Хроники Навь-Города - Василий Щепетнев Страница 48

Кот подошел к рыцарю и потерся о ноги. Фомин машинально нагнулся, погладил зверюшку. Ты-то хоть обыкновенный, или тоже чем-нибудь ошеломишь?

Кот мяукнул и вернулся к старухе на колени. Морда круглая, простодушная, но в глазах Фомину почудилось, что кот подмигнул: мол, не теряйся, рыцарь, эка невидаль — говорящая старуха.

— Признаюсь, сударыня, я в недоумении…

— Умные слова тебя смутили, что ль? Ну, это дело объяснимое. В обществе Гермеса Трисмегиста любят щеголять терминологией Межпотопья. Я, правда, у них сама не была, но слышать — слышала. Но в сторону герметиков, доблестный рыцарь, не о них я пришла говорить.

— А о ком?

— В Крепости погиб мальчик. А второй стал желтком.

— Второй болен.

— Он не болен, рыцарь. Теперь он — питательная среда, говоря языком герметиков.

— Питательная среда? Для кого?

— Я не знаю.

— Но откуда вы вообще знаете о случившемся? Кто вы такая?

— Старые колдовские способы — хрустальный шар, шепот звезд, ведьмин котел. А я, разумеется, колдунья. Зови меня Панночкою, тут и титул, и имя, и даже профессиональный ранг. И хочу дать еще один совет — не задавайте магам по два вопроса вместе. Даже и один вопрос не задавайте. То, что можно рассказать, дружественный маг расскажет сам. И порой более того, вот как я, болтаю и болтаю.

— Следовательно, вы, Панночка, расположены к нам дружественно?

— Да. Хотя и в противном случае я бы уверяла вас в том же. Потому будьте настороже и спиною ко мне не поворачивайтесь, разве что у вас глаза на затылке.

— Быть может, вы устали с дороги? Крепость Кор от всей души предоставит вам свое гостеприимство, — сказал Фомин. А ведь это отступление, переходящее в бегство. Паника-с, доблестный рыцарь.

— Спасибо, мил человек. Отдохнуть мне не помешает. Да и тебе тоже.

Догадливая служанка уже ждала под дверью.

— В покой Альфа, — шепнул ей Фомин. Та если и удивилась, виду не подала. Покой Альфа — для самых высоких особ. Императора, например. Император в Крепости еще не был, едут-с, а вот герцог Ан-Жи гостил. К счастью, Фомина в Крепости тогда не было, он с Небесами вокруг Луны вращался, в высших сферах, так сказать. Манаров до сих пор вздыхает, вспоминая дорогого гостя. Как пил сиятельный гость! А рыцари, согласно куртуазного кодекса, должны были составлять достойную компанию питуху. Разыграли жребий, Манарову и повезло…

— Как солнце земли коснется, доблестный рыцарь, так я тебя жду, — подхватывая кота, пообещала колдунья.

— Я буду счастлив, — пробормотал Фомин.

Специалист по магии. А на специалиста и маг бежит. Или хотя бы пешком идет. А теперь отдыхает.

Откуда, кстати, могла прийти ведьма? На три дня пешего пути совсем немного поселений, он знал всех если не по имени, то по репутации. Были ворожеи, колдуны третьесортные — чирей заговорить, зелье приворотное состряпать, крыс вывести погулять в соседний лес на недельку-другую, ключ открыть, один мастак даже искры из глаз пускал и сквашивал молоко на расстоянии полета стрелы, в общем, народное творчество и парад самородков.

Левитация? Большие маги частенько летали, но, как правило, невысоко и недалеко. Отчего так, Фомин не знал, а маги не говорили. Быть может, велика трата энергии, бег ведь тоже быстрее ходьбы, да сил съедает много. Золотое правило механики, пусть и неявно, должно срабатывать и в магии. Выигрываешь в расстоянии, теряешь в массе. Вон какая худая старушка-то. И кот не из великанов, хотя на вид лихой. Кстати, мордою похож на одного знакомого вольного торговца, по совместительству ученика чародея. Как там Луу-Кин продвигается по тернистому пути Познания Магии?

