Размышления русского боксёра в токийской академии Тамагава - Семён Афанасьев Страница 49

– Знаешь, наверное, нормально. С одной стороны, Мивако права. Мужчина, бросающий на пике успеха тех, кто был с ним с самого начала, на нормальное будущее в жизни после такого может не рассчитывать. – Принялся рассуждать вслух Асада-старший, рыская глазами по кабинету в поисках одной вещи.

– Не говоря уже о том, что есть ещё и выборы. И твоих мордобоев с женой не потерплю не то что я, а… ты понял.

– А какое тебе дело до моей жены? – снова вернул сварливость в интонации финансист.

– А никакого. Не было бы. Если бы моя сестра не шла за тебя замуж. Ты же не думаешь, что я отпущу младшую за мужика, который может бросить свою первую жену и детей?!

– Похоже на вмешательство в личный приват, – неловко пошутил Асада, воодушевляясь при виде того, что искал.

– Оно и есть, вмешательство. У нас нет привата на этом уровне. – Не поддержал остроты товарищ. – Чтоб ты не надувался, как бык при поносе: если бы на твоём месте был я, и ты узнал, что я со своей женой… из-за девки на четверть века моложе… Ты бы что делал?

– Вначале попытался бы с тобой поговорить. Потом дал бы по морде. Наедине, чтоб никто не видел. Ну или, по крайней мере, попытался бы дать, – уточнил Ватару.

– Вот видишь. Так ты ещё и младше по иерархии…

– А при чём тут это? Принципы есть принципы! – по инерции вспыхнул возражением финансист. – Бл#дь, о чём мы спорим, – спохватился он тут же.

Оябун весело заржал.

– Слушай, Гэнки. Такое дело, – Асада деловито скручивал крышку с найденной в столе квадратной бутылки. – У меня, кажется, некоторый отпуск сейчас начнётся.

– Решил алкоголя принять? – мгновенно догадался товарищ. – Как обычно? – добавил он уже менее одобрительно.

– Каждый раз, когда я выпиваю, я искренне планирую: эта бутылка последняя, – честно ответил Асада. – И категорически не собираюсь продолжать. Оно просто потом само…

– Иногда мне кажется, что это не Масу с севера подобрали после землетрясения, – проворчал кумитё. – Судя по тому, что только ты можешь начать квасить в пять утра. И зависнуть в этом состоянии на неделю.

– Так уж и неделя? – неловко спохватился Ватару, с сожалением глядя на только что наполненный стакан.

– Личный рекорд – девять дней. – Безжалостно парировал друг. – Ладно. Срочного вроде ничего нет, время есть. Ты в офисе всё это время будешь? Никуда не вылезешь?

– А когда я в таком состоянии куда-то выходил? – поразился финансист. – Доставка до дверей работает. В таком виде на люди нельзя. Мне в таком виде тоже никто не нужен…

– «В общем, ждите меня дня через три-четыре», – озвучил за собеседника оябун. – Ладно. Только все счета и карты заблокируй? На это время? На всякий случай.

– По работе ещё перед сном всё задвинул, как обычно.

– А я не про работу. Я и про твою личную долю. У тебя сейчас две бабы, а ты сам будешь дня три валяться. Считай, что это приказ.

– С удовольствием, – кивнул Ватару, одним движением отсекая через нейроконцентратор весь мир от любых финансовых потоков, к которым был доступ лично у него.

Оставляя себе только текущий счёт с несколькими сотнями тысяч иен, на дежурные расходы.

– Вы же без меня протянете?

– Нал же есть, – пожал плечами Гэнки Томиясу. – На операционное хватит. Ты так говоришь, как будто это всё первый раз…

Двое товарищей деликатно помолчали пару мгновений.

Вообще-то, бывали раньше моменты, когда непредусмотренный планом выход из строя главного финансиста, пусть и на время, доставлял немало проблем операционной деятельности организации.

Но Гэнки рубить сплеча не стал, и со временем обе стороны приспособились к подобным деликатным моментам.

Справедливости ради, запои у Ватару Асады случались не чаще трёх раз в пару лет, и длились теперь строго не более недели.

Оябун себе объяснял слабость товарища вообще просто: работа нервная, без отпусков, с кучей ответственности. Когда организм товарища перегревался сверх нормы, он сам сигнализировал: и Ватару устраивал себе короткий, до недели, отпуск прямо там, где его настигала пагубная страсть.

Сейчас это вообще случилось в офисе. Хоть и невовремя – выборы на носу; но тут ничего не поделаешь. Старый друг есть старый друг. Главное – что алкогольные излишества Асады за пределы его кабинета не выходили никогда.

– Давай. Встретимся через три дня, – услышал кумитё весёлые слова товарища.

На фоне звона одного стакана о бутылку.

– И надо ж тебе именно сейчас было, ч-чёрт, – проворчал старший товарищ в потухший экран. – Ни раньше, ни позже. А с другой стороны, две жены тебе через денёк-другой сами глаз на жопу натянут. Когда Мивако твою первую в офис приведёт, хе-хе. Тебя реанимировать и в чувство приводить. Может, и хорошо, если он перед выборами отдохнёт и оклемается, – закончил Томиясу уже сам себе.

* * *

– Поиздевалась над пацаном? – тихо, но дружелюбно фыркнула Мию, когда Цубаса утром вышла на кухню. – Во сколько ты от него ушла?

– Да пёс его знает, – зябко поёжилась младшая, оглядываясь по сторонам и целеустремлённо направляясь в сторону ближайших войлочных тапочек, стоявших у холодильника. – Часов около пяти, наверное. Я на комм не смотрела.

Маса, в своей перманентной наивности, действительно всё больше ассоциировался у красноволосой с полевым сусликом.

Разумеется, она тут же занозилась в душе на его отказ от её физиологической помощи. Но не говорить же ему об этом вслух?

– Что-то было? – как будто нейтрально спросила старшая сестра, но со вполне понятным контекстом.

– П-хы, не-а. Сопел два часа и ворочался. Но так и не решился. – Честно ответила Цубаса. – Отказался.

– Так вот чего ты оттуда столько не шла, – догадалась Мию. – Рассчитывала, что передумает?

– Ну. А оказался кремень, – чуть сконфужено призналась младшая. – Знаешь, мне кажется, он – гайдзин в некоторых вопросах гораздо больше, чем может показаться.

– Язык чистый, без акцента и искажений лексики, – тут же отреагировала старшая, разрезая омлет на две половины и придвигая посудину с одной из порций красноволосой. – Я думала, он с детства у нас рос.

– Я тоже так думала. Но не всё так просто. В некоторых вопросах, он не наш. Знаешь вот чувствую, а сказать не могу, – Цубаса, с благодарностью кивнув, впилась зубами в жаренное яйцо и овощи. – В общем, если брать нравственный императив, то он не наш. Ну, в этих вопросах так точно.

– Тормознутый? – сообразила Мию.

– Скорее, консервативный. И с идеологией оттуда. Кажется. – Младшая неопределённо ткнула пальцем в сторону окна. – Даже о временных жёнах как будто не слышал. Ну и по мелочи…

– Тяжело такому мужику жить будет, – вздохнула старшая. – Ветром твёрдых часто ломает…