евклид должен быть где-то рядом; я один знаю, как обезвредить термоядерную бомбу одним водопроводным ключом, и это учитывая то, что никто и не подозревал, что бомба – термоядерная, предыдущие-то три были обычными, тринитротолуоловыми. Не окажись под рукой ключа, через двадцать секунд – всё, привет, собирайте корабль пылесосом.

Кто, кроме меня, снова спрашиваю я, смог бы догадаться, что ни в коем случае нельзя резать зеленый провод с синими полосками, а наоборот – красный с желтыми.

Тут он меня остановил.

– Сократись! – сказал он и намотал проволоку на палец: признак глубокой задумчивости. Мораль: сиди и не дыши. Поразмышляв, велел:

– Возьми Ларсона и ступай в переговорную. Поговори с клиентами, они сейчас явятся. – Он посмотрел на часы, потом на дверь.

Без лишних слов я удалился.

Ларсон уже сидел в переговорной комнате. Во внеслужебное время Хью Ларсон бывает вполне сносен и даже мил. Но бойтесь, если он будет с вами мил, когда вы обращаетесь к нему за советом или консультацией. За внешним обликом ученого педанта скрывается любитель довольно дерзких розыгрышей, сносить которые без звука способен только такой спокойный и уравновешенный мужчина, как я. За две минуты до прихода клиентов вряд ли стоило ожидать от него какой-нибудь пакости, и я абсолютно безбоязненно уселся рядом.

Часть переговорной комнаты занимает вытянутый овальный стол. С той стороны стола, где предполагается сидеть сотрудникам Отдела, стоят терминалы нашего центрального компьютера. Ларсон сидел за одним из терминалов. Краем глаза я увидел, что он читает чье-то досье.

– Клиент? – спросил я.

Ларсон молча кивнул. Сам он считает, что экраны из переговорной надо убрать или заменить на что-нибудь менее заметное. Аргумент он выдвигал такой. Клиент чувствует себя ущемленным, наблюдая, как мы, беседуя с ним, время от времени поглядываем в большие экраны, где неизвестно что изображено – что-то важное и, без сомнения, секретное. Клиенту остается только пялится на развешанные по стенам картины или к себе в комлог, где он все равно ничего нового для себя не увидит, поскольку стены агентства надежно экранируют любой посторонний сигнал. Поэтому Ларсон предлагает хотя бы уменьшить экраны терминалов до среднего размера экрана комлога. Но Шеф пока не спешит воспользоваться его советом.