Два часа Фомин провел в библиотеке, постигая азы сыскной науки. Нашелся-таки учебник криминалистики Межпотопья. Весь не весь, а кое-что прочел и даже запомнил. Подковался теоретически. Одною подковой, на заднюю левую ножку.

Пора применить знания на практике. Хотя бы полягаться.

Он пошел к кадетскому корпусу. Многого тут не узнаешь, но все же…

Дежурный по казарме выпучил глаза, выпятил грудь и срывающимся голосом доложил, что вот-де кадет третьего года Сай-Бек имеет честь приветствовать, — далее шло что-то совсем невразумительное. Фомин в который раз подумал, что неплохо бы пригласить молодого честолюбивого драматурга, пусть сочинит новый этикет, продумав его до мелочей, слогом простым и возвышенным одновременно. Но — традиция, но — уважение к первому сочинителю, покойному ныне рыцарю Сем-Ецкому, который умудрился за три недели сочинить тот этикет, что и по сей день со скрипом, но работает. Собственно, рыцарь и пал жертвою этикета, вызвав на дуэль заезжего авантюриста, не сумевшего выговорить формулу приветствия флага Крепости Кор. Заезжий рыцарь, не будь дурак, выбрал оружием смертный пой, в коем был мастером непревзойденным, и на третьем литре, когда соперники уже готовы были к примирению, Сем-Ецкий из куража потребовал по стопочке царской водочки, имея в виду, верно, императорскую, настоянную на роге белого риноцеруса. Первым, как и положено, пил заказчик…

Кадетская жизнь — жизнь казарменная. Все на виду. Места для приватности мало. Дортуары на шестерых, и оба кадета принадлежали к разным шестеркам.

Личных вещей — не собственных, дозволенных уставом, а именно личных, отражающих склонности души, Фомин нашел две. У кадета Ван-Ая — мешочек с набором фигурок игры Раа, «битва дня и ночи». Занятная игра. И непростая, существовали даже школы, где годами учили ее премудростям. Правда, не здесь, а в весьма дальних краях, на той стороне Реки. Он потрогал фигурки. Неф-камень. Такой набор был большой редкостью, очень большой, и не только из-за цены: лишь раз в пять зим резчики школы Ое готовили новый набор, и лучшие игроки всех школ следующее пятизимие бились между собой за право владения им.

Возможно, кто-то из предков Ван-Ая был великим игроком. Или богатым ценителем Раа, купившим их у попавшего в нужду игрока или его потомка.

Фомин бережно сложил фигурки обратно в мешочек. Глава кадетского корпуса, доблестный рыцарь Рыбалко позаботится, чтобы родные Ван-Ая получили их обратно. Жаль, очень жаль, что Рыбалко сейчас в отлучке.

Личной вещью кадета Дор-Си был свиток изречений Мара-Ха, таинственного мудреца, не оставившего после себя ни жизнеописания, ни учеников, а только изящные четверостишия, заключающие в себе, по мнению некоторых ценителей, всю мудрость мира.

Свиток хранился в цисте розового дерева, и Фомин почему-то подумал, что это подарок какой-нибудь юной девы. Да не почему-то, интуиция здесь ни при чем — просто пергамент надушен, да и почерк переписчицы, старательно выводившей вечные строки, указывал на то.

Такие вот личные вещи у наших кадетов.

Много это тебе дало, доблестный рыцарь Кор-Фо-Мин?

Он распрощался с дежурным. До земли Солнцу еще локтей шесть. Что будем делать с ведьмою? Союзница ли она? Просто так, ни с того ни с сего союзники на голову не сваливаются. Разве что наш враг — и ее враг? Это было бы очень хорошо, хотя бы потому, что уж ведьме-то своего врага знать положено.