Восточный пакт - Сергей Извольский Страница 5

Так и не открывая глаз, посидел с минуту. Несмотря на бессонную ночь, усталости не было – я словно в юность вернулся, когда по двое суток мог на ногах проводить, успевая и днем на работе, и ночью на отдыхе. Сейчас же, впрочем, сознательно расслабился и задремал. Буквально на десять минут.

Когда заставил себя проснуться, чужое внимание ощущалось гораздо ярче, концентрированнее. Зевнув, прикрыв рот рукой, я открыл глаза и щурясь от пробивающихся через кроны деревьев лучей вечернего солнца, осмотрелся. Вокруг кучковались гимназисты разных годов обучения, делая вид что пришли сюда почти случайно. Ага, пятнадцать минут назад здесь ни души не было, а теперь у двух десятков сразу тут дела появились. Спокойно верится. Хотя, чего это я – действительно дела появились. Связанные со мной – потому что именно я сейчас в центре общего направленного внимания.

Еще вчера ничего подобного не было. Минус мне с занесением в личное дело - потому что не подумал об этом недавно в классе. Решил, что интерес ко мне связан с выборной ролью старосты. Брать себя в руки уже надо, чтобы не получилось потом как у Талейрана: «Это хуже, чем преступление, это – ошибка».

Оглядевшись мельком по сторонам, насчитал не менее двух десятков человек. Юноши и девушки самых разных годов обучения разбились по небольшим компаниям. В основном расположились на соседних скамьях и мягкой траве поодаль. Самая крупная группа, не менее пяти человек, двигалась в мою сторону по гравийной дорожке. В этот момент у меня сработала интуиция – я понял, что сейчас что-то случится. Кульминация направленного на меня внимания.

У меня оставалось не больше десятка секунд, пока кампания подойдет ко мне. Но бег времени приостановился, и я оказался словно среди подернутого лоскутами мглы пространства. Вновь в состоянии полной собранности мне получилось ускориться, замедляя бег времени. Растянутые мгновения тянулись густой патокой, а я думал о том, что послужило причиной столь заметного ко мне интереса.

Арест Анны Николаевны? Но почему тогда именно я? Нет, здесь что-то другое. Причем очень важное, иначе не стали бы гимназисты кучковаться вокруг меня столь массово. Человек двадцать сейчас точно есть в пределах видимости, плюс еще одноклассники, которые также глядели с интересом, причем скрытым и болезненным. Значит, что-то из трех «С» - скандалы, смерть и секс – темы, исстари волнующие людей сильнее всего.

Скандал? Легко, если информация о моем происхождении стала явной. Но настолько сильный показательный интерес? Не верится.

Смерть? Можно вспомнить убийства в поезде монорельса, хотя… три убитых жителя протектората совсем не то, что может заинтересовать золотую одаренную молодежь.

Секс? Вот это более вероятно, особенно если вспомнить наш недавний выход в свет с Зоряной. И получается, что вот этот интерес связан с тем, что я гулял по городу в компании бывшей проститутки? Да нет, не особо вариант – вряд ли моя фигура столь значима, чтобы акцентировать вообще на ней внимание, тем более по этому поводу.

Значит, что-то еще. И что именно, сейчас узнаю – подумал я, вновь возвращаясь в русло обычного течения времени. За те мгновения, что у меня оставались до подхода компании, успел открыть ассистант и многозначительно уставиться в сохраненный рисунок девичьего силуэта. Подходящие все ближе гимназисты вдруг громко засмеялись, как по команде. Смех предназначался явно для меня, при этом в нем чувствовалось некоторое напряжение. Напряженное ожидание, скорее.

- Ахах, вот это каламбур! Да уж действительно, инцест дело семейное… как считаешь, Артур? – проговорил один из гимназистов.

Тип нордический – говорят про таких. Светлые волосы – не как у меня, с пшеничным желтоватым отливом, а почти белые. Редкие, практически незаметные брови, бесцветные глаза. А нет, не бесцветные – светло-голубой, даже серый магический отсвет. Адепт воздуха, причем довольно слабый.

Я смотрел гимназисту прямо в глаза, не моргая. Но боковым зрением заметил и перстень на пальце, и эмблему на рукаве – щит воздушника, третий курс. Явно совсем недавно прошел инициацию, овладев силой стихии.

Гимназист немного приостановился – потому что взгляда от него я не отрывал. Он же, глядя мне в глаза ожидал ответа. С толикой легкого беспокойства, но больше с предвкушением – так бывает, когда слабый действует под крылом сильного. И когда понимает, что может себя вести в непривычно широких рамках безнаказанности.

Догадкой сверкнуло, что именно скандал и секс стал причиной интереса. Какой гимназист-воздушник все же молодец! Он нашел всего одну короткую фразу, которая все-все-все мне сразу объяснила: теперь окружающие знают, что я Алексей Петрович Юсупов-Штейнберг, а также наверняка и то, что голую Анастасию забирали утром из моей кровати.

За несколько кратких мгновений в мыслях промелькнула пара вариантов нейтральных ответов и возможных действий. Но кто-то сумрачный и темный шепнул, что хорошего исхода для меня не будет. Смех оружие часто сильнее огнестрельного, и если я сейчас не сделаю то же, что совсем недавно сотворила на площадке Анастасия, мне будет только хуже. Причем времени на раздумья не оставалось – еще миг, и белобрысый гимназист насмешливо пожмет плечами, развернется и уйдет, удовлетворившись результатом. Вероятно, найдет еще пару шутеек уже только для друзей, оставив меня обтекать.

- Прости, ты что-то сказал? – сморгнул я, нацепив на лицо приветливо-наивное выражение.

Вопросом поставил гимназиста в тупик. Парень явно ожидал от меня смущения, но никак не подобной реакции.

- Я… - едва-едва замялся белесый воздушник. Мне же этого хватило, чтобы перехватить инициативу.

- Что ты? Сопли не жуй, скажи нормально, - негромко, но уверенно произнес я.

Лицо воздушника моментально покраснело, прием так сильно, что белесые брови стали видны гораздо лучше.

- Тебя манерам не…

- Сколько видел в жизни одаренных, но таких альтернативных в первый раз, - уже повысил я голос, нагло перебивая. – Сформулируешь мысль, приходи снова. Давай, до свидания! – помахал я рукой небрежно, словно крошки стряхивая. И показательно потеряв на краткий миг интерес, снова вскинулся, не давая гимназисту что-то сказать. Окинув его брезгливым взглядом, я произнес, чтоб уж наверняка: - Хамло… Господи, что за страшный век, какое вокруг быдло, - на фоне эха прошедшей лекции фон Колера смиренно и очень-очень тихо добавил я, возведя очи к небу. Сказал не для всех, но не настолько тихо, чтобы гимназист-воздушник не услышал.

Неприкрытое хамство вообще выглядит оскорбительно. А если хамить, при этом на голубом глазу еще и нагло обвиняя в этом оппонента, то это сверх оскорбительно-обидно. Но у меня не было другого выбора – из двух зол, как правило, выбирают меньшее, а иного варианта сохранить хоть как-то лицо и не стать объектом всеобщего смеха я просто за столь короткий срок не нашел.

Гимназист не выдержал. Фразу он еще не сформулировал, но сделал шаг ближе ко мне, глядя со злостью и сжав кулаки. Явно на дуэль хочет вызвать.

- Да иди уже, – снова небрежно махнул я рукой. – По средам не подаю.